Последние дни Константинополя. Ромеи и турки - Светлана Сергеевна Лыжина

- Джованни? Что ты здесь делаешь?

Иоанн торопливо рассказал ему то же самое, что несколько минут назад рассказывал Тодорису, а Тодорис, глядя на это, мысленно вопрошал: "Зачем? Своей новостью ты надеешься заставить его встать?"

Тем временем пришли генуэзцы с ключами от ворот. Джустиниани жестом подозвал одного из двоих, велел склониться и что-то прошептал на ухо. Лицо подчинённого осталось невозмутимым, но он тут же взобрался на баррикаду, где по-прежнему сражались другие генуэзцы, и начал передавать каждому пятому некий приказ, а те в свою очередь передавали его остальным своим товарищам.

Приказ, который передаётся шёпотом или вполголоса, мог быть только один: "По сигналу отходим". Никто пока не покидал позиций, но Тодорис ясно видел, как менялось поведение людей. Они ждали, пока носилки доберутся до Пятых военных ворот и ворота окажутся открыты. Если Джустиниани, получив рану, ещё раздумывал, отзывать ли своих людей со стен, то после того, что услышал от Иоанна, решил окончательно.

"Городу уже не помочь, но я ещё могу спастись сам", - сказал себе Тодорис.

* * *

Яннис брёл рядом с носилками и едва сдерживал слёзы. Юстинианис, такой сильный и несокрушимый, теперь был так слаб, что даже не мог идти. Как так могло случиться? Это могло случиться с кем угодно, но только не с Юстинианисом. Этот человек был как святой Георгий в сияющих доспехах или как ангел из небесного воинства. Им ничего не страшно, потому что силу им даёт Бог. Но Он же и отбирает. Бог прислал Юстинианиса на помощь Городу. А теперь решил забрать обратно? Почему? Чем Город так сильно прогневал Бога?

Мальчик слышал, как Юстинианис отдал одному из своих людей некий приказ, но генуэзцы говорили на своём языке, а Яннис хоть и успел выучить множество слов, понимал далеко не всё. Мальчику хотелось попросить разъяснений, но предводитель генуэзцев был так слаб, что, конечно, не следовало отнимать у него последние силы расспросами.

Яннис взял генуэзца за руку и сжал, будто хотел поделиться с ним своей силой:

- Всё будет хорошо. Тебе станет лучше через несколько дней.

- Не станет, - покачал головой Юстинианис.

- Станет, - нарочито уверенно произнёс Яннис. - В прошлый раз тебя ранили, а ты следующим утром ходил по стене, как если бы ничего не случилось. Ты очень сильный. Ты выздоровеешь.

- Нет, - генуэзец снова покачал головой. - За много лет я бывал ранен не единожды. Я знаю, как это ощущается. Теперь всё не так. Я умираю.

- Ты не должен так говорить! - воскликнул Яннис. - Потому что ты не можешь знать!

Юстинианис ничего не ответил и принялся смотреть куда-то вверх, на утренние небеса. У него было такое отрешённое лицо, как будто он уже почти там, поэтому Яннис невольно отпустил руку, которую только что сжимал. Он хотел пристроить её на краю носилок, но та соскользнула и теперь безвольно свисала, почти касаясь земли.

Оставшийся до ворот путь прошёл в молчании. Затем ворота открылись, за ними показался лагерь. Юстинианиса понесли к его палатке, навстречу уже бежал его личный врач.

Яннис хотел послушать, что этот лекарь скажет после осмотра, но невольно обратил внимание, что мимо бегут десятки и десятки латников, которые спешно сворачивают лагерь. Вернее, они просто забегали в палатки, а через несколько минут выбирались с мешком. Если полог над входом был поднят, то позволял увидеть, как воины собирают в мешок самое необходимое, а всё прочее оставляют.

Это было красноречивее слов. Юстинианис покинул место битвы, и его люди тоже не остались. Сейчас они спешно собирали вещи и строились на дороге, ведущей на север, к портам, где по-прежнему стояли два больших корабля, на которых генуэзцы приплыли.

Лекарь хотел снять с Юстинианиса кирасу и осмотреть рану, но предводитель генуэзцев остановил, произнеся что-то вроде:

- Нет времени. Займёшься этим на корабле.

Яннис уже не мог сдерживать слёз и с упрёком бросил генуэзцу:

- Почему ты оставляешь нас туркам? Почему? Ты столько сделал, а теперь бросаешь дело?

- Это дело безнадёжное, - тихо ответил Юстинианис. - Стены падают под напором врага, а я уже не могу это остановить.

- Но ты мог бы остаться! - возразил Яннис, и теперь слёзы высохли, а кулаки непроизвольно сжались. - Тогда твои люди тоже остались бы и... А вдруг мы бы выстояли?

- Я не могу обречь своих людей на ту же участь, которая постигла меня, - ответил генуэзец. - Я не заставлю их умирать за безнадёжное дело. Надеюсь, моя смерть искупит мои грехи. Но мои люди вовсе не так грешны перед Богом, как я, и им умирать незачем. Это нужно только мне.

Яннису вдруг вспомнился давний разговор с Яковом. Яков тогда пересказывал слова своего отца: "Юстинианис наверняка совершил много грехов и решил их искупить на войне с турками", но Яннису даже теперь в это верить не хотелось. Какие грехи? Юстинианис - ангел, посланный Богом для защиты Города, а у ангелов не может быть грехов! Конечно, Юстинианис прожил уже довольно долгую жизнь и много воевал, а на войне случается всякое, но такой человек просто не мог поступать неправильно. Наверняка он был совсем не виноват в том, в чём считал себя виновным! Но сейчас не было времени убеждать Юстинианиса в этом. Яннис не мог убедить генуэзца даже в том, что рана может быть не смертельной.

- Ты не можешь точно знать, что умрёшь! Тебя даже лекарь не осмотрел! - продолжал возражать Яннис.

Собеседник опять не спорил, а лишь глянул вверх, на небо, но через несколько мгновений снова вернулся к мирскому:

- Джованни, я не могу спасти Город, но могу спасти тебя. Если ты пойдёшь со мной на корабль, то я обещаю тебе, что ты не погибнешь и не попадёшь в плен.

Яннис хотел согласиться, пусть даже светлый образ Юстинианиса немного померк в его глазах, но затем вспомнились отец, мать и другие родные, которых пришлось покинуть вчера, ничего им не сказав. Яннис рассчитывал, что встретится с ними сегодня, но если уйти на корабль, то подать весть о себе получится очень нескоро. "Они решат, что я умер", - подумал мальчик.

- Ты должен решить сейчас, - поторопил генуэзец. - Времени нет.

- Но как же тогда отец,