Воин - Дмитрий Колосов

Оглашая равнину разбойным свистом, проскакали кочевники-массагеты, великолепные лучники, неплохо к тому же владевшие боевыми секирами сагарисами. Едва островерхие тюрбаны массагетов скрылись из виду, как на дороге появились сотни колесниц, за которыми следовали воины-арабы на верблюдах.

Затем прошли парфяне и макроны, фригийцы и пактии.

Вельможи дивились звероподобного вида эфиопам, чьи тела были покрыты барсовыми и львиными шкурами. Оружие эфиопов вызывало не меньшее изумление. Здесь можно было увидеть гигантские, в человеческий рост луки, копья с наконечниками из рога антилопы, железношипные палицы, щиты, обитые журавлиной кожей. Командовавший эфиопами Арсам, судя по всему, был горд диким видом своего воинства.

В полдень над царем воздвигли шелковый балдахин, изнеженные вельможи укрылись под зонтиками из страусовых перьев. По лицам полководцев, посчитавших постыдным прятаться от палящих лучей, тек язвящий пот. Сын Датиса Тифей рухнул на землю, сраженный солнцем. Его унесли в тень акации.

Царь пил охлажденное вино, когда мимо шли вооруженные дротиками фракийцы и ливийцы. Это были никуда не годные воины. Их призвали в поход более для числа.

Артафрен вел лидийцев и мисийцев, держащих в левой руке небольшие изящные медные щиты. Эти воины славились своей хитростью и были хороши в засадах и стремительных рейдах.

Всеобщее восхищение вызвала тысяча бравых писидийцев. Все как на подбор высокие, вооруженные длинными мечами и копьями, они выстроились клином, глядя на который верилось, что нет фаланги, способной устоять перед его натиском. Шлемы писидийцев были украшены бычьими рогами и султанами. Зрители следили за разноцветным ковром из ярких перьев до тех пор, пока писидийцы не растворились в полуденном мареве.

Киссии и бактрийцы, урии и пафлагонцы, ликии и сирийцы — неисчислимые колонны воинов мерно шагали мимо холма, и солнце, утопавшее в тучах поднятой их ногами пыли, спешило скрыться за горизонт.

А затем шли кабалии, гарканы, матиены, мариандины, саранги, каспии, наемники-колхи, восемь тысяч вооруженных арканами сагартийцев, мары, хорезмийцы, саспиры, гандарии, согдийцы, индийцы…

Уже смеркалось, когда передние ряды парсов, покинувших лагерь еще на рассвете, сомкнулись с замыкавшими гигантскую колонну бессмертными. Огромная, блистающая хладным металлом змея многократно обвила холм. Насколько хватало глаз, тянулись ровные шеренги воинов. Ксеркс со смешанным чувством самодовольства и робости обозревал огромное войско, собранное почти против его воли. Только сейчас он осознал до конца, сколь могущественна сила, сдвинувшая с места эту махину.

Ни царь, ни кто-либо из его вельмож не мог сказать точно, сколько воинов собралось под священные знамена Ахурамазды. Известно было лишь, что народов, принявших участие в этом походе, было ПЯТЬДЕСЯТ СЕМЬ. Это поистине были неисчислимые тьмы.

И неважно, сколько их было в самом деле: 1.700.000 человек, как сосчитал Геродот, 800.000, как полагал Ктесий Книдский, или 80.000 — эту цифру назвал историк Дельбрюк. Важно другое — то было войско, перед которым не могла устоять ни одна армия, натиску которого не могла воспротивиться ни одна держава, ни даже весь западный мир.

Это была армия Востока, созданная по воле Ахурамазды для покорения Запада. Сотни алых стягов, реющих над полками, возвещали, что империю ждут великие дни.

Солнце скрылось за кромкой тверди, и наступила тьма. Воины легли на землю там, где их застала ночь.

Утром они построятся в колонны и двинутся на запад — вдогонку за умирающим солнцем.

Утром…

Так уже получилось, что многие эпизоды этой истории разворачиваются ночью. Ведь ночь — время тайн, а тайна — неотъемлемый элемент нашего повествования. Без тайн жизнь была бы пресна, а события превратились в замешанные на цифрах факты.

Итак, была ночь. Одна из тех майских ночей, что сочетают в себе солнечное тепло и лунную свежесть, сочащуюся из приотворенного окна. Таллия и Артабан, утомленные любовными ласками, лежали на широком ложе, прислушиваясь к голосам стражников, негромко перекликающихся под стенами дворца адрамитийского тирана Ксанфа. Из дворцового сада доносились трели ночных пичуг. Любовники уже погружались в сладкую пелену сна, когда по опочивальне пробежала волна холодного ветра. Таллия открыла глаза и в тот же миг почувствовала на своих губах ладонь Артабана.

— Молчи, — шепнул он девушке на ухо. — Он идет. Молчи, если хочешь жить.

С этими словами Артабан накинул на голову своей возлюбленной покрывало. Затаившись под легкой тканью, ионийка напряженно прислушивалась к звукам, витающим в комнате.

Шорох, негромкий звук, похожий на шипение, и, наконец, шелест расправляемой одежды. Затем раздался фальшивый голос Артабана, не слишком умело изображающего изумление.

— Это ты? Вот уж не думал увидеть тебя здесь!

— Может быть, я соскучился по тебе! — негромко произнес некто. От этого хрипловатого, давно позабытого, но столь знакомого голоса по коже Таллии побежали мурашки.

— Сомневаюсь.

— Напрасно. Я и вправду скучал. Не с кем перекинуться словом. Кто это рядом с тобой?

— Женщина.

Гость хмыкнул.

— Надеюсь, что не мужчина. Кто она?

— Наложница царя.

— Царь пал столь низко, что раздает своих наложниц?

— Он пал ниже, чем ты думаешь. Я сам беру их!

— Молодец! — равнодушно сказал гость. — Она слышит нас?

— Нет. Она давно спит.

— А если проснется?

Звякнул металл. Таллия поняла, что Артабан извлек из ножен меч. Ее сердце забилось быстрее.

— Тогда эта ночь будет последней для нее.

— Узнаю выучку ГУРС! Кеельсее тоже скор на расправу.

— Ты виделся с ним?

— Да. Имел романтическое свидание на берегу Мертвого моря.

— Договорились?

— Нет. Он вилял хвостом и не дал прямого ответа. Но через иерусалимских жрецов я узнал, что он пытается спровоцировать бунт в Иудее. Затем он отправился в Тир, убив по дороге одного из моих людей. В финикийских водах его поджидали три пиратские триеры. Я щедро заплатил киликийским разбойникам за голову купца Раммера. Но он перехитрил меня — его судно исчезло.

— Где он теперь?.

— Кто знает? В Кемте, на Кипре или Крите, в Элладе, Геллеспонте, на Родосе. Он мог отправиться куда угодно. Я потерял его следы.

— Ну и дэв с ним! Он не может нам помешать.

— Как знать… — Гость присел на край ложа, скрипнувшего под тяжестью его тела. Таллия почувствовала легкое прикосновение к бедру. Затем сильные пальцы ласкающе пробежали от груди до низа живота. Таллия вцепилась зубами в подушку, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не закричать.