Дипломатия греха - Дмитрий Леонтьев

— Все же подписал… задумчиво повторил я. — Квартира большая?

— Очень. Сталинский дом, пять комнат, общая площадь около ста семидесяти метров.

— Но пока они ее не получили?

— Нет, но пытаются. Документы по всем правилам составлены.

— Странным мне это кажется. Умный человек, профессор, любящий отец, а потакал прихотям жены. Что-то здесь нечисто. Ребенок ведь до сих пор остался, прописан в квартире?.. Да, пожалуй, здесь я и покопаюсь… Что ж, спасибо тебе за информацию. И дай мне адрес этого Худенко. Навещу-ка я его, посмотрю, что это за гуру…

«Гуру» не оправдал моих ожиданий. Это оказался худой и нескладный человек с очень печальными и усталыми глазами. Реденькие, пегие волосенки были причесаны так, чтобы закрывать огромные залысины на лбу, которые, тем не менее, сразу бросались в глаза.

— Входите, — выслушав меня, пригласил он к себе в квартиру. — Не обессудьте, но у меня не прибрано. Не ждал гостей сегодня.

Квартира тоже была не ахти. Тесная, полутемная и весьма аскетически обставленная, она сильно подкосила мою уверенность в причастности ее хозяина к убийству. Теперь я понимал, о чем говорил мне Новиков. Худенко наблюдал за моим лицом с выражением понимающей иронии.

— Стараюсь на себе демонстрировать правильность выведенных мною догм, — пояснил он, жестом предлагая располагаться на старом, потертом диванчике. — Многочисленные секты, жаждущие наживы, столь отвратили людей от духовных учений вообще, что возвращать на путь доброты и спокойствия каждую мечущуюся душу становится все трудней. Самая большая ценность, что есть у нас, — душа. Она не скудеет оттого, что согреваешь ею близких своих. Духовное — все, материальное — ничто.

— Сложно нести эту идею людям, — посочувствовал я. Вот если б вы проповедовали наоборот: себе все, а другим фиг, то и почитателей у вас было бы куда больше.

— Понимаю Ваш юмор, — улыбнулся он. — Но когда было легко нести истину? Тем не менее, и сейчас количество моих учеников и последователей превышает пять дюжин… Люди рассказывают своим близким и родным, те, смущаясь и таясь, приходят взглянуть, заинтересовываются, и многие остаются. Мы потихоньку разрастаемся. Удалось арендовать еще два помещения, сейчас мы занимаемся их обустройством и ремонтом.

— А деньги на это?

Худенко виновато развел руками:

— Самый больной вопрос. У нас еще нет кассы, пожертвований, взносов. Мы еще слишком молодое сообщество. Это может отпугнуть людей. Их столько лет обманывали, взращивали в их душах неверие, что я решил пока не затрагивать эту тему. Приносят, кто что может. Я вот всю свою мебель отдал. Я только говорю людям о наших планах и о наших трудностях, сам же не прошу ничего. Пусть все идет из глубины души. И люди понимают. Своими руками создают уют для себя и своих собратьев.

— Какова же идея вашего учения?

— Идея проста, как и во всех прочих учениях, распространенных на земле. Добрый, умный, мужественный человек, взращивающий ростки света и совести в своей душе, — вот наша цель. Творящий добро на земле и готовящий себя для пути в мир иной, лучший.

— Если оно преследует те же цели и идеи, что и прочие учения, какой смысл провозглашать его новым? Присоединяйтесь к любой из сект, церквей и носите… в смысле несите свое добро на здоровье.

— Цель-то одна, да пути достижения разные. Я не могу принять путь церкви, которая преследовала ученых и мудрецов инквизицией, не могу принять церкви, учение которой можно трактовать по-разному, в том числе для обогащения, убийств и завоеваний, прикрываясь именем своего бога. А секты… Чаще всего они тоже преследуют корыстные цели. Я же с первых часов вступления в наше братство стараюсь дать людям то, что им нужно. Заметьте: не то, что они хотят, а то, что им нужно. По-настоящему нужно.

— Каждому?.. Для этого нужно быть толковым психологом.

— Для этого нужно любить их. Страдать вместе с ними. Делить их радости и горе. Желать им добра, как самому себе. Не я придумал это учение. Оно родилось далеко в Индии и носило название «Великого Духовного Пути». Я не стану отнимать у вас время, рассказывая вам его содержание и пути. Приходите к нам в часы, когда я читаю проповеди, и сами все поймете. В чем его суть и в чем отличие от прочих учений… Так что же вы хотели узнать о несчастной Татьяне?

— Для вас не секрет ее гибель. Полагаю, вам известны и события предшествовавшие этому. Мне стало известно, что она была одной из Ваших последовательниц. Можете ли Вы рассказать что-нибудь о ней? Какой она была? Не было ли в последние месяцы её жизни каких-либо событий, которые так или иначе могли послужить причиной её гибели? Признаться и Ваши отношения с ней меня тоже интересуют.

человеческое счастье.

— Что Вам сказать? Несчастная женщина. Невольная жертва фанатичного отношения к работе собственного мужа. Вы должны знать, что большие высоты в любом деле достигаются лишь тогда, когда жертвуешь ради работы всем: семьёй, личным счастьем, прочими благами… Даже своей душой. Только направив все силы на одну-единственную точку, можно достичь желаемого результата. Не распыляясь по тем пустякам, которые создают обычное человеческое счастье. Это уж потом, достигнув желаемого результата можно оглянуться и, основываясь на накопленном богатстве и опыте, попытаться заполнить образовавшиеся пустоты. К сожалению, почти всегда оказывается, что уже слишком поздно, ушли годы и… Так и Виктор, покойник стремился лишь к своей археологии. Он был неутомим, летая из страны в страну, копаясь в древних руинах и выбивая деньги на новые экспедиции. А жена и дочь нуждались не в этом. Им не хватало надежных мужских рук. Знаете, как разъедает день за днем одиночество? Она услышала о пашей организации от своей подруги. Дальше, как часто бывало у нас: пришла, послушала и осталась. Она не была моей ученицей в прямом смысле, у нее была своя дорога, я только старался поддержать ее в трудную минуту…

— Николай Петрович, извините меня, но я должен задать вам вопрос, который может показаться некорректным… Они завещали вам свою квартиру. Почему?

— При Вашей работе это нормальный вопрос, не извиняйтесь. Я с самого начала знал, что он вызовет кривотолки. Да, они оставили мне квартиру. Когда ее предложила мне Таня, я отказался. Но позже пришел и Виктор. Он сказал, что уезжает из этого города. Далеко, где попытается начать все заново, попытается воссоздать семью… Я ответил ему, что куда лучше будет продать квартиру и отложить деньги на обучение его дочери в приличном колледже. Он отказался. Сказал, что место, которое ему предлагают, хорошо оплачиваемо, своих родственников здесь он обеспечил, а квартиру он оставляет не мне лично, а моему учению. Можете проверить — она завещана не частному лицу, а организации, Сказал, что оставляет ее в благодарность…. Сказать по правде, я и впрямь немало сделал для их примирения. Он ведь сперва на меня волком смотрел, не верил ни единому слову. А потом… Потом его намерениям не суждено было сбыться. А я остался с этой квартирой, как подозреваемый для соответствующих органов… И скажите после этого, что материальное не приносит зла, он горько улыбнулся. С меня снимает частично подозрения и то, что в квартире остался прописан несовершеннолетний ребенок. Если б я планировал убийство из-за квартиры, я дождался бы, пока они выпишутся…

— Значит, вы тоже в некотором роде потерпевший?

Он протестующе замахал руками:

— Что вы?! Я и не надеялся на этот дар, потому и не испытываю огорчения. Тем более что ценности материальные я не собираю, умножая ценности духовные…

— Что ж… Спасибо, буду искать дальше. Николай Петрович, а почему вы решили создать подобное общество? Что побудило вас к этому?

Худенко вздохнул так, словно воспоминания угнетали его:

— Слишком много я сделал зла в молодости, чтобы уносить его с собой по сторону… Если я успею сделать добра хотя бы столько же, значит, мне не страшно будет уходить… И смею еще раз повторить свое приглашение: найдите время и посетите наше братство, может, вы найдете что-то для себя, для своей души…

В квартире меня встретила обнадеживающая тишина. Девочка тихо сидела за столом и что-то рисовала. Разумовский, сложив руки за голову, тихо посапывал на диване.

— Тихо, — с серьезным видом предупредила меня Наташа. — Он устал.

— Понимаю, — ответил я шепотом. Он много работал… Ты молодец. Другие девочки шалят, балуются, а ты тихо сидишь и рисуешь… Что это ты делаешь?!.

— У тебя книжки без картинок. Я их туда врисовываю. Много уже врисовала. Теперь они интересней.

С трудом держа себя в руках, я просмотрел книжки из моей библиотеки, в которые уже были «врисованы картинки». Ребенок потрудился на славу. Работал, не покладая рук, так как даже для меня нелегко было бы украсить человечками, солнышками и птичками пятитомник Мопассана и около дюжины детективов и исторических романов.