Ненависть навсегда - Николай Александрович Масленников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Рад ли я серебру? – переспросил Жемчужный Володя. – Знаешь, Война, у меня такое ощущение, будто второе место – это самое обидное из призовых.
– Почему? Вторым быть лучше, чем третьим, это факт.
– Фактически может быть да, но не психологически. Бронза приносит больше радости, чем какая другая медаль. Вообрази свои ощущения, когда ты находишься в шаге от вылета, но у тебя еще есть шанс зацепиться. Либо ты в тройке сильнейших, либо приехал на соревнования зря. Затем выходишь на ринг и взрываешься: бьешься, будто последний раз в жизни, показывая все свое мастерство. Если выигрываешь, то победа воодушевляет, чувствуешь себя каким-то героем. – Хруст снега стал таким же громким, как голос Володи. Глеб остановился и прикурил. – Золотой медалью ты гордишься просто потому, что оказался самым сильным. А серебром… при серебре свой последний бой ты проиграешь. Ты – сильнейший из проигравших, стоишь с унылым лицом на пьедестале, когда вокруг тебя все улыбаются.
Потребовалось две затяжки, чтобы приехал автобус. Толкаясь, старухи ринулись к дверям, будто бы в могилу. Но следовавший за ними толстый и широкий мужик, не очень-то спешил. Прежде чем полезть в салон, он поднес палец к носу и сморкнулся. Желтые сопли легли на снег.
– Но обиднее всего другое, – не останавливался Володя, – обиднее всего, что я опять проиграл Машине.
– Машине? – переспросил Глеб и обратился к водителю автобуса: – До конечной, здесь без сдачи.
– Что?
– Говорю: кому ты проиграл?
– Машине. Я тебе как-то рассказывал про него, это боксер из Шаболовки. Не могу выиграть его с прошлого года.
– А, вспомнил. Мы еще смеялись над его псевдонимом?
– Точно. В этот раз надсмеялся он надо мной.
– Дерьмо случается. – Приземлившись возле бабушки, Глеб заметил, как она покосилась. – С каким счетом ты ему проиграл?
– Досрочно, Война. – Голос стал мрачнее тучи. – Я проиграл нокаутом во втором раунде.
– В смысле? Прям вырубил тебя?
– Нет, ударил по печени. Боль была такая, что я сел на корточки. Так и просидел весь счет.
– Представляю.
– Ага. Сейчас еду домой и знаешь, о чем думаю? Если бы стоял выбор: повторно выйти на ринг с Машиной или вновь сесть за учебники, я бы серьезно призадумался. И там, и там ждет смерть. – Володя пустил в трубку вздох уставшего человека. – А у тебя как дела? Как в Питере погодка?
Глеб посмотрел на мельтешащую за стеклом природу и непроницаемое как молоко небо.
– Серо и ветрено.
– Пора бы уже привыкнуть! Работа как?
– Нормально, уже в дороге. Дел много, поэтому выехал пораньше. В принципе, так каждую субботу.
– Блин, я до сих пор поверить не могу, что ты работаешь в пивнушке!
– Это плохо?
– Нет, просто непонятно, как ты туда вообще устроился, будучи семнадцатилетним.
– Ха-ха, у меня старушка тоже так говорит, не верит. Каждый вечер пилит из-за этого, думает, будто я опять взялся за старое и отвисаю где-то целыми днями.
– Объяснить не пытался?
– Пытался. Но что толку? Там как об стенку горох.
Они проговорили все тридцать минут, пока Войнов Глеб ехал на автобусе.
Все оставшееся до работы время Глеб размышлял, как важна в жизни цель. Некоторые события происходят случайно, но если верить в фортуну больше, чем в собственные силы, то будешь плыть по течению. Цель нужна как минимум для того, чтобы знать в какую сторону несет тебя своевольным потоком событий, и либо сопротивляться ему, либо грести усерднее, с ним по направлению, лишь изредка поправляя веслами. Если подумать, то Глеб явился на Гороховую с целью устроиться на работу, и намерения осуществил. Он сидел на веслах, лавировал среди моря бед, являлся той главной силой – а то, куда причалил, есть следствие сил, от него независящих.
Как только Войнов Глеб зашел в «Пивную Яму», мысли как рукой отсекли. Мари редактировала стенд с ассортиментом. Она стояла на стуле и, сосредоточив все внимание на процессе, выводила красивые надписи. От движений руки Глеба переполняла гордость. Гордость и восторг.
На звон колокольчиков белокурая голова повернулась.
– Доброе утро, пирожочек! Ты что-то рано сегодня.
– Мне просто нравится своя работа.
– О да, верю охотно. – Она наклонилась и обняла Глеба, но небрежно, боясь запачкать себя и его в мелу. После вновь принялась за работу. За два месяца общения Глеб ни разу не замечал у нее плохого настроения, даже по утрам. – Ты модно выглядишь!
– Потеплело. – Глеб сразу понял, что она имеет в виду бомбер и бордовые сапоги, которые он надел впервые в нынешнем году. – Почему «пирожочек»? Намекаешь, будто я толстый?
– Нет. Но такой же румяный.
– Правда? А то я уже испугался.
– Испугался? Зря. В толстоте нет ничего плохого. Говорят даже, хорошего человека должно быть много.
– Для этого не обязательно быть толстым. – Глеб облокотился на барную стойку. – Ты тому пример.
– Я просто умею скрывать это под одеждой.
Глаза непроизвольно пробежали по пышным соломенным волосам, спине и остальному телу, чуть шевелящемуся в такт руке. Классические приталенные штаны, которые на строгий манер обтягивали бедра и поясницу, делали ее тело безукоризненным. Мари принижает свои достоинства, как любят делать это все девочки.
– Неправда. У тебя отличная фигура, Мари.
Она обернулась и, сверкая золотистыми глазами, в шутливой манере отчитала его:
– Занялся бы делом, Глеб, а то слюной подавишься, и никто тебя не спасет!
Войнов Глеб действительно глотнул.
– Что, какая акция у нас будет сегодня? – Ценник в строчке указывал сто рублей, но название пустовало.
– Вот как раз! Я тебе звонила, но было занято. Хотела спросить: какое там пиво бродить начинает? Ты мне вчера про него говорил, помнишь?
– Немецкое.
– Значит, Немецкое и запишем.
Ловко придумано, Глеб не сдержал улыбки.
– Ты самый злорадный маркетолог, Мари!
– Спасибо, я знаю! – засмеялась она и красивыми буквами вписала просроченное пиво.
Войнов Глеб расшнуровывал любимые бордовые сапоги, когда позвонил водитель и предупредил, что поставка приедет в течение часа. Отлично, подумал Глеб, у него как раз будет время раскрутить шланги и снять кеги, из которых высосали все содержимое. А когда приедут грузчики, они помогут поднять полные, пятидесятикилограммовые тары на верхнюю полку, иначе одному ему с такой тяжестью не справиться.
Именно поэтому он явился на работу к девяти, а не к двенадцати утра, как обычно. Если бы Альберт Владимирович участвовал в жизнедеятельности пивной, то у Глеба был бы нормированный график с двух до одиннадцати часов вечера, но начальнику, кажется, понравилось клянчиться с ребенком. Вместо него вкалывают они – Глеб и Мари.
Первый месяц работы давался тяжело. Однажды из прикрученного не той стороной шланга хлынул водопад пива, залив с головы до ног не только Глеба, но и все подсобное помещение. Бывало
