Судьбе наперекор... - Лилия Лукина

В кабинет Солдатова я вошла, неся свою голову осторожненько-осторожненько, так, как горянки носят на голове кувшин, чтобы не расплескать всю эту информацию.

— Уважаемые, у меня к вам масса вопросов, так что давайте по горячим следам кое в чем разберемся,— и я тоскливо вздохнула: — Черт, как же мне кофе не хватает! Изверги вы! Ей-богу, завтра же куплю керосинку и сюда привезу, если уж вы сами до сих пор до этого не додумались.

— И в мыслях не держи! — замахал руками Пончик.— Противопожарная безопасность в моем лице не дремлет, а очень даже бдит. Не у тебя первой на заводе такая мысль возникла. Потерпи до завтра, а? Я тебе целый термос кофе привезу, пей — не хочу!

— Ладно уж, помучаюсь, так и быть,— согласилась я, уселась поудобнее, закурила и попросила.— А расскажи мне тогда, Михаил, что собой представляет господин Никитин, бывший заместитель Богданова. Очень меня интересует, почему его при увольнении акциями наградили. Мне сказали, что это он тебя сюда привел, вот и повествуй.

— Лена,— не задумываясь, ответил Чаров.— Он здесь совершенно не при чем.

— Ты сначала расскажи, а потом будем думать, при чем он здесь или нет,— потребовала я.

— Ладно,—пожал плечами Михаил.—Мы с ним с первого класса вместе учились. Семья у него очень небогатая, так что одет он был всегда черте как. Да и внешне не Ален Делон: невысокий, худенький такой, невзрачный и застенчивый. Комплексовал он из-за всего этого здорово и стремился учебой выделиться — а парень он умный и, самое главное, упорный, как черт: с золотой медалью школу закончил, в экономический поступил и кандидатскую начал писать, еще когда студентом был, как раз по приватизации. Защитился с блеском. А руководитель у него из Питера был. Он-то ему рекламу в городе и сделал. Вот Богданов и предложил Никитину к нему заместителем пойти. А Борька... Никитина Борисом зовут,— объяснил Михаил,— на Гальке, нашей же однокласснице женился. Была у нас такая первая красавица, но характер жуткий, вечно все у нее с издевкой да подковыркой, но к Борьке снизошла — ему же большое будущее прочили. Он-то ее действительно любил, а она об него только что ноги не вытирала, даже со стороны смотреть больно было. Да и погуливала, говорят, а он все терпел. Сказал он ей с дураков, что его на завод зовут, вот она его сюда скандалами и загнала — уж очень ей не терпелось к красивой жизни приобщиться. А на заводе уже, когда у него деньги серьезные появились, то все для нее: шубки, колечки, поездки то во Францию, то в Италию... А сам... — Михаил горестно махнул рукой.— Короче. Никитин здесь вторым человеком после Богданова стал. А учился он в институте вместе с Тимошенко, директором баратовского филиала «Содружества». Вот они вдвоем и разработали этот проект по реорганизации завода в центр развлечений. А банк обещал и сам в этом поучаствовать, и серьезных инвесторов привлечь.

— Понятно, только проект-то подловатенький, тебе не кажется? — не удержалась я.

— Во-первых, Лена, не я этот проект разрабатывал, так что вопрос не ко мне,— парировал Чаров.— А, во-вторых, ты посмотри, что вокруг творится. Так что проект как раз в духе времени.

— А почему же он не стал его до конца доводить?

— Понимаешь, Лена, когда Богданов Лариску за Наумова пристроил, то Николай стал тестя уговаривать, чтобы его на место Никитина поставили, что он сам со всем справится. Богданов подумал-подумал, да и решил, что дело действительно на мази и теперь гораздо лучше иметь рядом родственника, чем чужого человека, вот и объяснил Борьке, что тому здесь делать больше нечего. Напился Борис в тот день крепко, а потом решил начать все сначала — он-то со своей головой нигде не пропадет — и уехал в Питер. Разговаривал я с ним недавно, говорит, что неплохо живет, у своего бывшего научного руководителя работает. Обещал меня к себе забрать, когда окончательно устроится — он же виноватым себя чувствует, что сорвал меня с работы, а потом в этом гадючнике бросил. Мне бы только со ссудой этой развязаться, а там...

— Что ж ты себе в Баратове не сможешь другую работу найти? Зачем уезжать-то? — удивилась я.

— Где? — горько усмехнулся Чаров.— Я из-за Богданова с его поручениями идиотскими со всеми своими друзьями разругался.

— А ты в Контору не пробовал вернуться?

— Разговаривал... — глядя в сторону, ответил Михаил.— Знаешь, что мне генерал сказал? «Предавший единожды, кто поверит тебе?». Вот и весь разговор.

— Ладно! — решительно заявила я.— Давайте вернемся к нашим баранам. А акции ему почему выделили?

— Чтобы отношения окончательно не портить, естественно. Вот и кинули на бедность. Работать-то через «Содружество» собирались, а у Борьки с Тимошенко свои дела какие-то есть. Так что, если бы он захотел, то смог бы здорово заводу напакостить.

— Слушай, Михаил,— предложила я.— Позвони-ка ты прямо сейчас Никитину. Очень меня интересует, а не просили ли его продать эти акции. А, если просили, то, кто именно?

— Не проблема,— произнес Чаров свое любимое выражение и взял сотовый.

Я не прислушивалась к тому, о чем говорил Михаил со своим бывшим одноклассником, размышляя о том, что Никитин, кажется, действительно ни при чем. Если бы он захотел отомстить Богдановым, то ему было бы проще перекрыть им кислород через банк.

— Права ты, Лена, оказалась,— сказал Чаров, отключая телефон.— «Доверие» обращалось к нему с такой просьбой. Но только акций этих у Борьки уже нет, он их, оказывается, сразу же на Гальку переписал, да и, вообще, все ей оставил — он же в Питер с одним чемоданом уехал. Она решила, что он ее надежд не оправдал, развелась с ним и здесь осталась.

— Значит, звони ей и узнавай, где эти акции. Только чегой-то мине мнится, что их у нее уже нет.

— Ох, Лена, знала бы ты, как я не хочу ей звонить,— говорил Чаров, набирая номер.— Жена встретила ее в городе недели две назад, так та ни о чем больше говорить не может, кроме как о том, что негодяй Никитин бросил ее без копейки, голую и босую, что ей, несчастной, даже работать пришлось пойти. В общем, рыдает и Борьку проклинает. Редкостная дрянь! — Михаил скривился, но тут же приветливо сказал в трубку: — Галочка? Это Миша Чаров. Как у тебя дела?

В течение следующих десяти минут он только то и дело восклицал: «Да ты что?», «Не может быть!», «Да что ты говоришь?», пока, наконец, не смог вставить вопрос об акциях. Выслушав ответ, он быстренько свернул разговор и, отключив телефон, грустно на меня посмотрел.

— Ну, что молчишь? — не выдержала я.

— А чего говорить? — он вздохнул.— У «Доверия» теперь эти акции. К ней еще в середине июня Самойлов подкатился и уговорил продать. Хоть и крутит она, и ничего толком не говорит, но чувствуется, что заплатил он ей немало.

— Та-а-ак. Ну тогда скажите мне, что собой представляет это самое «Доверие» и почему у него до сих пор не озаботились акции выдрать? Оно же, как я поняла, всеми силами пытается блокирующий пакет получить. Что ж никто не шевелится в этом направлении?

Солдатов с Чаровым переглянулись и выражение их лиц мне очень сильно не понравилось.

— Понимаешь, Лена,— начал очень осторожно Пончик.— Директором там Самойлов Глеб Васильевич, но это просто вывеска, за которой скрывается,— он непроизвольно понизил голос,— Филин.

Я оторопела. Я ожидала всего, чего угодно, но только не этого. Вот это новость! Это же смотрящий по Баратовской области, вор в законе Григорий Иванович Сергеев.

— Слушайте,— я все еще не могла прийти в себя.— А на кой черт ему эти акции сдались?

Мужчины только пожали плечами. А я сидела, курила и, хоть дерись, не могла сложить воедино все фрагменты этой картины — ерунда получалась.

— Нет, ребята,— категорично заявила я, наконец.— Сомнительно все это, крайне сомнительно. Что-то здесь не вяжется. Даже если вдруг Сергеев захотел бы иметь эти акции, ему достаточно было дать знать Морде или Наумову и ему их принесли бы на блюдечке с голубой каемочкой. А «Доверие» собирало свои чуть ли не поштучно. Нет, здесь что-то другое. Но что? — и я решительно потребовала.— А ну давайте все подробно, что собой Самойлов представляет.

— Подробно не получится,— сказал Михаил.— Самойлов приехал из Москвы, снял здесь квартиру, зарегистрировал компанию, открыл счет. Когда он начал акции перехватывать, причем только нашего завода, Богданов сказал Морде, чтобы тот с ним разобрался. А Самойлов в ответ открытым текстом — по всем вопросам обращайтесь к Сергееву. Морда рискнул, сунулся к Филину, а тот говорит: оставьте мужика в покое. Вот и оставили. На собраниях Самойлов ни во что не вмешивался, просто сидел и слушал. Мы же говорили тебе, что он — просто вывеска.

Я поднялась, взяла сумку, положила туда ксерокопии и решительно заявила:

— Вот что, господа хорошие, а давайте-ка мы по домам, что ли? А то на меня сегодня столько всего навалилось, что голова пухнет. Покручу-ка я всю эту историю, как тот кубик Рубика, может чего и выйдет. Целую, Муся!