Колония нескучного режима - Григорий Ряжский

— Я прошу меня простить, я ищу свою дочь. Мне сказали, она может быть по этому адресу, — он протянул Прасковье бумажку с адресом. — Это правильно?

Она взяла листок и теперь уже внимательней осмотрела пришельца. Тому было явно за шестьдесят. На нём были стоптанные башмаки с толстыми шнурками, серые, пошитые из незатейливого и явно мнучего материала брюки без намёка на какие-либо стрелки, совершенно новое и заметно, что не по размеру, драповое пальто и такой же новый по виду, толстой вязки коричневый шарф. В руке он сжимал заношенную серую ушанку, откровенно не универмаговского образца. При этом Прасковья отметила сразу, что лицо его, хотя и сильно пожилое, изрезанное многочисленными морщинами, начинающимися ото лба и стекающими к шее, с основательной заминкой в районе глаз, тонких губ и линии подбородка, но всё ж какое-то хорошее, вежливое, с видным умом в глазах и по-человечьи не злое. Она глянула в листок, но ничего там не разобрала и сказала:

— Вы входьте, входьте в квартеру-то, а я хозяйку щас покличу.

В этот момент в прихожую вышла Мира Шварц. Она удивлённо окинула гостя взглядом. Прасковья протянула ей листок:

— Вот, дочку ищеть свою, говорить.

Мира Борисовна коротко взглянула на адрес:

— Да, всё верно, адрес наш. И кто вам, простите, нужен?

Мужчина помялся, но продолжил попытку объяснить ситуацию:

— Видите ли, я недавно освободился… и мне сказали, что моя дочь может находиться по этому адресу. Моя фамилия Харпер. Джон Харпер. А её зовут Патриция. Патриша Харпер. Мне сообщили, что она вышла замуж, и муж её… — он сверился с другим листком, — муж… гражданин Шварц Юлий Ефимович, проживает здесь. Вот я и пришёл… извините за ранний визит… Узнать.

Он говорил с едва заметным акцентом, но уже в тот самый момент, когда он упомянул про дочь, Мира Борисовна догадалась, что акцент этот английский. И ещё она догадалась, что должна пригласить мужчину зайти. В свой дом.

— Юлий Ефимович Шварц мой сын, — сообщила она визитёру. — Только он не гражданин, а товарищ. А меня зовут Мира Борисовна Шварц. Я его мать. А вы, вероятно, отец моей невестки? Разведчик? Тот самый?

Харпер кивнул:

— Это в прошлом. Я реабилитирован и освобождён. В Москве второй день.

Мира Борисовна молча указала глазами на вешалку:

— Пожалуйста, разденьтесь и проходите в столовую, — она кивнула Прасковье. — Параша, проводи гостя, — и направилась в столовую первой. Когда он вошёл, хозяйка квартиры уже сидела за столом, с прямой, как сама спинка стула, спиной, на глазах её были очки, из чего следовало, что теперь она ждёт внятных и подробных объяснений причин этого внезапного визита. Не хватало лишь яркого, направленного в лицо света лампы. Он сел и спросил первым, не дожидаясь встречного вопроса:

— Простите меня, но я очень хочу знать, где находится моя дочь. Насколько я понимаю, здесь её нет, да?

Вопрос Мира Борисовна проигнорировала. И спросила сама:

— Итак, вы реабилитированы. Но всё же я хотела бы знать. Можете ответить на мой вопрос чётко и ясно? Вы шпион или не шпион? — И вперила в него пронзительный взгляд. Харпер пожал плечами и ответил:

— Я долгие годы работал на советскую разведку. После чего был арестован. В сорок пятом году. В мае. Значит, получается, шпион. Только в другую сторону.

Мира Борисовна тоже удивлённо пожала плечами:

— Тогда почему, позвольте вас спросить, вы были арестованы? За что? Если работали на нас?

Харпер вопросу не удивился, но ответил. Спокойно и негромко:

— Почему? Знаете… я сидел в двух лагерях, и каждый зэк, кто тоже находился там, рядом со мной, разве что не берём уголовников, задавал себе такой же вопрос — за что? И каждый не знал ответа. Но я ответ знаю. По крайней мере что касается лично меня. Потому что дело не во мне, а в стране, которая так решила. И определила для меня это место. Так ей было нужно. И меня она не спросила. А потом к власти пришёл Никита Сергеевич. И решил, что больше это ему не нужно. И теперь ваша страна даёт мне паспорт, жильё и пенсию. Теперь она решила так. Скажите, я могу узнать, как мне связаться с дочерью?

Мира Борисовна молчала, словно не услышала последнего вопроса. Затем сняла очки, положила рядом. И тоже негромко сказала:

— Я понятия не имею, где ваша дочь, Джон… Простите, не знаю, как по батюшке…

— У нас не бывает по батюшке, — заметил гость. — Зовите меня просто Джон. Или, если хотите, мистер Харпер. Почему не имеете?

— Ну да, конечно, что это я… — на миг смутилась Шварц, но тут же вернулась к теме: — Не имею, потому что они здесь не живут. Они постоянно живут на даче, в деревне. В Жиже.

— В Жиже? — не понял Харпер. — В какой жиже?

— Это их деревня. Жижа. Так она называется.

— А у вас что, нет с ними связи? — удивился Джон, чувствуя, как начинает волноваться. — Или, возможно, есть связь с семьёй моей второй дочери, Присциллы?

— Тоже отсутствует, — ответила Мира Борисовна, поджав губы. Не станет же она объяснять этому Харперу про все их домашние дела. Нужно ему — пусть сам едет, и к Иконниковым, и в Жижу эту. В Жижу… Стоп! — Знаете, — внезапно выдала она, не ожидая от себя самой подобного шага. — Вам надо самому в Жижу съездить. И узнать.

— Да? — задумался Джон. — Наверное, вы правы, так и надо сделать. Только как я дорогу найду? Это далеко от города?

Мира Борисовна указала кивком головы на коридор:

— У нас Прасковья Гавриловна оттуда. Уроженка Жижи. — Крикнула в направлении кухни: — Параша! — Та незамедлительно явилась на хозяйкин зов. — Прасковья Гавриловна, вы не могли бы съездить с э-э-э… с этим товарищем в Жижу? К его дочери. Дорогу нужно указать.

Та шмыгнула носом.

— Чаво ж, могу, ежель надоть. Провожу, — и утёрла нос куском марли.

Мира Борисовна покачала головой.

— Да ты же совсем больная, я и забыла… — Внезапно развернулась, подошла к телефону, стала набирать номер. Там ответили. — Здравствуй, Сева, — поприветствовала абонента Шварц. — Доброе тебе утро, мой мальчик. Знаешь, я сразу к делу. Скажи, ты не мог бы выручить одного человека и… и меня заодно? Нужно съездить в одно место. Отвезешь? А то у нас Параша приболела, — на том конце, судя по всему, подтвердили согласие. — Вот и прекрасно, милый. Ждём тебя. — Она положила трубку и на этот раз произнесла привычно строгим голосом, обращаясь к Джону: — Сейчас за вами приедет машина, и Параша проводит вас в Жижу. А пока могу предложить вам чай… Не возражаете, мистер Харпер?

— Не возражаю, — улыбнулся Джон. — Очень даже не возражаю. Спасибо вам, уважаемая Мира Борисовна.

Когда Сева приехал и поднялся, Параша стояла уже одетая. Она всё привыкла делать загодя. Харпер быстро надел пальто, натянул ушанку и обратился к Севе:

— Я готов, Всеволод.

И тогда Мира Шварц, мгновенье пораздумав, выдала:

— А знаете что, я, пожалуй, с вами! — И стала энергично одеваться.

Второй день в Москве не унималась декабрьская метель. Плюс к тому температура упала до двадцати пяти, и поэтому добираться пришлось медленно и осторожно. Когда проехали Боровск, Всеволод затормозил, увидав на обочине укутанного с головой ребёнка. Из-под толстой шали торчали лишь нос и глаза. Девочка, лет десяти, стояла на обочине в надежде тормознуть попутный транспорт. Стояла и подпрыгивала, чтобы согреться. Сева подрулил, открыл дверь:

— Куда тебе, ребёнок? Прямо?

Девчонка оттянула низ шали вниз и прокричала через метель:

— Ага! Только я не ребёнок, я Ницца!

— Возьмём? — Сева обернулся к бывшей опекунше. И не успев услышать ответ, прокричал в пургу: — Залезай давай, Ницца!

Девочка моментально забралась внутрь, хлопнула за собой дверцей, и «Победа» тронулась с места.

— Сейчас немножко, километрика два, и я слезу, — сказала она Севе. — Мне в Жижу надо. Знаете?

Сева, не оборачиваясь, ответил:

— Вот и ладно. Нам тоже туда.

— А вы не к Гвидону? — поинтересовалась маленькая пассажирка и гордо сообщила: — А я к Гвидону!

— Мы к Шварцам, — подала голос Прасковья. — А ты сама хто Гвидону-та будишь? Откель яво знаешь?

— Я с детдома. Я к ним по выходным прихожу. В гости.

Они доехали до съезда с дороги, ведущего на Жижу, но поняли, что к самому дому подрулить не получится. Снегу намело по колено, и в деревню вела лишь узенькая свежеутоптанная тропа. Они оставили «Победу» на дороге, и Параша повела всех в сторону дома Шварцев, над которым вились две тонкие струйки дыма из двух печных труб. Ницца взглянула на дом Иконникова, обнаружила, что дыма над домом нет, и разочарованно произнесла:

— Нет Гвидона-то. Вот ёлки-палки. — Махнула рукой. — Ладно, я с вами. Тоже к Юлику зайду, раз нету Гвидона.

— К Юлику? — гневно переспросила мать художника. — Какой он тебе Юлик, милочка?