Лучшее, что может случиться с круассаном - Пабло Туссет

Через полтора часа, поглощенный упоительным чувством беспрепятственного движения по знакомому шоссе, я внезапно увидел пред собой купола Пилар, и мне пришлось развернуться, снова взяв курс на Барселону.

Меня волновало, до какой степени дотошной была слежка, которую снарядил за мной папенька. Не говоря уже о простой щепетильности, видели ли они, как я устроил ночной дозор на улице Жауме Гильямет, сидя в Бестии вместе с Дюймовочкой? А если так, то: как они могли это истолковать? Смогли ли угадать особый интерес, который я проявляю к дому номер пятнадцать? Неизвестности вокруг было хоть отбавляй.

Теперь я знаю, что поступал правильно, обдумывая все эти вопросы, но тогда я чувствовал себя нелепо: было несомненно, что The First похитили ради выкупа, и остались считанные часы до того, как кто-нибудь попытается выйти на связь с папенькой. Как бы там ни было, я возвращался в Барселону, сделав крюк, чтобы въехать со стороны Меридианы, когда мне пришла мысль, что неплохо бы навестить «Женни Г.». Было ясно, что эта идея связана с моим потаенным желанием довести приключение до конца, но я обманул себя, притворившись, что хочу только отпраздновать разрешение всех загадок и тайн и по большому счету распрощаться с Багирой и кредитной карточкой. Скоро я снова стану Пабло Балу Миральесом, пешеходом без гроша в кармане. И тут я с сокрушением вынужден был констатировать, что, доведись мне выбирать между вечной жизнью в Интернете и эфемерным удовольствием реально сидеть за рулем «лотуса эспри», я, несомненно, предпочел бы «лотус». Но менять жизнь было уже поздно.

Спустившись по Вильяроэль, я наткнулся на парковку, желтый щит перед которой обещал, что она открыта круглосуточно. Я заехал и прямо оттуда набрал по мобильнику The First нужный номер. Цифровые часы показывали четыре минуты четвертого утра.

– Доброй ночи, «Женни Г.» слушает.

Отчетливый английский акцент, точно как в первый раз.

– Привет. Видите ли, я – друг дома и подумал, не заехать ли чего-нибудь выпить, но не знаю, может быть, уже поздно.

– Ни в коем случае.

– Превосходно. Только, понимаете, я не помню точного адреса…

Номер дома по улице самой верхней части квартала Сарриа, где город, поднимаясь по склону горы, становится разреженнее. Сразу же, выйдя с парковки, я поймал такси: по приемнику звучала баллада в исполнении «Crowded House», от обивки еще пахло женскими духами, таксист был скромен и вежлив. Пока ехали, я обшарил карманы и среди ключей и принадлежностей для набивания косячков наскреб восемьдесят две тысячи мятыми бумажками. Не густо, поэтому я попросил шофера остановиться на площади Сарриа у банкомата, из которого извлек еще сто банкнот в виде подкрепления; потом мы проехали еще какой-то участок дороги, и я сошел у предположительного местонахождения дома, номер которого запомнил.

Пройдя немного, я почти сразу наткнулся на здание. Это был огромный пяти– или шестиэтажный особняк в неоклассическом стиле, окруженный садами. Несмотря на впечатляющие размеры, дом в целом производил гармоничное впечатление и был отделан не без изящества. Бело-желтый фасад премило украшал зеленый плющ и лиловые цветы бугенвиллий. Здесь с равным успехом мог бы располагаться дом престарелых и один из тех частных университетов, где учат зарабатывать кучу денег. Во второй раз за вечер я пожалел, что, выходя из дома, надел гавайскую рубашку. Пройдя мимо будки, где сидели два сторожа, контролировавшие проезд транспорта («Доброй ночи-и-и-и»), я пересек часть сада и поднялся по короткой мраморной лестнице, снова почувствовав, как болезненно протестуют перетруженные мышцы ног. Наверху я наткнулся на застекленную решетку, сквозь которую были видны сени, куда в оны дни, должно быть, въезжали верховые и откуда – снизу вверх и сверху вниз – вели две пышно изукрашенные лестницы. Я нажал на звонок, вделанный в позолоченную дощечку. «Женни Г.» – значилось на ней под декоративной гравировкой, изображавшей, как мне показалось, ветку нарда (впрочем, это вполне могла оказаться и магнолия – по цветам я не великий спец). У меня возникло искушение поискать где-нибудь рядом с косяком красную тряпицу, но я сдержался, увидев сквозь стекло приближавшуюся, чтобы открыть решетку, девушку, платьем и внешним видом похожую на служанку, не слишком агрессивную. Ощущение дежа вю не покидало меня еще долгое время спустя, но это было ложное дежа вю, поскольку я мог с абсолютной точностью восстановить его предысторию.

У девушки был совершенно такой же акцент, как и по телефону. Я сказал, что недавно разговаривал с ней, и она вспомнила меня.

– Вы член клуба?

– Нет.

– Это ваш первый визит?

– Да.

– Ваше удостоверение личности, пожалуйста…

– Я должен показать вам удостоверение личности?

– Неизбежная формальность.

Лады, у меня есть удостоверение личности, уже несколько лет как просроченное, но я всегда ношу его при себе вместе с паспортом, тоже просроченным, – привычка, сохранившаяся со времен моих странствий. Девица не обратила внимание на даты, ограничившись тем, что набрала номер на клавиатуре. Через несколько секунд из маленького принтера появилась пластиковая карточка.

– Сейчас я вам все объясню. Это понадобится вам, это – магнитная карта (в слове «карта» «р» – английское, картавое). На ней служащие будут записывать услуги, которых вы потребуете, находясь здесь. Вход – пятьдесят тысяч. Если вы хотите точнее узнать о расценках, в вашем распоряжении прейскуранты, которые можно найти в любой части здания.

Я подумал, что куда проще была старая система фишек, но как бы то ни было, взял у девушки это своеобразное удостоверение с логотипом в виде ветки нарда, номером и магнитной лентой на обратной стороне. Почему-то подумалось, что я попал в тематический парк, но ощущение мгновенно прошло, едва я увидел молодого громилу в рубашке со стоячим черным воротничком и пиджаке в шотландскую клетку. Он выглянул из двери служебного помещения под спускающейся лестницей. Оттуда же до меня долетело приглушенное воркование голосов, говорящих на английском, и я решил, что это нечто вроде караулки. Тип, которого я углядел, был под метр девяносто, сплошные бугры выпирающих мышц; хотелось сунуть ему в руку банку йогурта и сфотографировать для рекламы. На какое-то мгновение он настороженно застыл, глядя на девушку и на меня, но, убедившись, что все в порядке, вернулся в свою комнатушку, причем когда он поворачивался, под пиджаком, на уровне подмышки, у него обозначилась темная припухлость, которая вряд ли могла оказаться подмышечной опухолью. Это мне не очень понравилось, но коли уж я оказался здесь, то решил, следуя указаниям девушки, подняться по лестнице на второй этаж, где, по всей видимости, был расположен непосредственно вход.

Никаких старух у каминов: пройдя по коридору и свернув за угол, я тут же попал в большой зал, по всему напоминавший главный бар, еще более просторный, чем сени. Тут-то мне и припомнилась старая пивная реклама, в которой молодой дипломат, назначенный консулом в какую-то далекую страну, едва оказавшись там, видит экзотически размалеванную вывеску, сулящую море соблазнов. «Добро пожаловать, господин консул». Соблазнов я и без того ждал, но экзотика была немного странной: возможно, такой могла показаться Барселона иностранцу, не знаю: это был типично британский клуб, однако находившийся не в Лондоне, а в самой верхней части квартала Сарриа, и это пространственное смещение сказывалось в каждой подробности, в самой архитектуре здания, в рисунках китайской тушью, изображавших Пасео-де-Грасия начала века, в модернистских стульях, в больших вентиляторах под потолком, в отливающей синевой обивке стен и в, мягко говоря, не средиземноморских кентиях, довершавших колониальный колорит. Нет, правда, мне понравилось. И действительно, во мне шевельнулось желание напиться или встретить подходящую партнершу, с которой, кто знает, черт побери, мне, возможно, удастся второй раз за день перепихнуться каким-нибудь сумасшедшим образом. Звучал негромкий джаз. Не знаю, почему во всех изысканных заведениях джаз ставят негромко, хотелось бы знать, какого мнения об этом Чарли Паркер. Но главное, что здесь перед огромным окном с затененными стеклами, выходившим на сад и город, я увидел стойку бара, и для начала мне не нужно было ничего другого, чтобы почувствовать себя счастливым.

Я не хотел чересчур усложнять себе жизнь и поэтому спросил у официанта порцию «Гаваны» с ломтиком лимона. Это был мужчина средних лет в черном жилете и неизбежной «бабочке» – вот тут английского привкуса не чувствовалось. Я отдал ему свою карту и, когда он меня уже обслужил, увидел, как он проводит ее через щель какого-то диковинного аппарата, видимого мне с моего места. После чего я полуобернулся, чтобы рассмотреть посетителей этого ночного притона.

В общей сложности в огромном зале затерялись человек пятнадцать-двадцать: два типа, обсуждавших что-то за отдельным столиком, какая-то пара, с виду совсем не похожая на пару, небольшая компания из четырех человек на диванах в центре зала… Место показалось мне подходящим, приятным и спокойным, чтобы пропустить рюмку-другую, хотя кроме соблазнов и барселонской экзотики на британский лад от него веяло чем-то загадочным. Должно быть, этому способствовал непрестанный поток служащих, которые то поодиночке, то парами, то даже небольшими группами входили и выходили из зала через одну из бесчисленных дверей, неизменно выводивших в коленчатые коридоры, скрывавшие то, что находилось за поворотом. Задние комнаты, должно быть, не маленькие, подумал я. Более того, я готов был держать пари, что вскоре ко мне кто-нибудь присоединится. И действительно, не успел я допить свою «Гавану», как к стойке подошла одна из барышень, которые появлялись из таинственных внутренних помещений. Изысканные манеры, черное платье, похожее на дезабилье, лет тридцати с небольшим, короткие рыжеватые волосы, словом, идеальная кандидатура для рекламы «Вершков и корешков». Когда она повернулась, чтобы сказать мне «доброй ночи», я увидел, что она необычайно красива, писаная красавица, а глаза – сторожевые драконы. Не скажу, чтобы это был в точности мой тип, но мне захотелось к ней подъехать хотя бы ради того, чтобы сменить пластинку. Она положила свою сумочку в двух шагах от меня и учтиво поздоровалась. Я ответил ей с не меньшей учтивостью, чтобы дать понять, что гавайская рубашка не более чем причуда, и продолжал мелкими глоточками прихлебывать ром. Я воспользовался тем, что она заказала кампари с апельсиновым соком (забавное совпадение), попросил у бармена еще порцию «Гаваны» и с места в карьер начал клеиться.