В свете зеленой лампы - Андрей Межеричер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ишь какие шустрые, сами уехали и меня сманиваете? Никуда не поеду. Увидите, может, еще и пригожусь. Еще захотите свежего молочка от своей коровки.
Нам это было странно слышать: какое молочко, кому? Так получилось, что ни у меня, ни у брата после войны се́мьи не сложились и не было деточек. Я переживала о своем одиночестве, Васька только отмахивался, когда я спрашивала его. Он говорил:
– На́что мне оно? Мне и одному хорошо – как хочу, так и живу, ни перед кем не отчитываюсь. Посмотри на свою Прасковью, запилила мужика, а он у нее просто идеальный. Даже не уговаривай меня жениться. Ни-за-что!
Я сама не то чтоб не хотела новой семьи, а как-то не складывались у меня отношения с мужчинами. Вроде и пойду на свидание, а лишь доходит до обнимания и поцелуев, я просто не могу, сразу мой Василёк перед глазами. И как бы слышу в голове его голос: «Так-то ты меня дожидаешься, жена?»
А я ждала. Ждала его и плакала каждый год на 9 Мая, когда мы собирались за праздничным столом у заводских друзей или у Игоря с Ольгой Николаевной. Ведь раз его нет, то и жизни нет. Нет ни планов, ни радости, ни тепла и заботы. А всё это женщине очень нужно.
Паня, моя заводская подружка, помню, в 1948 году, когда мне уже было тридцать шесть лет, просто каждую неделю со мной вела разговоры о том, что жизнь идет и надо самой тоже пытаться идти дальше. Да я и сама очень семью или хотя бы ребеночка хотела. Он даже снился мне ночью, такой щекастенький, губастенький, всё тельце в складочках. Я видела в своих мечтах, как он сидит на поляне летом в белой панамке, и сам такой молочно-белый. По толстой его ножке мурашка маленькая ползет, а он на нее смотрит. Я даже просыпалась от таких снов. У Пани у самой тоже детишек не было. Но это другая история, часть ее я вам уже рассказывала. Она очень хотела ребеночка, и, как они с Сергеем ни старались, у каких врачей только ни бывали, ничего не получалось. В остальном всё у них было хорошо. Она выучилась на бухгалтера, работала на каком-то складе. Туда и Сергея забрала сторожем: работа не трудная, да ему еще государство за инвалидность доплачивает, за потерю ноги на фронте. Мы встречались чаще всего на их квартире у Никитских ворот. Там было просторнее и был домашний дух, не то что у меня в общежитии.
Моя же «река жизни» в основном текла спокойно, без ледоходов и бурунов. Работа, комната в общежитии, по выходным в кино или к Пане с Серёжей. Так было года до пятьдесят второго, а потом со мной начали происходить странные вещи. Мне стало казаться, что за мной кто-то следит. Вот иду по улице и чувствую взгляд. Оборачиваюсь – никого. Подружка моя Прасковья Ивановна говорила с улыбкой, что это у меня от недостатка каких-то мужских гормонов. А что мой брат Вася, безобразник, говорил, вы можете сами себе представить. Но это чувство меня не покидало. Мне порой казалось, что я просто сошла с ума. Я старалась не обращать внимания на это, но всё равно иногда чувствовала, прямо физически, чей-то взгляд.
Как-то раз в пятницу вечером была я у Пани, мы смотрели КВН. Как всегда было весело и интересно, мы много смеялись. Любовались молодыми ведущими Светланой Моргуновой и Александром Смоляковым. На следующий день, в субботу, я убиралась в общежитии в коридоре, моя была очередь, а параллельно еще кое-что стирала. За домашними делами время идет быстро, но от них и устаешь тоже: вроде ничего особенного не делала, а уже без сил. Спать я пошла в этот день довольно рано. И вот настало воскресное утро. Я даже в выходные встаю рано, включаю радио, готовлю себе завтрак. А тут часов в девять утра стук в дверь. Я открываю, стоят Паня и Серёжа, а глаза у них какие-то тревожные.
– Слава богу, ты дома! А то боялась не застать, – проговорила Паня, торопливо входя.
– Случилось что? Вы что прибежали как на пожар, вроде только недавно виделись?
– Случилось, – сказала Паня. – Только ты, Лизочка, не волнуйся. Сядь на диван, и я с тобой рядом сяду.
– Да что стряслось-то? Не пугайте меня!
– Давай, Сергей, рассказывай, как дело было, – сказала Паня мужу строгим голосом.
Сергей стоял в проеме двери на кухню и от волнения никак не мог начать говорить:
– Я вчера с утреца за папиросами пошел, ну ты знаешь, тут, рядом, у заводской проходной. По старой привычке иногда прогуливаюсь сюда…
– Ты давай не тяни, а по делу говори! – оборвала его жена.
– Ну я и говорю, купил папиросы, а спичек нет, дома оставил. Вижу, мужик стоит у дерева, курит, на окна вашей общаги смотрит. Я ему говорю: «Мужик, дай прикурить!» Смотрю, а это твой муж Васька! Меня на костыле и седого он не узнал, а я-то его узнал сразу…
У меня всё замерло внутри, я даже перестала дышать, слушая Сергея.
– Подошел к нему, закурил, мало ли, думаю, обознался. «Ты что, кого поджидаешь из девчат, что на окна их смотришь?» – спрашиваю. «Да тут моя любовь-зазноба живет, хотел посмотреть, как она», – ответил он мне. Я как эту его старую присказку – любовь-зазноба – услышал, понял: точно он! «Где ж ты, гад такой, пропадал столько лет? Лизка по тебе вся иссохла, ждет до сих пор!» – прям кричу ему в лицо и за пиджак держу, чтоб не сбежал. Мне без ноги ведь его не догнать никак, если захочет удрать.
Сергей аж покраснел лицом, рассказывая, а я сидела вся съежившись, полная плохих предчувствий.
– «Серёга, ты, что ль? Да отпусти пиджак, чё вцепился, в самом деле?» – сказал Василий и закурил еще одну. И он мне рассказал, Лиза, что был в плену, потом в партизанах и там встретил одну деваху, и у них
