Весь Валентин Пикуль в одном томе - Валентин Саввич Пикуль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Какой комитет? — возмутился Непенин. — Что за слово?
«…сумеет порядок восстановить. Необходимо применить все усилия, чтобы удержать порядок и дисциплину среди войск и флота, тогда, даст бог, все образуется…»
— Паникеры! — сказал Непенин. — Упаси бог, если такая галиматья дойдет до эскадры… Не надо объявлять. А как «Аврора»?
— Пока все тихо.
— Ну и правильно. Пошумят и разбегутся. Никольского я знаю: он револьвер всегда в кармане таскает…
Воодушевясь, комфлот велел Ренгартену заменить матросов-радистов офицерами связи. Завтрак проходил в скучности. В развращающей роскоши стола. Драгоценный хрусталь тонко вздрагивал. Серебро горело. Все были сытые люди и бросались кусками. Роскошные омлеты — шириной в лапоть — только ковырнули. Парниковая редиска никого не радовала. Мысли оперативников занимали события в Петрограде. Об этом же, конечно, думал и Непенин, но старался не говорить…
— А что пишут в иностранных газетах?
— Союзники всегда пишут, что «русских трудно понять».
— Боюсь, что когда поймут нас, то будет уже поздно.
Неожиданно в кают-компанию «Кречета» вошел жизнерадостный Костя Житков. Свеженький — прямо из Петрограда. Потирая замерзшие руки, молодой кавторанг отделался общим поклоном (особо Непенину) и вкусно разгрыз на зубах хрусткую редиску.
— Не приведи бог, — сказал он, садясь за стол и заливая яйца соусом «крутон-моэль», — не дай-то бог, говорю я вам, ежели бы этот ваш стол питерским показать… Растрепали бы нас!
Его обступили с вопросами: «Как? Что? Не тяни…»
— Спокойно! — сказал Костя, затыкая за воротник кителя салфетку, украшенную якорями и короной с орлами. — Революция в Питере продолжается полным ходом и… У кого соль? Вестовой!
Непенин, рассвирепев, хлопнул перед ним солонку:
— Держи! Но если еще хоть раз услышу от тебя слово «революция», велю фалрепным спустить тебя без штанов на лед…
Житков отбросил вилку, и она грустно звякнула среди хрусталя.
— Вы разве ничего не знаете? — изумился он. — А я ведь прибыл к вам за советом… в надежде, что вы извещены достаточно.
— Чего ты хочешь?
Кавторанг Житков вытянулся, заговорил уже официально:
— У меня, господа, сверстан и готов к выпуску февральский номер «Морского сборника».
— Так что? — спросил Непенин. — Есть интересное?
— Есть. Две статьи: «Нельсон и его капитаны» — Сашки де Ливрона, «Место командующего эскадрой» — Овандера… Хочу спросить вас: как быть? Давать мне уведомление от редакции о том, что творится в Петрограде, или… Извините меня, Адриан Иваныч, но революция не такая штука, чтобы ее можно было замолчать.
— Опять революция? — Непенин стал багрово-красным.
— Приношу извинения, но все-таки это — революция… Непенин, кося широкими плечами, выбирался из-за стола.
— Адриан Иваныч, — задержал его Житков, — я, как редактор «Морского сборника», ответствен за точную информацию. Какими глазами я буду смотреть в глаза читателям, если скрою от них то, что они сами ежедневно наблюдают?
— Ничего, не давай в февральском номере… Не верю! Это бунт. Взнуздают всех опять и побегут к победе, хвостами помахивая.
Он ушел. Костя Житков взялся за вилку.
— Командира «Авроры» уже убили, — сказал он.
— Как убили?
— А так и убили. Он со своим револьвером совался по стенке, стал с рабочими драться. Ну, его и хлопнули из толпы. А за компанию с ним ранили и старшого с крейсера — Ограновича…
— Кто пойдет сообщить Непенину? — поднялся Черкасский.
— Костя, ты первоисточник. Сходи ты, — просили Житкова.
— Мне? А ты видел? Адмирал уперся, как баран в новые ворота. Замалчивание революции перед флотом может обернуться трагично для флота. И это грозит трагедией для самого Непенина…
Крутя на пальце ключик от секретного сейфа с шифрами, князь Черкасский шагнул на трап. Постоял, обдумывая:
— Ладно. Я скажу…
Непенин выслушал от князя, что командир «Авроры» убит.
— Я ж его предупреждал, чтобы с оружием поберегся.
— После драки кулаками не машут, — ответил князь. — Для нас сейчас важен факт: «Аврора» начала первой!
— Лучше бы она погибла в Цусиму, — осунулся Непенин.
— Будут у вас приказания, Адриан Иваныч?
— Нет…
Черкасский спустился в кают-компанию:
— Адмирал ослабел. Как раз момент, чтобы нажать на него. Мы за два дня выбьем из него веру в монарха, как выбивают пыль из мешка… Господа, мы, сторонники либеральной демократии, кажется, выходим на фарватер, проложенный нашими друзьями в Думе.
— Ура! — воскликнул, дурачась, Костя Житков. — Но какими глазами я буду смотреть на своих читателей?
* * *— Мы сильно запоздали, — рассуждал Ренгартен. — Теперь события следует нагонять… Главное сейчас — сохранить флот как боевую единицу и не допустить матросов дальше тех кавычек, в которые будет заключена политика Временного правительства.
— Крах распутной системы самодержавия наступил, — подхватил князь Черкасский. — Теперь все зависит от нашей гибкости.
Федя Довконт на ладони показал виляние рыбьим хвостом.
— Это… вот так надо делать? — и фыркнул.
— Феденька, ты у нас прекрасный, но глупый инфант.
— Кавторанг, хватит чудить! — обозлился Ренгартен. — Когда ты ведешь корабль в шхерах, ты же не режешь курс напрямую через рифы и банки. Ведь ты хочешь жить… Хочешь?
— Хочу, — согласился Довконт.
— Потому ты и лавируешь между опасностей. Надо лавировать и сейчас, если не желаешь иметь свое драгоценное манто в
