Сверхновая американская фантастика, 1994 № 06 - Лариса Михайлова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сережа откинулся, больно стукнувшись затылком о стену, сцепил пальцы на коленях. В голове у него был сумбур.
— Вы хотите сказать, что все это… существует?
Незнакомец сощурился и неожиданно озорно улыбнулся:
— Разумеется. Если уж мы с вами существуем…
— Бред какой-то, — неуверенно сказал Сережа. — Тогда что же… Вы — Гэндальф? Ну, извините…
— Пожалуйста, — любезно разрешил незнакомец. — Произношение, конечно, ужасное…
Сережа помолчал, прикрыв глаза.
— Как бы я не спятил, — сказал он задумчиво. — Является к тебе, скажем, Мерлин, и говорит, что ты — король Артур…
— Отнюдь, — возразил слегка задетый Гэндальф. — Мерлин и король Артур принадлежат исключительно этому миру. А я — посланец Средиземья.
— А Я? — угрюмо осведомился Сережа.
— М-м… С вами сложнее. Придется нам забраться в теологические дебри.
— Придется, — согласился Сережа. — Вы, случайно, есть не хотите?
— Случайно, хочу. Маги, юноша, тоже люди. В некотором роде…
Сережа побрел на кухню. Роясь в холодильнике, он слышал, как Гэндальф негромко насвистывает, чем-то шурша. Потом послышался грохот. Вернувшись с тарелкой бутербродов, Сережа обнаружил, что этажерка странно опустела, а на полу лежит груда книг. Стоя над нею, Гэндальф рассеянно листает какую-то книжку.
— Надеюсь, вы простите мне этот разгром? — сказал он, не оборачиваясь. — Я тут обнаружил кое-что интересное…
Сережа заглянул ему через плечо и прочел: «Старшая Эд-да».
Гэндальф захлопнул книжку.
— Что же, не будем отвлекаться. Я сейчас все это уберу…
— Не извольте беспокоиться, — фальшиво-любезно проговорил Сережа, и тут нежданная мысль пришла ему в голову. — А может быть, вы… так… мановением руки?..
— Юноша, — с сожалением оглядывая Сережу, сказал Гэндальф, — разве стали бы вы, к примеру, фамильным мечом рубить… м-м… колбасу?
Он на удивление быстро собрал книги и расставил их по местам, покуда Сережа сновал из комнаты в кухню с чашками. Потом Гэндальф вернулся в кресло и благосклонно принял дымящуюся Борькину чашку. «Сейчас он скажет: «Недурно», — подумал Сережа.
— Недурно, — констатировал Гэндальф, отхлебнув. — Юноша, не улыбайтесь, в самом деле неплохой чай. Так на чем мы остановились?
— На теологии, — ехидно подсказал Сережа.
— Угу… — Гэндальф задумчиво откусил половину бутерброда. — Я полагаю, вам известно, что эльфы отнюдь не бессмертны.
— Разве?
— Во всяком случае, это не то бессмертие, которого жаждут люди. Эльфы живут очень долго, потом умирают, потом возрождаются… все это очень сложно. Но они в любом своем существовании остаются в Средиземье, не выходя из этого Круга Мира. Люди — иное дело, раз умерши, они исчезают из Средиземья навсегда…
— Интересно, — вежливо вставил Сережа. — И куда же они деваются?
Гэндальф взглянул на него, приподняв брови:
— Деваются? М-м, как ни странно, сюда. В этот мир.
— Это что же — з-загробный мир? — заикнулся Сережа. — Ничего себе…
— Да бог с вами, — добродушно сказал Гэндальф. — Люди попросту перевоплощаются. И проживают здесь вторую жизнь.
— А потом?
— Не торопитесь, юноша, — вздохнул Гэндальф, — все это очень сложно и грустно, и я ничего не могу вам обещать…
— А я и не тороплюсь, — заверил Сережа. — Мне пока и в этом мире неплохо.
— Не сомневаюсь. — Гэндальф отставил чашку на подоконник. — Я и не тревожил бы вас, если б ваш предок, уходя из Средиземья, не унес с собою Кольцо Всевластья.
— Разве такое возможно?
— Как правило нет, — Гэндальф задумчиво вертел в руках палку. — Но Кольцо есть Кольцо… Исильдур ли слишком желал Его, Оно ли хотело сокрыться на время, или то была воля Его господина — трудно сказать. Но Кольцо покинуло Средиземье и очутилось здесь.
Сережа проглотил слюну. О чае он прочно забыл.
— Значит мой предок — Исильдур? Послушайте, это невозможно!
— А это? — Гэндальф кивнул на Кольцо. — Юноша, я не меньше вашего хотел бы ошибиться.
— Но ведь Кольцо здесь не опасно?
— Вы полагаете? — Гэндальф, щурясь, глядел на огонь свечи. — В каждом Круге Мира есть своя магия, а в Кольце воплощено такое зло, что и в чужом мире… — он оборвал себя. — Да и не только в этом дело. Видите ли, юноша, Кольцо необходимо вернуть.
— Да пожалуйста! — Сережа поспешно стащил с шеи цепочку, протянул Гэндальфу. Тот предостерегающе поднял руку:
— Нет! Я не могу взять Его, и вы должны это помнить. Только вы можете это сделать.
Сережа держал перед глазами ладонь с Кольцом, как лягушонка, собиравшегося прыгнуть.
— Остается пойти и отдать, — нарочито небрежно сказал он. — Спрашивается — как? И кому?
— Да уж не Ему, — хмыкнул Гэндальф. — А как? Видите ли, юноша…
— Ну?
— Я полагаю, что после смерти люди возвращаются в Средиземье.
Сережа зажмурился и вновь открыл глаза. Кольцо темно поблескивало на ладони.
— По-ла-га-ете?
— Я же говорил вам, что ничего не могу обещать.
Гэндальф ссутулился и стал как-то старше. Свеча горела, потрескивая в тишине.
— Вы мне предлагаете… помереть? — шепотом спросил Сережа.
— Решение за вами.
— А если я не попаду туда?
— Вполне возможно.
— А если Оно останется здесь?
— Тоже вероятно. Наши шансы ничтожны, юноша.
— Весело, — сказал Сережа, и они замолчали надолго. Потом Гэндальф поднялся, стукнув палкой об пол.
— Мне, пожалуй, пора, — сказал он.
— А как же я? — растерянно, по-детски спросил Сережа.
Гэндальф грустно улыбнулся.
— Так ведь я ничем не могу вам помочь. И вынуждать не могу. Все решаете вы. Прощайте.
— Погодите! — Сережа вскочил, запихнул Кольцо в карман, спохватился, натянул на шею цепочку, едва не ободрав уши. — Я… Я провожу вас.
Но Гэндальф уже открыл дверь и исчез за нею. Сережа схватил с подоконника свечу и бросился следом.
В коридоре никого не было. Сережа со вздохом привалился к косяку.
— Наваждение, — пробормотал он.
Зазвонил телефон. Мать всегда звонила по вечерам, приходя с работы. А может, это была и не мать. Сережа прошел мимо телефона и вернулся в комнату. Подошел к окну. Телефон все трезвонил и вдруг, поперхнувшись, смолк. Свеча оплывала на руку горячими каплями, но Сережа не чувствовал этого. Ему вдруг ужасно захотелось взглянуть на Кольцо. Дрожащими пальцами он выбрал цепочку. Кольцо чуть светилось — легкое, прохладное, гладкое, удивительно красивое. Сережа с усилием спрятал его и дернул створку окна. Рама не поддалась. Он рванул сильнее — и окно распахнулось с грохотом, сметая на пол миски и чашки. Сережа отбросил свечу и вскарабкался на подоконник. Ветер обдал его холодом. Сережа чуть качнулся. За спиной, в коридоре, опять зазвонил телефон. И тогда Сережа шагнул из окна в пустоту.
Ледяная черная вода захлестнула его.
«Я выплыву, — подумал он. — Выплыву».
…Ноги нащупали дно реки, и, выбредая из ила, Исильдур пошел через заросли тростника к топкому островку. Там вышел он из воды — смертный человек, ничтожное создание, одинокое и забвенное в дебрях Средиземья. Но для орков, что несли там стражу, восстал он тенью грозной и ужасной, со сверкающим глазом во лбу Выпустив в него отравленные стрелы, они бежали прочь. И напрасно — Исильдур, лишенный брони, был поражен в горло и сердце и, не вскрикнув, рухнул обратно в воду. Ни люди, ни эльфы не отыскали потом его тела.
Москва, 3–4 января 1990 г.
Константин Заводских
Сага про хитрую Элберет и простодушных гимли
Фрагмент 1Происходит интересная вещь. За четыре года с момента издания роман «Властелин Колец» оказал такое сильное воздействие на умы нашей общественности, какое не оказывало, пожалуй, ни одно из произведений со времен Октябрьской революции.
У нас любили разные книги. Но представьте себе…
Например — Воланд-кон. Это, должно быть, где-то в Казани. Сначала черная месса. Дальше — оргия. Весьма обнаженные ведьмочки, прыгающие с горящими глазами по сцене, претендуют на звание Маргариты Года. Между пьяными и веселыми участниками снуют адепты в черных плащах. Они продают индульгенции на совершение добрых дел в будущем году и проводят подписку на участие во всероссийском шабаше. Хлопают пробки от шампанского. Произносятся речи. Народ веселится вовсю.
— Фантастика.
Давайте попробуем по-другому Пологий речной берег, переходящий в лес. В виду горящей модели черного бронехода подразделения поют гимн игрищ — «Белая субмарина». Свежий ветер треплет штандарты над стройными рядами. Дым стелется над рекой… Пока под звуки аккордов адмирал Островной империи произносит речь о героизме, на заднем плане Неизвестные Отцы сгружают с грузовиков тяжелые длинные ящики темно-зеленого цвета.