Колония нескучного режима - Григорий Ряжский

— Буду, — спокойно подтвердила Нора, — в том числе и его. И себя заодно, если понадобится. Это я сразу отвечаю на ваш вопрос, если вы попытаетесь меня шантажировать записью нашей с вами беседы в посольстве от пятнадцатого мая сорок пятого года. Не сомневайтесь, я всё продумала и ко всему готова.

— Ну, хорошо… — задумчиво, всё с той же непроницаемой маской на лице произнёс мистер Смит, — допустим, допустим… Ну, а почему вы решили, что нашему ведомству следует такого материала опасаться? Насчёт вас как раз понятно. Вы в открытую заявляете, что знали о том, что Джон Харпер долгие годы работал на советскую разведку, и тем самым ставите крест на собственной карьере, равно как и обеспечиваете стопроцентно гарантированный распад вашего фонда — из-за полного недоверия к нему финансовых благотворителей и общественности. Неплохо звучит, не так ли? Фонд Норы и её мужа Джона Харпера, оказавшегося изменником родины и перебежчиком на сторону Советов!

Тот, второй, с газетой, к разговору не подключался, продолжая молча исследовать глазами страницы.

— И в чём же будет ваш личный дивиденд? — продолжил Смит.

Он откинулся на спинку кресла, давая понять Норе, что готов внимательно её выслушать. Правда, успел заметить, что слова его не произвели на неё должного впечатления.

— Знаете, мистер Смит, боюсь, вы неверно истолковываете ситуацию. Я не собираюсь зарабатывать на этом и со своей стороны готова ко всему, о чём вы сказали. Я и так это знала, до ваших разъяснений. Но у меня есть цель. Мой муж. А у цели есть цена. И я её готова заплатить. Что же касается ваших потерь, то у меня на этот счёт совсем другие соображения.

— Интересно, какие? — Смит поднял на неё пустые глаза, и в этот момент Нора Харпер ощутила, как её слегка передёрнуло от исходящего из этой пустоты холода. Но она должна была победить. Это нужно было им всем: ей, девочкам, отцу Джона. И самому Джону Харперу, её мужу.

— Ну, во-первых… — стараясь сохранить выдержку, начала излагать она, — общественность узнает, наконец, каким образом ваше ведомство фабрикует мифы о британской разведке, лучшей в мире. Для чего выпускает из поля зрения одного из лучших своих кадров, позволяя тому многие годы плодотворно и безнаказанно работать на русских, так чтобы уничтожить выстраиваемую годами разведсеть со штаб-квартирами, раскиданными по всей Европе. — Этого Нора не знала, более того, понятия не имела. Однако за годы послевоенной жизни сумела некоторым образом разобраться в том, какие последствия наносит разведслужбам уход агента уровня Джона Харпера. Это был заранее продуманный ею ход в расчёте на попадание. По встречному молчанию Смита, по тому, как он внимательно её слушал, по тому, как внезапно шелестнула газета в руках безмолвно расположившегося на диване человека, Нора сообразила, что попала. И она продолжила: — Во-вторых, потерпев полное фиаско, подтверждением которому станет открытая публикация записи нашей с вами беседы в мае сорок пятого, если вы, конечно, на это пойдёте, ваше ведомство, используя то обстоятельство, что русские арестовывали Харпера в силу неизвестных вам причин, разыгрывает совершенно иную карту. А именно, сообщает на весь мир о героическом подвиге суперразведчика, который, выполнив ответственное задание, все же попадает, мужественно отстреливаясь, в лапы советских контрразведчиков. И это будет циничная ложь под номером два. И в-третьих, последнее. Та же общественность, с удовлетворением или без, но вынуждена будет узнать, что на протяжении ряда лет Джон Харпер, ваш агент, завербованный русскими в силу его личных, идейных соображений, поставлял вашему ведомству такое количество дезинформации, что её с запасом бы хватило на то, чтобы английский налогоплательщик нёс дополнительное финансовое бремя ещё лет так двадцать, если не все пятьдесят. Точно сказать не могу, никто не подсчитывал убытки, но именно с таким подходом к теме, в виде предположения, разумеется, будет изложен материал в нашей передовой статье. Вернее сказать, уже изложен. Осталось лишь подписать номер к печати.

Мистер Смит пожевал кончик ручки и сунул её обратно в стакан.

— Любопытная статейка получится… — раздумчиво вывел он промежуточный итог беседы. — И что лично вы желали бы иметь наперевес этой вашей пугалке?

Нора пожала плечами:

— Я уже сказала, что. Паспорт. И тогда материал не публикуется. Он просто больше не существует. Его нет. И не было никогда. Это с вашей точки зрения справедливо?

Мистер Смит встал, давая понять, что беседа подошла к концу. Нора тоже поднялась из кресла, ожидая результата.

— Миссис Харпер, — подвёл итог хозяин кабинета и широко улыбнулся, ровно так же, как и тогда, когда она входила в этот кабинет, — полагаю, разговор наш получился плодотворным и небесполезным. Ваше предложение интересное, не буду скрывать, и не лишено разумного начала. Позвольте нам его обдумать, всесторонне, так сказать, и принять по нему решение. Думаю, мы с вами найдём общий язык. И даже… даже не сомневаюсь, что найдём. — Он медленно пошёл к двери, провожая Нору. — Дайте нам неделю, думаю, хватит. И мы позвоним. И скорее всего, с хорошими новостями. Договорились?

— Пять дней, — отозвалась Нора. — Жду ровно пять дней. Всего хорошего.

— До свидания, миссис Харпер, — любезно попрощался хозяин кабинета и закрыл за посетительницей дверь. Затем молча развернулся лицом ко второму. Тот отнял газету от лица. И посмотрел на Смита. Тоже молча. Так они смотрели глаза в глаза и молчали несколько секунд. Затем второй встал, так же, не говоря ни слова, медленно сложил газету пополам, затем ещё пополам и аккуратно разорвал её на две половины. Обе половины бросил на стол. И вышел из кабинета. Смит, всё ещё пребывая в задумчивости, не спеша подобрал со стола половинки, сложил их в трубку и почесал этой трубкой затылок. После чего подошёл к своему столу, вдавил кнопку селекторной связи и отдал короткий приказ:

— Мэгг, пусть Брайан зайдёт. Немедленно, — и отпустил кнопку на пульте связи.

Последующие два дня Нора порхала лёгкой птахой. Откуда-то взялись силы, недостаток которых она испытывала все последние годы. Не переставала думать о Джоне, несколько раз они связывались с квартирой в Кривоарбатском, но каждый раз Гвидона не заставали, а Таисия Леонтьевна была не в курсе новостей. Зато кричала в трубку, пытаясь преодолеть плохую слышимость:

— Присонька, девочка моя, ты, как родишь, скоро обратно? Мы совсем заждались, Гвидон сам не свой, переживает, хочет, чтобы девочка обязательно получилась! Ты уж постарайся, деточка, не подведи! Он уже и имя придумал, только не говорит, боится сглазить!

— Сглазить? — переспросила Прис. — Это что значит?

— Это значит, мы тебя ждём и ничего не бойся! Это глупое слово, оно для тебя совершенно лишнее! И передай, пожалуйста, привет Тришеньке. Она такая милая… Я тут недавно по нашему переулку шла, мимо десятого дома, так Мельников Виктор Константинович интересовался: как, спрашивал, девушки мои поживают, сестрички неотличимые!

— Передайте ему, как рожу и приеду, обязательно о нём напишу, в «Обсервер Мэгэзин». Или в мамину газету по крайней мере. Мама теперь у нас большой босс, и газета у неё крупная. Так что всё у нас хорошо, Таисия Леонтьевна. А если Гвидон что-нибудь узнает про папу, пусть обязательно нам позвонит. Ладно?

Пару раз Триш пыталась дозвониться по номеру мастерской на Октябрьской, так, на всякий случай, но там не брали трубку. Идея же позвонить Мире Борисовне даже не могла прийти ей в голову, особенно после того, что имело место на Серпуховке. В общем, ждали звонка из Москвы, понимая, что заминка носит вынужденный характер, возможно, в связи с отсутствием папы в городе. Или Гвидона. Или Юлика. Или что-то подобное.

Два дня, проведённые Джоном в Жиже, сняли первое напряжение от того, что так скоротечно произошло с ним буквально в считаные дни. В тот вечер, когда его доставили в деревню, позднее, после того как они отправили восвояси Ниццу, Юлик и его тесть крепко поддали. Пока пили и закусывали, Шварц его особенно ни о чём не расспрашивал, хотя и был соблазн потерзать вопросами. Но понимал, что человеку требуется ощутимый передых после того, что на него опрокинула нелёгкая фортуна. Джон пил и быстро хмелел. А захмелев, отрубился, там же, в мастерской, где Шварц и организовал импровизированный стол у камина. Юлик беспокоить его не стал, притащил перину, подушку, перевалил практически бездыханное тело тестя на мягкое ложе и укрыл сверху ватным одеялом.

На следующий день, снова ближе к вечеру, они повторили попытку противостоять тёти-Марусиному самогону. И снова Джон этой удивительной мутной влаге воспротивиться не сумел. Проспал до следующего полудня. И лишь на третий день Шварц стал системно приводить Харпера в надлежащий вид. Нагрел в баке горячей воды, перелил в ванну, добавил холодной. Сказал, мол, вылезайте из старой шкуры, Джон. Я вам сейчас всё чистое принесу.