Геологи идут на Север - Иннокентий Галченко

…Мы поднимаемся к верховьям реки, которой дали условное название «Наша река». Ее исток — у подножья Северного водораздела, в гряде крутых сопок. Начинаем очередной подъем на водораздел. С его вершины нам открывается Улахан-Чистай. На этот раз мы выходим на плоскогорье не с западной, а с северной стороны.

После быстрого стремительного спуска попадаем в бассейн новой реки. У нее два названия. Якуты называют ее «Артык», эвены — «Екчан». В переводе на русский с якутского и эвенкского языков это значит «Перевальная». Под этим названием я заношу ее на нашу карту.

Мы принимаем решение обрабатывать Улахан-Чистай и бассейны речек, примыкающих к нему, кольцевыми маршрутами. Это даст нам возможность охватить все плоскогорье и замкнуть его в единый круг исследования.

Опять начались дни тревожных сомнений и неудач, быстро исчезающих радостей. Александр и Мика блуждают по ключам и распадкам, я веду глазомерную съемку и обрабатываю на карте «белые пятна». Они постепенно тают, но особенной радости от этого не испытываю. Нужно не только стереть «белое пятно», нужно прийти и сказать: «Там есть то, что необходимо Родине».

Первый маршрут не дал никаких результатов.

— Что же делать? — вздыхает расстроенный Мика.

— Искать…

— А где искать?

— Всюду искать! Обследовать каждый клочок земли. Не пропускать ни одного ключа, ни одного распадка.

И мы продолжаем поиски систематически, настойчиво, хотя и не очень уверенно.

Второй кольцевой маршрут ничем не отличается от первого.

— Изменило нам счастье, — жалуется Мика.

— Счастье само собой не дается, — угрюмо отвечает ему Александр.

— Капитан, капитан, улыбнитесь, — шутливо напеваю я любимую песенку Мики, но «капитан» угрюмо молчит.

Мрачное выражение на лице Александра не исчезает. После каждой пустой пробы он бросает лоток на землю и раскуривает трубку. Александр — живой барометр наших настроений и переживаний.

…Маленькое, но крутое ущелье, заросшее черноталом. На дне его, перебирая гальку, звенит неведомый ключ. Слева над ключом — огромная сопка, вся в лиловом расцветшем кипрее. Мы движемся по широкой долине между сопками, и такие ущелья с ключами попадаются на каждом шагу. Проходим мимо ущелья. Через несколько минут Мика решительно поворачивает назад.

— Что-то подозрительно мне это ущелье, — бросает он на ходу, — надо исследовать.

Я иду за ним. Мика стоит прямо в воде, рассматривая обнаженные скалы. Потом энергично бьет молотком по камням.

— Сейчас, — шепчет он, — сейчас, сейчас… Сейчас я установлю геологический возраст уважаемых отложений. Что это такое: девон, пермский или триас[11]?

Мелкие камни, куски полуразрушенной породы глухо летят в ручей. Я помогаю Мике. Молча подходит Александр и начинает отворачивать скребком плитку за плиткой.

— Есть, нашел! — радостно кричит Мика. В руке у него плитка сланца со слабым отпечатком ракушек.

— Псевдомонотис якутика… Триас! — безапелляционно объявляет он и кидает плитку в кусты. — Обыкновенный сланец!

— Ну и что же?

— А ничего особенного! Просто хотелось установить период отложений.

— Вот сумасшедший! А я уже думал…

— Что же вы думали, товарищ начальник? Постойте-ка… — Мика наклоняется над скалой и смотрит на камни, будто обнюхивая их. — Сашка, лоток!

Александр осторожно моет, словно боится смыть даже невесомые признаки того, что мы ищем с такой настойчивостью. Мы склоняемся над ним и не отрываем глаз от лотка. Наши сердца бьются тревожно и громко. Последний всплеск лотка, и Александр выпрямляется с разочарованным видом.

— Ночевала тучка золотая на груди утеса-великана и… оставила для нас один след, — насмешливо говорит Мика. — Все равно, мы пойдем по следу.

— Да, мы пойдем по следу, — повторяю я.

Мы возвращаемся к лошадям и видим Данилу с большим белым камнем в руке. На нем вспыхивают еле заметные крупинки металла.

— Кварц! — вскрикиваю я и хватаю камень из руки Данилы.

— Где ты его взял?

— А вон на берегу, — беспечно машет рукой Данила.

— Сашка, лоток! — кричит Мика, и они оба мчатся к ручью.

Мы берем пробы, но… все пусто.

— Он должен быть здесь, здесь, здесь, — почти бессмысленно повторяет Мика. — Мы идем по его следу.

На одиннадцатой пробе Александр как-то приглушенно и хрипло вздыхает:

— Есть! Вот он, смотрите!

На борту лотка поблескивают едва-едва заметные лепестки металла.

— Это всего-навсего след. Надо искать, где он скрывается, — и Мика ползает на коленях по гальке, разворачивает кочки, выдирает коренья трав и мха. Теперь мы действительно охотники, идущие по следу. Чувство времени исчезло. Нервы напряжены, и мозг напряженно работает: «Где же он, где?»

Мы не замечаем, что лошади разбрелись по тайге, что солнце уже ушло за сопки и вершины хребта погасли. Не замечаем, как подкралась прозрачная июньская ночь и на траве выступила роса. И только на миг, отрываясь от раздробленного кварца, я бросаю взгляд на Данилу: он лежит на боку и одной рукой нагребает в лоток гальку. Мика и Александр дружно работают молотками.

— Он должен быть здесь. Мы идем по его следу… — доносится до меня шепот Мики.

«А почему обязательно здесь? — вдруг появляется мысль, — А почему не там, не на другом берегу ключа? Почему?».

Мне приходят на память советы опытнейших геологов Цареградского и Билибина: если признаки металла обнаружены в одном месте — он может быть и в другом, соседнем. Если след найден на левом берегу — искать металл и на правом всюду, где может простираться металлоносная зона.

Я быстро перехожу ручей и начинаю ломать «щетку». На нее падает тень от сопки, и я ничего не вижу.

— Александр, иди-ка сюда с лотком.

Александр перебирается через ручей.

— Бери здесь. Попробуем…

И вот снова я, Мика и Данила замерли в ожидании. Зорко следим за всеми движениями Александра. Он вышел из тени и моет песок в ручье. Он моет так долго, словно никогда до сих пор не работал лотком. Вот он приподнялся и направился к нам. На лице его такое торжество, что у меня радостно замирает сердце.

— Вот он, начальник!

— Да, да, это он, — говорю я приглушенно.

— Он, он! — радостно кричит Мика.

…В третий кольцевой маршрут мы включаем несколько распадков и одно ущелье, из которого вырывается ледяной поток. После обработки распадков подходим к ущелью. Ущелье напоминает собой каньон.

— Вода, скалы, лед, камни! — ораторствует Мика. — Вы не заслуживаете внимания, уважаемое ущелье. Разве только воды в потоке попробовать? — И Мика: наклоняется над потоком. Вдруг он с восторженным криком плюхается в воду. Александр схватывает его за ноги и помогает выбраться. Захлебываясь, брызгая водой, Мика кричит:

— Там, там! Под водой, на дне! Да смотрите же, там!

Мы всматриваемся в прозрачную, словно хрустальную, глубину ручья. На дне — черные, свинцовые «щетки», пересеченные жилками кварца. А на черных «щетках» заманчиво мерцают самородки — тяжелые капли сверкающего металла.

Находка превзошла все наши ожидания. Мика и Александр шумят, как дети, и возятся в ручье, хотя оба промокли до нитки.

— Кто ищет, тот всегда найдет! Удивительное ущелье, — кричит Мика. — Мы назовем его «Ущельем неожиданности»…

Металл! Полноценный, весовой промышленный металл. Это хорошая награда за наши труды…

На белом пятне

— Что-то я не верю твоим консервным баночкам. Вешаешь ты их, а толку… — И Мика пронзительно свистнул. Данила смущенно постукивает левой рукой по пустой банке, которую он вчера подвесил на дерево, а дерево затесал, чтобы заметить обратную дорогу к нашим лабазам. И вот мы снова у этого дерева.

— Ты что, сбился с дороги? — спрашиваю Данилу.

Данила мнется, но молчит.

— Ну, что же ты молчишь? Заплутался?

— Заплутался, однако!

— И здорово заплутался?

— Совсем!

— Не было печали! Ты же здесь вырос, — мрачнеет Александр, не желая принять во внимание, что Данила вырос за четыреста километров отсюда.

Данила уже несколько дней назад потерял ориентировку и не знает, где мы сейчас находимся. На каждой стоянке он затесывал лиственницы, вешал банки и тряпки, а все-таки сбился. Я не особенно удручен тем, что Данила потерял ориентировку. При наличии карт и горного компаса это не очень страшно. Но в то же время на нашу схематичную карту рассчитывать нельзя: ведь мы в районе неисследованных мест. Поэтому мы ходим по «белому пятну», как ходят суда в море, ежедневно откладывая на свою полевую карту пройденный курс маршрута. Это прекрасно помогает разбираться в местности. Привычка ежедневно заносить курс на карту выработалась у меня давно. Работая на «белых пятнах», я не блуждал в тайге и всегда знал, где нахожусь в данный момент.