Доктор Гоа - Вероника Боде
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В первые годы в Индии передо мной действительно открывались все двери. Я даже не знала, что в стране трудности с железнодорожными билетами, что в определенные места их надо заказывать за 2–3 месяца. Я ездила, тыкая пальцем в карту, и билет для меня всегда находился. А потом мне стали говорить: билетов нет, билеты будут через месяц, через два. То есть двери и возможности начали постепенно закрываться (это уже после встречи с моим любимым).
Сейчас я в Москве. И, к сожалению, сейчас в этом городе, в моем возрасте, в моей квартире, со всеми накопленными знаниями я чувствую себя нереализованным человеком. Ни в работе, ни в творчестве, ни в карьере, ни в любви, ни в семье не довелось полностью реализоваться. Я знаю об Индии так много, но кому это нужно?
Сдаю квартиру, оставшуюся мне от покойных родителей, и на это живу. Я не чувствую, что прожила жизнь женщины: любящей, любимой, семейной, беременной, рожавшей. У меня есть взрослый сын, но я никогда не жила с его отцом. Сын – умный, ответственный и любящий человек. Мне повезло с ним.
Но пазл не сложился. Столько шагов, столько знаний, столько усилий: внутренних, внешних, каких угодно, – и неужели все зря?.. Я написала книгу, нашла издательство, заключила с ним договор, дело дошло уже до верстки, но тут случился экономический кризис…
А больше всего мне хотелось бы любить и быть любимой.
* * *Отрывок из книги Ирины под названием «Лечу смотрю живу» или «Любовь и другие животные Индии» (печатается в сокращении)[26]
Как только я думаю о нем, сначала в памяти возникает его теплая улыбка. Улыбка и мой непальский друг едины – как серп и молот, как джин и тоник, как Ромео и Джульета… Когда Чандан выходит из комнаты, кажется, что улыбка еще долго висит в воздухе. Как улыбка Чеширского кота!
Он появился на свет в феодальной семье состоятельных непальских землевладельцев. БРАМИН – высшая каста – индуист с правом проведения ритуалов. В Непале «время перемен», в которое не дай бог родиться. К власти приходят ставленники Китая – маоисты. И Чандан лишился и родового поместья, и счета в банке. Потерял друзей, с которыми вырос вместе.
Сколько скандалов в детстве он закатил родителям, чтобы ровесника, мальчика-слугу, с которым Чандан играл вместе, сколько себя помнил, отправили с ним в частную школу! Он отказался ходить в школу, пока его родители не оплатили учебу слуге.
Ныне друг детства, успешный дипломированный доктор, живет в Америке и вспоминает Чандана добрым словом.
В семье Чандана было принято давать старшему сыну военное образование. Одно время Чандан служил в армии. Он перепробовал множество занятий. Однажды ему показалось, что хотя он знает, как добиться материального успеха, но душевного покоя и прежнего, как в детстве, счастья ничто не приносит. Раздав деньги и имущество, он стал монахом и в двадцать восемь лет отправился по Индии, как классический бездомный саньяси.
Но, потеряв материальные ценности, в рваной одежде, на пыльных дорогах спокойствия он не нашел, поэтому через два года странствий снова начал с нуля и окончательно осел в Индии… У Чандана получалось организовать рентабельный бизнес: сезонные кафе на пляжах в Гоа.
Вскоре в уединенную бухту Парнем-Бич из Дели приехала Варя, нагруженная невообразимым количеством багажа, посудой, кальянами и дорогим кинопроектором для ресторана. Каждый день, во время общих посиделок, часами Чандан не сводил с нее влюбленных глаз, но, девушка, привыкшая к бесцеремонному напору русских мужчин, а не к робким и нежным взглядам, ничего не замечала до тех пор, пока монтажник-кровельщик Антон, помогавший собирать интернациональный ресторан, не сказал ей прямо о страстной влюбленности Чандана:
– Ты что, не видишь, он же глаз с тебя не сводит!
Вечером четверо хозяев разговорились не на производственные темы, а о любви. Уяснив мнения присутствующих по поводу верной и преданной любви, Варя, когда до нее дошла очередь, приподняла бровь, небрежно махнула изящной ручкой с художественным маникюром: «Ничего не могу сказать про верность!» Не удержалась и прибавила для красного словца: «У меня быть верной надолго не получается».
«Боже, – подумал Чандан, – как же не повезло ей, красивой девушке, рядом с ней никогда не было достойных мужчин, и она вынуждена быть легкомысленной. Я докажу ей, что можно жить по-другому».
И… доказал! Космический пазл сошелся.
Однажды вечером в случайной компании гостей за выпивкой и перекурами затянулся разговор о смысле жизни. Русские мужчины вещали о бизнесе и карьере, о тяжком духовном пути, который плохо сочетается с принятием на грудь спиртных напитков. Дошла очередь до Чандана. Когда ему перевели вопрос, он, не отводя взгляда от Варвары, тихо произнес: «Смысл моей жизни – в том, чтобы моя жена каждый день улыбалась».
У присутствующих девушек погрустнели лица. Они укоризненно смотрели на мужей, с завистью косились на довольную Варвару. Сейчас я знаю, что это не бесплотное намерение и не пустые слова. Ежедневная нежность и забота Чандана полностью изменили и жизнь, и характер Варвары.
В ресторане прижилась чудесная собака по имени Стони. Среднего размера пляжный пес. Они выглядят одинаково – короткая шерсть цвета песка. Приходят ниоткуда, уходят никуда. Сами выбирают временных хозяев и делят территории.
Он обожал Чандана. Чуял за километр и бежал навстречу. Провожал к автобусу, если хозяин ехал в городок Конакону. Непременно в прежней жизни Стони был мудрым философом, практикующим медитацию, но он, наверное, проштрафился перед богами. Бывает.
Приближался конец сезона. Как быть с собакой? Бросить преданного друга Чандан не мог, а везти его с собой в Гималаи на поезде невозможно.
Гита, сводная сестра Чандана, жила недалеко от Парнема, в Агонде. Муж Гиту бросил, а Чандан, выполняя наказ отца, поддерживал сестру и племянников материально. Гита не могла отказать старшему брату в просьбе и оставила у себя Стони.
Стони жил у Гиты, охраняя дом и играя с детьми. В Агонде смелый пес прославился как замечательный охранник и охотник: ему удалось загрызть двух черных клыкастых одичавших свиней, подкапывавших пальмы в саду Гиты.
Стони был счастлив всякий раз, когда Чандану удавалось приехать в гости к сестре. Приплясывая, скакал вокруг, норовя лизнуть хозяина в нос. Он узнавал и Варвару, но проявлял радость не так бурно. Пес старался не выпускать хозяина из виду, пытался пробраться в автобус, который через пару дней увозил Чандана и Варю на вокзал…
Через три года Стони тяжело заболел. Получив известие о болезни собаки, Чандан бросил дела и приехал в надежде вылечить друга. Два дня, оплатив такси, Чандан с собакой на руках ездил по ветеринарным врачам в округе, но медицинский приговор был неумолим. В последней клинике доктор предложил сделать смертельную инъекцию, чтобы облегчить страдания умирающей собаки. Стони скулил и, тоскуя, смотрел на Чандана, ведь умный пес все понимал. Чандан прочитал мольбу в темных глазах и отказался от укола.
Стони умер через два часа на руках хозяина и был похоронен в саду.
ОЛЯ
Олю я впервые увидела в самом начале сезона в полупустом прибрежном ресторанчике и сначала приняла ее за индианку. Молодая беременная женщина, длинные темные волосы уложены в затейливую прическу, на голову накинута тонкая шаль – от солнца. Она сидела за столиком и всему вокруг счастливо улыбалась. Меня поразило тогда невероятно светлое и радостное выражение ее лица. Я никогда не видела таких лиц у беременных в России: обычно на них лежит печать мрачноватого самодовольства. Потом я не раз встречала Олю в Мандреме вместе с мужем, поняла, что они русские. Однажды мы разговорились, и выяснилось, что Оле 27 лет и что она приехала рожать к Злате, нашей гоанской повитухе. Потом вся деревня некоторое время страшно переживала из-за того, что сроки уже прошли, а Оля все никак не родит. Ну а через полтора месяца, когда ее сынок Прохор сладко спал в гамаке на балконе, я записала Олину историю.
Я впервые приехала в Гоа лет шесть назад. Получилось это совершенно случайно. Я собиралась ехать в Непал… Нет, начну по-другому. У меня была одна жизнь, с одними людьми, с одними приоритетами и ценностями, но и другая, новая уже резко подпирала: ничего не идет, все плохо у меня, все не то, не то, не то, не то… Я начала заниматься йогой, и, когда, лежа в шавасане, полностью расслабилась, у меня было такое видение: флажки непальские. И я думаю: накоплю-ка я денег и поеду в Непал.
Училась я тогда на вечернем в Налоговой академии, и мне это вообще не нравилось, я сразу, с первого курса поняла, что это не мое, но родители просили: не уходи, милая! А работала я в отделе кадров менеджером по персоналу – в Институте косметологии и пластической хирургии. Хорошая такая компания, все замечательно у меня там складывалось: и денег много, и карьерный рост прекрасный мне светил…