Апокалипсис в шляпе, заместо кролика - Игорь Сотников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что, видимо, не принесло Клаве результатов, и она направила свой ход внутрь здания делового центра. Где в вестибюле, на информационном табло, без труда отыскивает месторасположение редакции газеты, и вперёд к лифту, чтобы до третьего этажа на нём добраться. Ну а там, по выходу, ей остаётся, как с ориентироваться, по сторонам осмотреться, затем по коридору прямо, после чего направо и через шагов двадцать упрёшься в табличку: Редакция газеты «Новый взгляд».
И Клава бы в неё, несомненно, упёрлась бы, если она сюда пришла не сегодня, а скажем в тот день, когда она видела у здания редакции Михаила и Тёзку. А вот сейчас она, как только оказалась за коридорным поворотом, ведущим к знаковой двери, а затем выдвинулась по финишной прямой, то с каждым шагом приближающим её к этой двери, её начала сковывать не только робость и неуверенность, которые с первых её шагов сюда её охватили, а вдруг в один взгляд на эту дверь появившееся тревожное чувство.
А всю эту тревогу и какую-то безысходность на неё нагнетает странная в этом месте обстановка заброшенности. И если там, за её спиной, в общем зале, жизнь бьёт ключом деловой и так активности людей, туда, сюда перемещающихся, то здесь как будто образовалась какая-то аномальная, основанная на безлюдности зона. И с момента своего захода в это коридорное ответвление, Клава не только не увидела ни одного человека, а здесь и запах специфический, указывающий на безлюдность, уже образовался. И всё это в своей совокупности, а также то, что дверь, в которую в итоге упирался этот коридор, выглядела, как не живая, и морозило душу Клавы.
Ну а когда она приблизилась к безликой, так холодно на неё смотрящей двери, то она ещё не взявшись за её ручку, уже поняла, что её там, за ней, ничего хорошего не ждёт. Что, в общем, так и вышло. И то, что она оказалась заперта на свою закрытость, это, наверное, наилучший из всех для Клавы вариант её открытия. И теперь у Клавы, стоящей в упор перед закрытой дверью, своей закрытостью не просто озадачившая Клаву, а внесшая в её поиски загадку, расширились горизонты для поиска.
Ведь если до прихода сюда, она исчезновение Тёзки, что уж стесняться, в основном связывала с его безалаберностью отношений к своим семейным обязательствам, и был, хоть и маловероятный шанс на то, чтобы крепко расстроить их сердечные отношения до скончания века, и её поисковые действия основывались на этой версии его пропажи. То сейчас, когда её поставили перед фактом такой действительности, – и следа нет от редакции газеты, – то ей что-то становится очень страшно за Тёзку, кто не безызвестно исчез в объятиях пропащих дам (всегда отыщутся следы таких его прегрешений), а здесь имеет место некий заговор. А в этом случае, он имеет все шансы не быть найденным.
И Клава под давлением всех этих новых загадок и мыслей, не выдерживает и с истеричным криком: «Да, чёрт возьми, что здесь такое творится?!», с кулачками накидывается на эту дверь перед собой и добивается того, что с разбитыми руками, как без них, со слезами, без сил падает на пол перед дверями. И уперевшись в них спиной, начинает здесь подвывать, шмыгая время от времени носом. Где она в своей очерёдности, в моменты усиления нервного потока сознания, локтем ударяет в дверь. Что ни к чему не приводит на самом деле. Но только, до поры, до времени, которое вдруг настаёт и после очередного удара Клавы по двери, вдруг и что важно, к потрясению Клавы, где она даже одёрнулась в сторону головой и ударилась об дверь, сверху откуда-то на её голову падает нечто ей неизвестное небольшого размера.
Когда же первый испуг отпустил Клаву и одновременно привёл её в чувства, она, протерев рукой глаза, смотрит на то, что сейчас лежит на коленях её ног, и видит, скорей всего, оторвавшуюся со стенда с объявлениями, рекламную вывеску. Хотя никакого стенда Клава не заметила, да и не вывеска это, а просто визитка, которая, скорей всего, была засунута в косяк двери таким же как она вначале обеспокоенным, а затем крайне разнервничавшимся клиентом этой редакции.
Где ему в редакции обещали напечатать опровержение на свою прежнюю статью, где этот господин-вор и коррупционер по ихнему, а пока нет суда, то он добропорядочный гражданин и мэр по моему, по мнению этого разволновавшегося в высшей степени гражданина, был перед всеми своими избирателями, а главное перед своим высоким, из столичного управления, начальством, выставлен не в самом благовидном свете (вон как ворует, аж за щеками трещит, а вот у столичного начальства так не трещит, а должно было бы трещать по логике вещей).
И вот он с утра, у себя, в мэрском кабинете, с некоторым волнением и дрожью в руках после вчерашнего, ждёт нового выпуска газеты, где и должно быть пропечатано опровержение ранее вышедшей статьи, где было столько неточностей, и главное, имя мэра было спутано, и всё что было озвучено в раненьшней статье, относилось совсем к другому мэру-коррупционеру, а наш-то мэр, молодец, и не такой жадный, а её всё не несут и можно сказать, задерживают мэра обстоятельно. И он не может приступить к исполнению своих мэрских обязанностей, находясь в таком подвешенном состоянии, где его с одной стороны, если не будет опровержения, ждёт прокурор с вопросами личного характера (а делиться тебя, падла, в детстве не учили), а с другой, в случае опровержения, губернатор с друзьями функционерами.
И мэр, Вениамин Присужный, человек для которого пунктуальность не пустое слово, и он крайне нетерпим к любому ожиданию, само собой выходит из себя и своего стола, и настоятельно требует от своей секретарши объяснений такому, ни в какие ворота не лезущему поведению главного редактора газеты «Новый взгляд», или «Новое мышление», Альтернатива Каутского. Который вон как хитро зашифровал название своей газеты, что мэр сразу и не вспомнит, как его газету зовут, и кто слёзно, когда мэр его навестил
