Ампирный пасьянс - Вальдемар Лысяк

Узнав о проделках Али-паши, в июле 1820 года, султан приказал увертливому правителю прибыть в течение 40 дней в Константинополь и объясниться. Али на это распоряжение наплевал. Тогда Махмуд II объявил Тебелина изменником и приказал его проклясть. Великий муфтий выполнил это с надлежащей помпезностью, включив в свою речь следующий фрагмент из Корана: "Гороховое зерно забило наши уши, сердца наши закрыты пред голосом твоим, что стоит между нами и тобою. Приходит ужасной время для преступника! В день предназначенный мы выпустим против него ветер сильнейший; люди станут падать словно пальмы, вырванные с корнем! Проклятые на земле, в день воскрешения осуждены будут они пред всем светом!" Али, когда ему донесли об этом, был взбешен и попеременно угрожал, святотатствовал и умолял, подкупал Диван и вел переговоры с англичанами. Порта же начала оказывать помощь… эпирским патриотам (!), считая, будто те желают подняться только против паши, совершенно не представляя, что очень скоро не только Эпир, но и вся Эллада пыхнет огнем восстания против турок.

Осенью 1820 года султан выслал против Али первую карательную экспедицию, и так начался последний, полуторалетний бой моего трефового короля. По иронии судьбы, "тиран Эпира" оказал и Эпиру, и всей Элладе громадную услугу, оттянув большую часть султанских войск их Греции на озеро Памвотис, что позволило греческому национально-освободительному движению развернуть крылья.

Первым командующим, высланным против Али, был его личный враг, Измаил-бей, который осадил Янину с 5 тысячами солдат. Али Тебелин отступил в крепость и, чтобы затруднить действия врагам, бомбардировал и поджег город. Турецкие штурмы отбивались от куртин и бастионов крепости словно морские волны от каменного мола. Албанцы Али, под его личным руководством, давали врагу урок за уроком; все они были кровавыми и очень дорогостоящими.

Крепость я посетил поздно днем и вечером. Вовсе не потому, что так требовалось по программе. Точно так же, как произведение искусства требует соответствующего обрамления, а хороший коньяк – подходящего бокала, так и визуальные впечатления подобного рода – когда чего-то разыскиваешь или же идешь по чьему-либо следу – требуют соответствующего времени суток и нужного освещения. Гаснущее солнце обрисовывало багрянцем две стоящие в стенах крепости мечети и остатки куртин – надъеденные временем, выщербленные, поросшие зеленью. Вдоль стен на траве лежали пушки XVIII века – рядами, по десятку, брошенные на землю без какой-либо музейной идеи, совершенно забытые. Другие орудия, не в таком большом количестве, покоились на гниющих лафетах, скаля свои пасти в направлении окружавших озеро гор, теперь абсолютно нестрашные, отданные на добычу ржавчины. Было тихо, только ветер посвистывал в кронах громадных платанов. Несколько десятков ступенек привело меня на самую вершину минарета мечети Аслана, откуда открывался вид на засыпающий остров, на город и на белые вершины Пинда. Я спустился вниз и приостановился на одном из бастионов, пока солнце полностью не истекло кровью в озеро, а небо не покрылось звездами. Только тогда вернулся я в гостиницу, чтобы изучать записки об Али-паше и его смерти.

Защищался он так, что прозвище Лев, которым его одарили льстецы, воистину получило подтверждение истории. Разозленный султан отозвал неспособного Измаила и назначил на его место храброго Беба-пашу, но тот вскоре умер. Тогда, в марте 1821 года, султан поверил руководство операции губернатору Пелопоннеса, Куршиду-паше, который со своим 2,5-тысячным корпусом совершил дальний поход к озеру Памвотис. В результате этого похода Пелопоннес и вся южная Греция встали в огне, ситуация же самого Али-паши резко ухудшилась. Первым, что предпринял талантливый турецкий военачальник, была блокада дорог Фессалии (там самым, он перекрыл связь Тебелина с сулиотами) и захват местности Строуни. Затем он еще больше усилил осаду крепости, атакуя, более всего, бастион Литхарица [Бастион находится в юго-западной части замка. Сейчас здесь размещается археологический музей] и захватил остров. Али понял, что султан на него взъелся, и что турки отступят нескоро, а запасы продовольствия и амуниции, хотя и значительные, вовсе не бездонные.

Все это, вместе взятое, еще не было бы причиной пасть духом, если бы не осознание того, что судьба-индейка повернулась к нему спиной после стольких лет удачи. Судьба частенько шутит над нами – многократный изменник был побежден с помощью банального предательства. Конкретней же: в результате целой серии предательств, совершенных людьми, которым Али-паша доверял более всего. "За что боролись, на то и напоролись…" Али Тебелин воевал, всегда пользуясь изменой, так что нечего было теперь дивиться.

Первыми изменили сыновья, Мехмет-Вели и Мухтар, сдав туркам несколько крепостей, в том числе Паргу и Превезу. К ним же относились слова поговорки – после того, как они предали отца, их также предали, те же турки; их вывезли в Азию и там задушили. В конце ноября 1821 года "тирана Эпира" постигло следующая измена. На сей раз массовая. Весь албанский гарнизон крепости перешел на сторону турок, за исключением 500 человек. Вскоре после того, 430 человек из этих пятисот встали в ряды Куршида-паши, и с Али осталось только семьдесят самых верных. Капля в море…

Не имея возможности защищать внешние стены, Али-паша отступил во внутренний замок, называемый Итч-Кале. Цитаделью этой меньшей крепости был его дворец. Было понятно, что с горсткой отчаянных он здесь долго не удержится, но Куршиду был нужен не только сам Али – скорее, легендарные сокровища паши. Часть из них (коллекции часов, тканей из Кашмира, драгоценных камней и серебра) сгорела вместе с родовым дворцом семейства Тоска в Тебелине, но оставалось еще столько, что слепцы, шатающиеся по дорогам Европы, пели об этих богатствах песни.

Старый лис из Янины прекрасно понимал, что было нужно турецкому солдафону, поэтому, когда Куршид прислал к нему несколько офицеров с предложением сдаться, он завел их в подземелья и показал богатства, сложенные на двух тысячах бочонков с порохом, и сказал, что если султан не проявит к нему милости, тогда все, что они видят, взлетит в воздух. А что еще мог он сделать? 8 декабря 1821 года совет пашей выразил согласие; Куршид выслал курьера в Стамбул, и обе стороны погрузились в ожидании.

Для Куршид-паши это было активное ожидание – он горячечно размышлял, как обмануть Али. И придумал! Сама идея не была такая уже хитрая, но старый албанец, съевший зубы на обманах, видимо и вправду сильно постарел, поскольку дал себя обмануть. Так вот, Куршид дал Али-паше дружеский совет: было бы лучше, если Али добровольно покинет крепость и переберется на остров, где сможет ожидать решения султана на тех же основаниях, но подобный акт доброй воли наверняка смягчит высшее начальство. Паша Тебелина поверил и в первые дни января 1822 года перебрался на остров в покинутый монахами монастырь Святого Пантелеймона, тем самым совершая кардинальную, величайшую ошибку в своей жизни – -н позволил закрыть себя в безвыходной ловушке.

Постепенно мы близимся к финалу. Его описание я основал, прежде всего, на записках монаха Анании [На самом деле, во время событий, разыгрывающихся в крепости и на острове, Анания, вместе с остальными монахами, находился в изгнании, но вернулся сразу после трагического финала и записал сообщения свидетелей], настоятеля монастыря Святого Пантелеймона, которые перевел для меня мой приятель из Салоник, Плутарх Теохаридис.

Читатель, который обратится к "Графу Монте-Кристо", легко заметит огромное число различий между романной версией и тем, что напечатано ниже. Различия эти являются лишь частично результатом фабульной интерпретации Дюма – во многих случаях они возникли по причине недостаточной или же ошибочной базы данных, которыми располагал французский писатель, а также ошибок в прочтении источников. Чтобы не быть голословным, даю один из множества примеров: Дюма узнал о сокровищах во дворце и про оборону на острове, соединил эти две вещи, и отсюда взялся в романе "небольшой дворец с арабесками" на острове. Если бы он побеспокоился и посетил Янину, тогда этой ошибки он никогда бы не совершил, поскольку на острове нет и никогда не было никакого "маленького дворца". Только Дюма не видел необходимости в подобном вояже, прекрасно зная, что о любом уголке земного шара можно писать весьма убедительно, совершенно не видя его, и что Шекспир помещал действие собственных драм на территории всей Европы, хотя никогда не покидал собственного острова и на континенте не был. Теми же категориями руководствовался и Стендаль, который придумал фиктивное княжество в Италии, чтобы в нем разобраться с тогдашней политической Европой.

Больше всего романных выдумок и неточностей связано з заминированными сокровищами, которые Али Тебелин оставил под надзором доверенного офицера (а вовсе не раба) Селима Тсамиса. Селим бодрствовал рядом с ними, держа в руках горящий факел, помня о приказе взорвать все, если султан не проявит милости, либо же, по условленному знаку погасить факел на случай, если Али будет прощен. В романе таким знаком является перстень "тирана Эпира", который француз-предатель обманом получил от Али и показал Селиму. На самом же деле, знаком этим были четки, которые паша носил на шее, а изменником, обезоружившим Али, была… любимая гаремная фаворитка, Василики!