Генерал Симоняк - М Стрешинский

Лейтенант с облегчением вздохнул, когда наконец благополучно привел Симоняка в штаб полка. Блиндаж, узкий, продолговатый, ярко освещали стеариновые свечи.

- Богато живете, - усмехнулся Симоняк. - Настоящую иллюминацию устроили.

- Трофеи, - пояснил начштаба Поляков. - Не один ящик свечей наберется. И с вами можем поделиться, товарищ генерал.

Симоняк точно не слышал Полякова.

- И теплынь... Вино, конечно, трофейное имеется. Теперь только завести кровати с перинами, совсем будет, райское житье.

Федоров почувствовал в словах комдива укор. Будь на его месте Шерстнев, тот бы сразу вспыхнул. Но Павел Сергеевич понимал недовольство Симоняка: полк и подкрепление получил, а всё еще не выполнил задачу, не разбил последний барьер на пути к волховчанам.

- Далеко отсюда комбаты? - спросил комдив.

- Рядом.

- Пригласите.

Пока вызывали комбатов, Симоняк опустился на скамью, усадив рядом Федорова. За все дни боев впервые выдалась возможность так вот, глядя друг на друга, поговорить о том, что волновало обоих. Симоняк расспрашивал о людях, их самочувствии, настроении. Очень трудные испытания выпали на долю бойцов и командиров. Свирепствовали и вражеский огонь, и январские морозы, люди постоянно находились на ветру, в снегу, не могли даже обогреться у костра. Дремали в минуты затишья прямо в лесу, в земляных норах и воронках.

- Знаете, Николай Павлович, - говорил Федоров. - Смотришь на людей и просто диву даешься: до чего же крепок народ. Ни жалоб, ни хныканья. Одно на уме - прорвать блокаду, разбить врага.

Федоров вспомнил случай, который произошел в батальоне Душко. Небольшая группа бойцов проникла под утро в тыл немцев. Похозяйничала там вовсю. Встретили отделение немцев - перебили. Заметили телефонные провода перерезали, а они связывали огневые позиции батареи с наблюдательным пунктом. Потом и на батарею нагрянули, захватили четыре пушки и несколько штабелей снарядов.

- Ладно у них вышло, - отозвался Симоняк. - Кто там был?

- Младший сержант Пирогов, замполитрука Иван Бурмистров, солдат Егоров.

- Мелкой группе в лесу - раздолье... В блиндаж, отряхиваясь от снега, вошли комбаты Ефименко и Дуров.

- Здравия желаю, товарищ генерал, - молодцевато козырнул Ефименко.

- Здорово, Харитон. Что это ты бородищу отрастил?

- Немцев пугать.

- Только они тебя что-то не очень боятся.

Появился и комбат Душко. Он заметно осунулся, остро выступали скулы, жестко горели глаза. Следом за ним вошел полковой инженер Фотькин.

Симоняк встал и, прохаживаясь по блиндажу, сказал, что на завтра, 18 января, назначено общее наступление всей армии. Командир полка об этом уже знает. А комбаты? Тоже знают? Хорошо. Пусть тогда доложат свои решения.

- Имейте в виду, - добавил он, выслушав короткие доклады, - никаких отсрочек больше не будет. Завтра полк должен соединиться с волховчанами. Понятно?

- Всё ясно, товарищ генерал, - ответил за всех командир полка.

- А ты, Харитон, - усмехнулся Симоняк, - обязательно бороду скоси. Таким небритым неудобно с волховчанами встречаться. За кого нас посчитают?

Обратно Симоняк возвращался на броневике, присланном Хрустицким. Его тронула забота командира танковой бригады. Встретившись с ним на наблюдательном пункте, без слов пожал ему руку.

- Сколько у тебя малюток уцелело?

Хрустицкий назвал цифру. Танков осталось в строю совсем мало. И всё же Симоняк не сбрасывал их со счета. Легкие машины хорошо маневрировали в этом краю лесов и болот, здорово били врага из своих скорострельных пушек. Симоняку рассказывали о лейтенанте Дмитрии Осатюке, командире танка, и его механике-водителе Иване Макаренкове. Ловко уклоняясь от снарядов, танцуя по поляне на своей малютке, они заманили тяжелый немецкий танк к опушке леса, поставили его под огонь наших батарейцев.

- Надо завершать, полковник, - сказал Симоняк. - Сам понимаешь, конец венчает дело.

Говорил Симоняк глухо, с хрипотцой. Болело горло, генерал сильно простыл. Превозмогая озноб и ломоту в костях, он оставался на ногах. Даже цепями его бы сейчас никто не удержал в постели. Он жил уже завтрашним днем, старался предугадать и предупредить удары врага.

Около полуночи позвонил Шерстнев, просил разрешить комбату Собакину начать атаку рано утром, до намеченного времени.

- Почему? - удивился комдив.

Комбат, оказывается, не зря лежал перед опорным пунктом на железной дороге, он всё детально изучил, засек и хочет нагрянуть на гитлеровцев, когда они заняты котелками - завтракают.

- А как с артиллерийской поддержкой?

- Использует приданный дивизион и полковые пушки.

- Пускай атакует, - благословил Симоняк. - Собакин не из тех, кто сунется в воду, не зная броду, ученый...

Незадолго до рассвета на левом фланге яростно застрочили пулеметы. Первым их услышал часовой и дал знать адъютанту Симоняка. Тот выскочил из блиндажа.

- Где-то у Кожевникова, - доложил он комдиву. Радист незамедлительно соединил Симоняка с командиром 342-го полка. Яков Иванович сообщил коротко:

- Противник крупными силами атаковал батальоны Зверева и Малашенкова.

- С какого направления?

- С севера. Ввожу в бой Васильева.

- Держись! Передай мой приказ комбатам: не выпустить ни одного фашиста из Шлиссельбурга.

Немцев на этом участке было гораздо больше, чем наших бойцов. Они хотели прорваться, пока их окончательно не завязали в мешке. К Синявину двигались из Шлиссельбурга колонной - впереди автоматчики и пулеметчики. Они наткнулись на командные пункты Зверева и Малашенкова. Комбат Зверев, выскочив из землянки, расположил своих людей в воронках перед вырубкой. По его команде бойцы открыли огонь, рассекли вражескую колонну надвое. Уничтожить всю ее у Зверева не хватало сил. На себя он взял тех гитлеровцев, которые двигались в хвосте колонны. Остальные, предположив, что опасность миновала, начали обходить зверевский батальон, но в районе рощи Фикус их ждал батальон Малашенкова. Вскоре подоспел и батальон Васильева.

Побоище тут произошло огромное. Сотни немцев полегли и сотни были взяты в плен.

Пытаясь спасти остатки разгромленных частей во всё сужающемся бутылочном горле, дать им возможность вырваться, гитлеровцы предприняли сильную контратаку двумя свежими полками со стороны Синявина. Батальоны 270-го полка стойко встретили их и не позволили фашистам продвинуться. На залегшие цепи фашистов Морозов обрушил такую лавину огня, что там мало кто уцелел. Густой пороховой дым полз над приладожской землей.

- Что твой Собакин? - запрашивал комдив у Шерстнева. - Всё еще от Ромашки не в силах оторваться?

- На железке Собакин, - весело откликнулся командир полка. - В километре севернее поселка.