Полюби дважды - Элизабет Торнтон

Горничная послушно склонилась над ковром в том месте, куда указала Джессика, и подняла с пола ножницы.

— Как сюда попали ножницы миссис Хэйг? — простодушно удивилась она.

После ухода горничной Джессика еще долго сидела на краю постели, сжимая виски руками. Сейчас она отдала бы все, лишь бы снова стать сестрой Мартой и оказаться в безопасной тишине своей кельи в монастыре сестер Девы Марии.

16

Три недели спустя Лукас и Джессика венчались в огромном парадном зале Дандас-хауса в Лондоне. В знак уважения к невесте была назначена еще одна церемония, благословляющая их брачный союз. Эта церемония, на которую приглашались только самые близкие родственники и друзья, должна была состояться в стенах монастыря сестер Девы Марии по возвращении отца Хоуи из папской курии в Риме.

Но сегодня огромный зал Дандас-хауса был полон гостей.

Надевая кольцо на палец Джессике, Лукас невольно подумал, что они с Джессикой слишком долго тянули с этой церемонией. Теперь она наконец стала его женой, но, будь у него хоть капля разума, они бы поженились еще семь лет назад, сразу после того, как она подстроила ему ловушку в его собственной конюшне едва ли не на глазах у Беллы и Адриана. Сколько лет он не придавал значения чувствам, которые к ней питал! Как он мог быть так слеп? А теперь он получил то, что заслужил. Эта свадьба нужна только ему. Семь лет назад Джессика была бы на седьмом небе от счастья, она бы ликовала, радуясь своей победе. Но сегодня… сегодня…

Джессика была самой прелестной женщиной из всех, кого он когда-либо знал, На ней было платье цвета морского жемчуга с длинными рукавами. Короткую фату украшали приколотые к нежной ткани прекрасные белоснежные лилии, выращенные в его собственной оранжерее; в руках она держала букет из таких же лилий. На тонкой шее девушки сверкал подарок жениха — золотой крестик, усыпанный сапфирами. Он составлял ансамбль с обручальным кольцом, которое Лукас подарил Джессике в день их помолвки. Солнечный луч упал на ее волосы, и каждая прядь засверкала, словно золотая нить. В такой торжественный день Лукасу показались едва ли не кощунственными мысли, которые приходили ему на ум.

Произнося слова брачного обета, Джессика посмотрела на жениха, и взгляд ее огромных серых глаз был робким и вопросительным одновременно. Все годы их знакомства он не оставался равнодушным к этому взгляду. Он запал ему в сердце, бередил душу, проник в самые глубокие уголки его сознания. С этого взгляда все и началось. Жаль, что тогда он не понял, как этот взгляд действует на него.

Джессика заметила на его лице серьезное выражение, и сердце у нее защемило. Если у него возникли сомнения относительно их брака, то они явно запоздали. Но в этом не было ее вины. Она не раз давала ему понять, что он может отступить, вовремя отказаться, но он явно торопил события. Ну что ж, теперь им придется, набравшись мужества, смириться и воспринимать все, как есть.

Джессика умела переносить удары судьбы, о чем накануне свадьбы напомнила Лукасу мать-настоятельница. Девушка очнулась в монастырском лазарете, не зная, кто она такая и как попала на больничную койку. Но постепенно, шаг за шагом, она сумела создать для себя новую жизнь. То же самое ждет ее в браке. Каждая невеста испытывает трепет перед будущим, перед той ролью, которую ей придется исполнять. Джессику ждет роль жены Лукаса.

Она вздрогнула от удивления, ощутив на устах прикосновение его горячих губ. Наклонив голову, Лукас поцеловал ее.

— Не делай такое испуганное лицо, леди Дандас, — шепнул он ей на ухо. — Свадьба — всегда радостное событие. Улыбнись!

Как странно! Сестра Марта, а теперь леди Дандас. Узнает ли Джессика когда-нибудь, кто она на самом деле?

Она улыбалась, когда их объявляли мужем и женой и когда они с Лукасом поворачивались к собравшимся в зале гостям.

Во время приема, последовавшего за церемонией венчания, Джессика ничем не выдавала терзавшего ее чувства неуверенности. Она старалась сыграть свою роль как можно лучше. Эта роль не казалась ей слишком трудной. Они с матерью Лукаса хорошо отрепетировали ее. Для Джессики стало делом чести успешно пройти испытание на глазах у многочисленных гостей, которые все были представителями высшего света. Они были расположены доброжелательно и держались с ней дружелюбно… за исключением Элли, Перри и Беллы. Элли ходила угрюмая, Перри раздражался по пустякам, а Белла подурнела от злобы и зависти.

Краешком глаза Джессика увидела, как Элли выскользнула из комнаты. Мрачный, как туча, Перри последовал за ней. Джессика тихонько вздохнула. Уж очень утомительно смотреть, как под ногами постоянно путаются двое неразумных молодых людей, не умеющих скрывать своих чувств. Только теперь она начинала понимать, какую скуку, должно быть, она сама навевала на взрослых, когда была подростком.

Ее взгляд остановился на Белле. Жена Руперта Хэйга в кругу мужчин о чем-то громко говорила. Видимо, предмет беседы интересовал ее маленькую аудиторию, но глаза красавицы блуждали по залу, жадно выискивая и рассматривая все новые и новые сокровища.

По иронии судьбы, в Хокс-хилле, где зоркий глаз Беллы подмечал каждый изъян, Джессике было стыдно за убогость своего дома. Теперь же глаза Беллы едва не вылезали из орбит при виде всего, что окружало ее, — бесценные полотна Тициана, украшавшие стены, севрский фарфор, абиссинские ковры и, разумеется, коринфские колонны. Об убранстве и интерьере, конечно же, позаботился сам несравненный Адам[5]. Джессика могла бы почувствовать себя отмщенной, могла бы даже торжествовать, но она ощущала только жалость. Сама того не подозревая, Белла владела тем, чего купить нельзя ни за какие деньги, — у нее был любящий муж. Руперт стоял подле нее с грустной улыбкой на лице, видимо, понимая, что ему никогда не удастся разжечь в глазах жены того восторга, который горел в них при виде богатства Дандас-хауса.

Джессика невольно вспомнила ночь в Хэйг-хаусе, когда кто-то покушался на ее жизнь. Но чем больше она об этом размышляла, тем сильнее убеждалась в том, что это сделала Белла. После событий той ночи Джессика настолько утратила присутствие духа, что, когда на следующее утро Лукас сообщил ей, что они сегодня же уезжают в Лондон, она готова была обещать ему все, что угодно, лишь бы он увез ее подальше от этого дома. В тот день Лукас помог ей сохранить достоинство без особых усилий с ее стороны. К тому же он обещал, что станет ее мужем на ее условиях. Джессика верила, что Лукас не нарушит обещания.

Ни одной женщины я не желал так сильно, как тебя, он сказал ей и это.

«Желал», а не «любил». Только наблюдая за поведением Руперта и его отношением к Белле, она заметила различия. Лукас предложил ей руку, но не сердце.

Вокруг нее люди оживленно беседовали. Джессика улыбалась, вежливо отвечала и сама задавала вопросы, но мысленно то и дело возвращалась к тому дню, когда в последний раз побывала в Хокс-хилле. Возможно, ей не следовало заезжать туда, но она не хотела, чтобы мальчики подумали, будто она их бросила. Прощание стало большим испытанием для всех. Джозеф сказал, что если ребята не прекратят плакать и ныть, то он, подобно Ною, построит себе ковчег и, уединившись в нем, уплывет от них по Темзе. Когда она высунулась из окна кареты, чтобы последний раз помахать им, Джозеф очень серьезно и тихо, только для нее одной, сказал:

— Да здравствует Джессика Хэйворд!..

— А не сестра Марта? — так же тихо спросила она.

Старик покачал головой.

— Я ставлю на Джессику Хэйворд, — уверенно произнес он.

Прощальные слова старого борца растрогали ее до слез.

Кто-то рядом очень громко сказал что-то о Дандас-хаусе, и Джессика вернулась к действительности. О да, это прекрасный дом, согласилась она и посмотрела вокруг. На ее скромный вкус, интерьер отличался слишком большой роскошью, но не мог не вызывать восхищения. Внутри дом был отделан мрамором цвета охры и украшен колоннами с золотым бордюром. Снаружи он представлял собой красивое здание в неоклассическом стиле. Особняк стоял в самом центре Мэйфер, но так как западный фасад выходил на Грин-парк, создавалось впечатление, что Дандас-хаус — загородный дом, хотя Пиккадилли, самая оживленная улица Лондона, находилась всего в нескольких минутах ходьбы от него.

— Ты о чем задумалась? — услышала она обращенные к ней слова мужа.

Она подняла взгляд на Лукаса, не сводившего с нее глаз.

— Я любовалась твоим домом, — ответила она. Лукас посмотрел по сторонам и удовлетворенно вздохнул.

— Не похож на Хокс-хилл и монастырь, да, Джесс? — спросил он.

— Да, но это не значит, что он лучше, Лукас, — сказала Джессика и добавила: — Просто они разные.

— К чему этот резкий тон, Джесс? — В глазах Лукаса угасли смешинки. — Мне казалось, что тебе здесь нравится. Ты сама сказала это моей матери.

— Это правда, мне здесь нравится, — кивнула Джессика. — Но я была счастлива и там, откуда приехала.