Вариант "Дельта" (Маршрут в прошлое - 3) - Александр Филатов

Когда основные этапы всех работ – экспериментальных и опытно-конструкторских – в лаборатории № 11 были завершены, Андрей и Иван решили провести один небольшой публичный эксперимент. То есть, идею-то выдвинул физиолог и психолог Черкасов, а математик Черных возражал, опасаясь, как он говорил, „непредсказуемых и опасных последствий“ такого эксперимента. Понятно, что со стороны профессора Черных это было вызвано, с одной стороны, его добросовестностью, но, с другой стороны, просто вполне естественной для математика нехваткой знаний в области психологических, физиологических и наследственных реакций человеческого организма на изобретённые в лаборатории „упорядоченные, ритмические акустические колебания“. Впрочем, спор между друзьями был недолог. И конец ему положила не аргументация Андрея, не его ссылки на результаты опытов с добровольцами, но простое замечание не научного, а бытового уровня: „А как же в таком случае быть с теми „экспериментами“, которые проводили надо всеми нами наши школьные учители, когда заставляли нас слушать вредоносные образцы западной, так сказать, музыки?!“ Черных на пару секунд задумался и сдался…

Предварительную сдачу работы профессор Черкасов предложил провести в одном из конференц-залов института. Представитель администрации и куратор темы от КГБ генерал-майор Евгений Никифорович Петров внимательно выслушал это предложение. Опытнейший психолог пристально поглядел на руководителя темы, чуть улыбнулся с хитринкой и сказал:

– Полагаю, что профессор Черкасов решил не только отчитаться перед комиссией о проделанной работе, но и произвести над нею небольшой опыт практического использования достигнутых результатов?

– Ну, вообще… да! – несколько смутившись, признал Андрей Васильевич.

– Ну, что же: я, в принципе, не против. Только, давайте договоримся: никому об этом ни слова. Кому нужно – пускай сам поймёт. Я же постараюсь собрать побольше противников вашей… нашей темы. Ясно – из числа допущенных к этому уровню секретности. Как, не повредит это делу?

– Так ведь, именно этого мы и хотим!

– А получится? Так сказать, акустическая „сыворотка правды“…

– Ну, если не получится, то цена всей нашей работе – грош, а я… а мне пора на помойку…

– Договорились. Действуйте! Я – за!

Конференц-зал был небольшим, но и в нём, когда началось заседание, более половины мест пустовали: уровень секретности работ обусловил ограниченность числа „посвящённых“. А собрались они здесь практически в полном составе. Петрову удалось уговорить прибыть на отчёт лаборатории № 11 даже самого маршала Шебуршина и кое-кого из его заместителей. Вход в зал для конференций оборудовали тамбуром со звуконепроницаемыми дверями. С наружной стороны тамбура стоял пост из двух капитанов госбезопасности в штатском, приглашённых сюда генералом Петровым. Как и обычно в подобных случаях, кто-то пришёл заметно раньше, кто-то – перед самым началом. Но все участники совещания сразу же обращали внимание на то, что в зале звучит какая-то странная, тихая, но почему-то проникающая в самую глубь души музыка. Эта музыка была совершенно лишена тех диссонансов, которые умышленно используются многими композиторами. Музыка не была лишена ритма, но уловить его закономерность не удавалось. И ещё: собравшиеся в зал люди отметили, что им стало как-то спокойнее в этой звуковой среде. Других изменений в своём состоянии и настрое не обнаружил никто, хотя изменения и происходили…

Совещание началось с умышленным опозданием в три минуты. Генерал Петров посмотрел в конференц-зал через „окно“, выглядевшее „с той стороны“ как зеркало и спросил Черкасова:

– Ну, что? Можно начинать? А ведь я, признаюсь, с самого начала совершенно не верил ни в ваши идеи, ни в вас.

– Меня наша музыка тоже призывает быть честным и откровенным: вы мне, Евгений Никифорович, поначалу так не понравились, показались таким ограниченным и без нужды педантичным администратором, что я даже пожалел о своём приходе в институт… Лишь много позже пришли понимание и благодарность… Давайте, я выйду, начну доклад…

Полный текст своего отчётного доклада Черкасов подготовил на бумаге. Он и читал его, не отрываясь от этой бумаге ни на секунду. Иначе было нельзя: неизвестно, куда бы завела „акустическая сыворотка правды“ своего главного создателя в процессе отчёта. Но и этот фактор – „бубнение“ отчёта по бумажке – стал составной частью того, что Андрей назвал „отчётом–экспериментом“. Первый же из оппонентов честно и открыто заявил, что ему очень не понравилось это, как он выразился, занудное чтение с листа: ведь, как всем в зале ясно, докладчик не только прекрасно знает свой материал, но и, похоже, продумал каждое слово в отчёте; тогда зачем же эта бумажка?

Потом оппонент перешёл к практической стороне работы лаборатории и разнёс её в пух и прах, каждым своим словом выражая свою предубеждённость и неверие в возможность достижения тех результатов, о которых докладывал руководитель темы. В заключение первый оппонент сказал:

– Хочу сказать вам, уважаемая комиссия, ещё две вещи. Я тут был перед вами совершенно откровенен и открыт, не скрыл ни своей предубеждённости, ни отношения к руководителю лаборатории. Я никогда ранее не позволял себе такого, всегда предпочитая дипломатичность. Но сегодня сделал это, не знаю – почему… Видимо моё чувство Справедливости потребовало именно таких слов. И последнее: да, выключите же вы, наконец, эту музыку! Нет, не скажу, что она неприятна или раздражает. Но не принято делать доклады и выступления под какое бы то ни было музыкальное оформление! Спасибо за внимание!

Видавшие виды члены комиссии и приглашённые были в полном недоумении: им прекрасно был знаком этот оппонент Черкасова, они знали его непростой характер, не без некоторой склонности к небольшим интригам, знали его дипломатичность, склонность говорить намёками, не упрекать никого открыто и не хвалить. Что же с ним стало? Откуда такие открытость, честность, стремление к справедливости с большой буквы?! Более того: рассказывая аудитории о своих предубеждениях, оппонент практически разоружился, потому что всё высказанное им против проекта было до этого методично и доказательно заранее опровергнуто автором отчёта! И для чего, в самом деле, Черкасов бубнил свой отчёт по бумажке?! Что же касается этой странной музыки…

Но додумать эту мысль, которая очень скоро смогла бы привести большинство из членов комиссии к правильным выводам, довести предположения и рассуждения до логического конца присутствующим не удалось: музыка исчезла, а на трибуну для ответа оппоненту вышел руководитель темы профессор Черкасов:

– Уважаемая комиссия! Уважаемые товарищи! Только что вы испытали на себе действие одного из созданных в лаборатории акустических воздействий. Евгений Никифорович Петров образно назвал его „акустической сывороткой правды“. Прошу уважаемого оппонента нас извинить! Мы не хотели никого задеть, обидеть или выставить в неприглядном свете. Тем более, что убеждены: Правда, Честность, чего бы они ни касались, не могут оскорбить или унизить никого! А теперь, если позволите, мы бы хотели продемонстрировать вам ещё три из найденных в нашей лаборатории эффектов: мы бы предложили погрузить всех присутствующих в глубокую грусть, затем – дать возможность побыть в состоянии счастья, а потом, в заключение,  привести ваши вас в состояние покоя, которое будет сочетаться с активацией ваших интеллектуальных и критико-аналитических способностей…

В зале поднялся шум. Выдержанные, маститые, обременённые опытом и чинами члены комиссии и приглашённые были единодушны в своём изумлении. Объяснение, которое им в такой необычной форме дал завлаб Черкасов, не оставляло никакого места ни сомнениям, ни недоверию. А его последнее предложение… нет, тут стоит подумать! А безопасно ли всё это?! Но тут вышел генерал Петров и встал рядом с Черкасовым, ещё не покинувшим трибуны:

– Товарищи! Уверяю вас, что та небольшая практическая демонстрация достигнутых лабораторией результатов, которую предлагает осуществить полковник, профессор Черкасов, совершенно безопасна и никаких неприятных или необратимых последствий иметь не будет! – Петров выждал несколько секунд и завершил, – Ну, так, что же, товарищи? Согласны? Кто за – прошу поднять руки… Нет, нет, сотрудникам лаборатории голосовать не надо – вы, разумеется, лучше всех знаете тему, но вы – не члены комиссии!… Так, вижу… Кто против? Никого! Воздержавшиеся?… Один человек…

Полагаем, читателю уже стали ясны два обстоятельства: то, что происходило на отчёте лаборатории № 11 потом, совершенно не соответствовало ни форме, ни традициям проведения подобных отчётов; во-вторых, понятно, что ни сомневающихся, ни – тем более – противников в ходе трёхчасовых обсуждений не осталось. В заключение конференции взял слово приглашённый на неё первый заместитель председателя КГБ академик Фёдоров. Его выступление оказалось коротким: