Кровавые земли: Европа между Гитлером и Сталиным - Тимоти Снайдер

Позже группы из Ченстохова отвезли в лес. Там были расстреляны 4 июля 1940 года трое сестер Глинских – Ирена, Янина и Серафина. Все три отказались выдать информацию о местонахождении родных братьев. Янина называла немецкое правление «смешным и временным». Она говорила, что никогда не предаст «своего брата или другого поляка». И не предала[301].

По пути к месту экзекуции узники выбрасывали из грузовика записки в надежде, что прохожие их найдут и передадут семьям. Это был своего рода польский обычай, и записки на удивление часто доходили до адресатов. Люди, писавшие их, в отличие от узников трех советских лагерей, знали, что умрут. Узники Козельска, Осташкова и Старобельска тоже бросали записки из автобусов, покидая лагеря, но они чаще писали так: «Мы не знаем, куда они нас отправляют»[302].

Отсюда разница между советскими и немецкими репрессиями. На восток от линии Молотова-Риббентропа советский режим тяготел к секретности, и за исключением разве что каких-то экстраординарных случаев ему удавалось ее соблюдать. На запад от линии Молотова-Риббентропа немцы не всегда хотели скрытности, и она им плохо удавалась, даже если они ее хотели. Так жертвы «операции АВ» смирялись или пытались смирить свои семьи с постигшей их судьбой. Люди, ожидавшие смерти, по-разному видели смысл происходящего. Мечислав Габровски писал: «Кровь, пролитая на польской земле, удобрит ее и взрастит мстителей свободной и великой Польши». Ричард Шмидт, который набросился на своих следователей, не хотел поощрять месть: «Пусть дети не мстят, ибо месть порождает месть». Мариан Мушински попросту попрощался с семьей: «Господь с вами. Люблю вас всех»[303].

* * *

Некоторые их тех, кто шел на смерть в ходе «Акции АВ», думали о своих семьях, посаженных в тюрьму советским правительством. Хотя советская и немецкая власти не координировали своих действий против образованных поляков, они выбирали себе в жертву одинаковый тип людей. СССР старался устранить те элементы, которые считал опасными для своей системы, под предлогом классовой войны. Немцы же защищали свои территориальные приобретения, исходя из тех соображений, что неполноценная раса должна знать свое место. В конце концов, политика обоих государств была очень похожей: депортации и массовые расстрелы проводились более-менее одновременно.

По крайней мере в двух случаях произошло так, что советский террор уничтожил одну сестру, а немецкий – другую. Янина Довбор была единственной женщиной среди польских офицеров, арестованных советским режимом. Она любила приключения и еще девочкой научилась летать на дельтаплане и прыгать с парашютом. Она была первой в Европе женщиной, прыгавшей с пятиметровой высоты и выше. В 1939 году она прошла обучение как пилот и была зачислена в резерв Польских вооруженных сил. В сентябре 1939 года она была арестована СССР. Согласно одним материалам, ее самолет сбили немцы и она выпрыгнула с парашютом, но была арестована советской властью как польский младший лейтенант. Ее забрали в Осташков, а затем в Козельск. У нее была собственная комната, и она проводила время с товарищами по военной авиации, с которыми чувствовала себя в безопасности. Ее расстреляли в Катыни 21 или 22 апреля 1940 года и закопали в яме вместе с 4409 мужчинами. Ее младшая сестра Агнешка оставалась в немецкой зоне. Вместе с некоторыми друзьями она вступила в организацию сопротивления в конце 1939 года. Ее арестовали в апреле 1940 года, приблизительно в то время, когда ее сестра была расстреляна. Агнешку расстреляли в Пальмирском лесу 21 июня 1940 года. Обеих сестер похоронили в неглубоких могилах после фиктивного суда, обеих убили выстрелом в затылок[304].

Братьев Внуков, родом из области, которая некогда принадлежала центрально-восточной Польше, но теперь находилась довольно близко к немецко-советской границе, постигла такая же участь. Старший брат Болеслав был популистским политиком, которого избрали в парламент Польши. Якуб, младший брат, изучал фармакологию и конструировал противогазы. Оба женились в 1932 году, у обоих были дети. Якуб вместе с другими специалистами из его института был арестован советской властью и расстрелян в Катыни в апреле 1940 года. Болеслава же арестовали немцы в октябре 1939 года, отвезли в Люблинский замок и расстреляли в ходе «Акции АВ» 29 июня 1940 года. Он написал прощальную записку на носовом платке: «Я умираю за Родину с улыбкой на губах, но умираю невиновным»[305].

Весной и летом 1940 года немцы расширяли свою незначительную систему концентрационных лагерей, чтобы иметь возможность устрашать и эксплуатировать поляков. В конце апреля 1940 года Генрих Гиммлер посетил Варшаву и приказал, чтобы двадцать тысяч поляков поместили в концлагеря. По инициативе Эриха фон дем Бах-Зелевского, гиммлеровского комиссара по «германизации» Силезии, был построен новый концлагерь на месте бараков Польской армии недалеко от Кракова, в Освенциме, более известный по его немецкому названию Аушвиц. Когда «Акция АВ» подошла к завершению, узников больше не расстреливали, а отправляли в немецкие лагеря, очень часто в Аушвиц. Первая партия в Аушвиц состояла из польских политзаключенных из Кракова; их отослали 14 июня 1940 года и дали им номер 31-758. В июле партии польских политзаключенных отправляли в Заксенхаузен и Бухенвальд; в ноябре еще две партии – в Аушвиц. 15 августа начались массовые аресты в Варшаве, где сотни, а затем тысячи человек хватали на улицах города и отправляли в Аушвиц. В ноябре 1940 года лагерь стал местом уничтожения поляков. Примерно в это же время он привлек внимание инвесторов из «IG Farben»[306]. Аушвиц стал гигантским трудовым лагерем, весьма похожим на советскую модель, хотя его рабсила служила интересам немецких компаний, а не сталинской мечте о плановой индустриализации[307].

* * *

В отличие от немцев, ошибочно полагавших, что они истребили польский образованный класс в своей части Польши, советский режим в значительной мере действительно этого добился. В Генерал-губернаторстве польское сопротивление нарастало, а в Советском Союзе сеть была быстро разорвана, активисты – арестованы, сосланы, а иногда и расстреляны. Тем временем намечался новый вызов советской власти со стороны украинцев. Польша была родиной для примерно пяти миллионов украинцев, почти все из которых теперь жили в Советской Украине. Они не обязательно были довольны новым режимом. Украинские националисты, чьи организации нелегально действовали в довоенной Польше, знали, как работать в подполье. Теперь, когда Польши больше не существовало, фокус их усилий, естественно, сместился. Советская политика сделала часть местных украинцев восприимчивыми к идее национализма. Если некоторые украинские крестьяне вначале с радостью встречали советскую власть и ее подарки в виде наделов земли, то коллективизация быстро настроила их против режима[308].

Организация украинских националистов теперь начала предпринимать действия против институтов советской власти. У некоторых ведущих украинских националистов были межвоенные связи с немецкой военной разведкой и с разведывательной службой СС Рейнхарда Гейдриха – Службой безопасности (СД). Насколько Сталину было известно, некоторые из них все еще собирали разведданные для Берлина. Поэтому четвертая советская депортация с аннексированных территорий Восточной Польши затронула преимущественно украинцев. Первые две затрагивали в основном поляков, а третья – в основном евреев. Операция в мае 1941 года переместила 11 328 польских граждан, преимущественно украинцев, из Советской Западной Украины в спецпоселения. Самая последняя депортация, 19 июня, коснулась 22 353 польских граждан, большинство из которых были этническими поляками[309].

По воспоминаниям маленького польского мальчика из Бялостока, «они забрали нас под бомбами и был пожар, потому что люди начали гореть в вагонах». Германия неожиданно напала на Советский Союз 22 июня, и ее бомбардировщики догнали советские поезда с узниками. Около двух тысяч депортированных погибли в вагонах, став жертвами обоих режимов[310].

Зачищая свои новые земли, Сталин готовился к другой войне, но не верил, что она начнется так скоро.

* * *

Когда Германия неожиданно напала на Советский Союз 22 июня 1941 года, Польша и СССР вдруг превратились из врагов в союзников. Теперь каждый из них сражался с Германией. Тем не менее, ситуация была неловкой. За предыдущих два года советский режим репрессировал около полумиллиона польских граждан: около трехсот пятнадцати тысяч человек были депортированы, около одиннадцати тысяч арестованы, тридцать тысяч расстреляны и около двадцати пяти тысяч умерли в тюрьме. Польское правительство знало о депортациях, но не знало о расстрелах. Тем не менее, советские и польские власти начали формировать Польскую армию из сотен тысяч польских граждан, разбросанных теперь по советским тюрьмам, трудовым лагерям и спецпоселениям[311].