Астронавты в лохмотьях - Боб Шоу

«Вся моя жизнь и работа видна на этой сцене, – подумалось Лейну. – Принадлежности для письма у меня с собой, я должен подвести итог, хотя последние мысли человека в виде абсурдных строк завещания перед смертью вряд ли станут для кого-то интересными или ценными… самое большее, что я могу записать, уже известно. Что птертоз – это неплохая смерть… по сравнению с другими смертями, конечно… природа иногда милосердна… подобно тому, как самый жуткий укус акулы часто не сопровождается болью, так иногда вдыхание пыли птерты может вызвать странное умиротворение, такой химический фатализм… по крайней мере в этом отношении мне вроде бы повезло… если не считать, что у меня нет чувств, которые принадлежат мне по древнему праву…»

Ниже грудной клетки возникло жжение и стало распространяться по всему телу; показалось, что в окружающем мире вдруг стало холоднее, как будто солнце остыло. Лейн полез в карман, вытащил желтый полотняный капюшон и расстелил у себя на коленях.

Оставалось исполнить последний долг, но пока еще время не настало.

«…Мне хотелось бы, чтобы со мной сейчас была Джесалла… Джесалла и Толлер… я бы отдал их друг другу… попросил принять друг друга… Опять сплошная ирония: Толлер всегда хотел стать другим человеком, стать похожим на меня… а когда он стал новым Толлером, в прежнего Толлера превратился я… настолько, что даже пожертвовал жизнью ради чести… Этот жест я должен был сделать до того, как Леддравор надругался над моей красавицей женой… Толлер был прав на этот счет, а я – со своей так называемой мудростью – твердил ему, что он ошибается… Джесалла умом понимала, что Толлер ошибается, а сердцем чувствовала, что он прав…»

Боль кольнула грудь, и начался приступ дрожи. Панорама впереди стала неестественно плоской. Появились новые птерты. Они парами и тройками плыли вниз к равнине, не обращая на него никакого внимания. Обрывочные, сонные мысли потекли напоследок в его голове.

«…Бедный Толлер… он многого достиг, а чем я его вознаградил?.. Обидой и завистью… я обидел его в день погребения Гло, и это удалось мне только потому, что он меня любит… а он ответил на мой мелочный выпад с любовью и достоинством… бракка и птерта идут рука об руку… я люблю «братика»… не знаю, поняла ли Джесалла, что тоже его любит… иногда так трудно в этом разобраться… конечно, бракка и птерта идут рука об руку – они партнеры по симбиозу… только теперь я понял, почему мне не хотелось лететь на Верхний Мир… там будущее, а будущее принадлежит Джесалле и Толлеру… не из-за того ли я подсознательно решил не ехать с Леддравором, выбрал свою Яркую Дорогу?.. А может быть, я просто освободил дорогу Толлеру?.. Исключил себя, как лишний множитель в уравнении?.. Я всю жизнь занимался решением уравнений…»

Огонь в груди жег Лейна все сильнее, он начал задыхаться и обильно потел, хотя кожей ощущал смертельный холод. Планета казалась картиной, нарисованной на измятой ткани. Настало время для желтого капюшона. Непослушными пальцами Лейн поднял его и надел на голову: предупреждение каждому прохожему, что человек умер от птертоза и к телу не следует приближаться по меньшей мере пять дней. Прорези для глаз оказались не на месте, но Лейн уронил руки по бокам и не стал выравнивать капюшон. Его вполне устраивал личный мирок бесформенной и неясной желтизны, в котором сошлись пространство и время.

«…Да, насчет наскальной живописи я был прав… круг изображает птерту… бесцветную птерту… она еще не выработала специальных ядов… Кто это меня спрашивал про розовую птерту?.. И что я ответил? Что голый ребенок не боится этого шара, потому что знает – шар не причинит вреда?.. Конечно, я все время разочаровывал Толлера недостатком мужества… пренебрежением к чести… теперь он может гордиться мной… Хотел бы я увидеть его лицо в тот момент, когда он узнает, что я предпочел умереть, лишь бы не ехать с… Не странно ли, что ответ на загадку птерты всегда был на небе?.. Круг Верхнего Мира и Дерево – символы птерты и бракки, сосуществующих в гармонии… опылительные залпы бракки кормят птерту… Чем кормят?.. Пыльцой, маглайном, зеленым и пурпурным… а птерта за это выискивает и уничтожает врагов бракки… Надо бы защитить Толлера от Леддравора… он думает, что не уступит принцу, но я боюсь… Я боюсь, что никому не сказал про бракку и птерту! Сколько времени я это знал?.. Я сплю?.. Где моя любимая Джесалла?.. Я могу еще шевелить руками?.. Я могу еще?..»

Глава 17

Принц Леддравор посмотрел на свое отражение в зеркале и нахмурился.

Даже во время жизни в Большом Дворце он предпочитал обходиться без прислуги при утреннем туалете, на который тратил порядочно времени. Он сам полировал бритву из бракки, доводя лезвие до совершенства, а щетину смачивал горячей водой. В результате, к своей досаде, он соскоблил слишком много кожи под подбородком. Он не то чтобы порезался, но у горла выступили капельки крови, и сколько он их ни стирал, тут же появлялись новые.

Вот что случается, когда живешь как изнеженная девица, – мысленно посетовал он, прижимая к горлу влажное полотенце в ожидании, пока прекратится кровотечение.

Зеркало – сложенные вместе два стекла разных сортов – отражало свет почти полностью, но, поворачиваясь к окну, Леддравор мог разглядеть сквозь стеклянный сандвич его яркие прямоугольники на том месте, где, казалось бы, стоит он сам.

«Как это уместно, – подумал он. – Перед восхождением на Верхний Мир я становлюсь этаким бесплотным призраком. Реальная жизнь, единственная, которая вообще имеет значение, закончится для меня, когда…»

Его мысли прервал топот, донесшийся из соседнего помещения. Обернувшись, Леддравор увидел в дверях ванной комнаты майора Яхималта, человека с квадратным торсом, служившего адъютантом по связи между дворцом и базой небесных кораблей. Заметив, что Леддравор не одет, Яхималт попятился.

– Простите, принц, – сказал он, – я не знал…

– Ты что, парень? – рявкнул Леддравор. – Если у тебя есть сообщение, давай выкладывай.

– Донесение от полковника Хипперна, принц. Он передает, что у главных ворот базы собирается толпа.

– Но ведь в его распоряжении целый полк. Почему я должен беспокоиться из-за какой-то толпы?

– Согласно донесению, их возглавляет первосвященник, принц, – ответил Яхималт. – Полковник Хипперн просит, чтобы вы санкционировали арест прелата.

– Балаунтар! Этот мешок костей! – Отшвырнув зеркало, Леддравор прошел к вешалке, где висела одежда. – Передай полковнику Хипперну: пусть удерживает позиции, но ничего не предпринимает до моего прибытия. Я лично разберусь с нашим первопугалом.

Яхималт отдал честь и исчез. Леддравор поймал себя на том, что улыбается, торопливо застегивая ремешки белой кирасы. До отправления первой эскадрильи на Верхний Мир оставалось всего пять дней, подготовка фактически закончилась, и принц тяготился вынужденным бездействием. Если он не займется каким-нибудь делом, его вновь начнут терзать сомнения и противоестественный ужас. Он чувствовал, что почти благодарен велеречивому прелату за возможность отвлечься и еще раз заняться настоящим делом.

Леддравор пристегнул к поясу меч, к левому предплечью – нож и поспешил на главный передний двор, выбрав нижнюю дорогу, чтобы не наткнуться на отца. У короля имелась превосходная разведывательная сеть, и почти наверняка он слышал о вчерашней самоубийственной выходке Лейна Маракайна.

Меньше всего Леддравор хотел, чтобы его сейчас начали расспрашивать об этом нелепом происшествии. Он послал команду рисовальщиков в пещеру скопировать рисунки и хотел при встрече с отцом представить ему эти копии. Инстинкт подсказывал Леддравору, что король очень рассердится, если выяснится, что Маракайн погиб, в чем не приходилось сомневаться. Но рисунки, возможно, смягчат этот гнев.

Во дворе Леддравор приказал слуге привести пестрого синерога, на котором обычно ездил, и через считанные секунды уже скакал к базе небесных кораблей.

Он выехал из двойного кокона сетей, обволакивавшего дворец, и поскакал по одной из закрытых, похожих на трубы, дорог, пересекавших четыре декорированных крепостных рва. Кожух из лакированного льняного полотна защищал от птертовой пыли и обеспечивал безопасность до самого Ро-Атабри, но ощущение замкнутого пространства раздражало Леддравора. Он обрадовался, когда оказался в городе, где сквозь сетку было хотя бы видно небо, и помчался на запад по мощеной набережной Боранна.

Горожан на улицах было немного, и эти немногие направлялись в сторону базы, словно ведомые неким особым чувством, подсказывающим, что там, впереди, происходят важные события. Утро стояло безветренное и жаркое, птерта не угрожала. Леддравор доскакал до западной границы города и, проигнорировав крытый путь, поехал южнее, по открытой местности, туда, где у главных ворот собралась толпа.

Возмущенные люди разобрали боковые стенки непрочного коридора и растеклись перед внешними воротами. У дальней стороны ворот в небо уставились пики. Леддравор одобрительно кивнул: пика прекрасно демонстрирует гражданам всю ошибочность их поведения.