Пейзаж с парусом - Владимир Николаевич Жуков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Прекрасно, прекрасно! — Травников распалялся, чувствовал, что его тоже понесло. — Я сижу над рукописью, а дорогой тесть из будущего своего гонорара мне магнитофончик, стерео… экстра-класс. А называется — подарок, на день рождения. Ничего распорядился, по-родственному… Деньги сунуть, так тогда и не поймешь, кто книгу писал!
Ася махнула рукой в знак безнадежности продолжать разговор, ушла из кухни и вскоре вернулась, бесцельно хлопала дверцей холодильника, что-то переставляла, не то ожидая момента для примирения, не то мысленно ища повода, как бы продолжить спор, дать выход каким-то скопившимся в ней, ставшим ненужными чувствам и словам. Но Травников уже остыл, сказал, что на неделе обязательно уважит мемуариста. Он сидел, привалившись к стене, и думал, что уже не первый раз его вот так, без толку, в общем, заносит, когда речь заходит о рукописи тестя, и Ася права — сам же взялся помогать, и теперь глупо сердиться, что, может, лишился собственной книжки в ожесточенной борьбе с отглагольными существительными и составными сказуемыми, которые с такой завидной настойчивостью норовил вставить в каждую фразу своих черновиков полковник в отставке Лодыженский Д. И., он же дорогой тесть. Временами Травников искренне увлекался работой, понимал ее важность, потому что тесть был военным интендантом, с семнадцати лет, включая все дни войны, был занят армейским снабжением, а об этом написано мало, принято даже со снисхождением относиться к тыловикам, хотя их место в строю не столь уж далеко от передовой, бывало, что и в самом огне, и без них, без хорошо организованного тылового обеспечения армия не сделает и шага к победе.
Травников представил себе тестя, в нетерпении расхаживающего по обширному кабинету на втором этаже дома, вернее, в мезонине с окном на густые кроны яблонь, и дальше, за забором — пруд, уже зеленый, затянутый ряской, а на столе лежит папка с рукописью, которой он, Травников, отдал столько времени, и она вот понравилась. И еще вдруг промелькнуло в мыслях, похожее на тайное желание, — что когда-нибудь этот кабинет, покойный, сумрачный, достанется ему, такому покладистому зятю, а в издательство (если, конечно, все произойдет благополучно с переходом) не надо являться каждый день, и он будет подолгу и неспешно работать за большим старым столом.
Ася присела на табуретку, говорила про подружку Оли, их дочери, которая была сейчас в Можайске, в студенческом отряде, — подружка приезжала в Москву и звонила, рассказывала, как они там торгуют в сельпо, потому что их отряд торговый, но Травникова это не интересовало, день назад от самой Оли пришло письмо, и он только делал вид, что слушает, снова думал о даче и о том, что если там особенно ничем не заниматься — ни вечным ремонтом, ни садом, ни цветником, а просто писать свое, читать или слушать музыку, то там хорошо.
Прежде он никогда об этом не задумывался. Каждое лето мотался между московской квартирой и дачей, все субботы и воскресенья окапывал деревья, косил траву, в холодные дни топил печи, а когда приезжали гости, жарил шашлык на им же самим сложенном из кирпичей мангале и, если вспомнить, то, пожалуй, не написал там ни строчки, все серьезное по работе он делал в городе. Дача вообще представлялась ему какой-то неизбежной нагрузкой в той жизни, к которой он приговорил себя, женившись на Асе, чем-то вроде свинцового пояса, который хоккеисты надевают на тренировках: как и они, сбросив эту тяжесть в настоящей игре, он испытывал облегчение утром в понедельник, когда садился в электричку, а позднее — минуя в сером «Москвиче» переезд, сворачивая на шоссе, ведущее в город.
Давно, еще когда была жива Софья Петровна, когда дача только еще была куплена и перестраивалась (прежняя, которую Лодыженские воздвигли до войны возле Павшина, Софье Петровне отчего-то не нравилась), — вот тогда, давно, Травников рассказывал об этом своем чувстве Асиной старшей сестре Юлии, у которой тоже, по идее, в доме была своя комната, но она что-то не спешила ею пользоваться. Он ждал от нее солидарности, хотя бы участия, но Юлия как-то странно, с усмешкой укорила его: «Вредным мыслям предаешься, Женечка! Единственный, можно сказать, наследник имения и культивируешь в себе нелюбовь к нему. Подожди, Аська тебе задаст!»
Они стояли возле наспех сколоченного плотниками верстака, крутом все было завалено стружками, Юлия подхватила их в охапку, бросила, смеясь, снова подхватила, а он хмуро спросил: «А ты, что ли, не наследница?» Она то ли не захотела, то ли не успела ответить. Рядом возникла теща с ведром в руке, полным нарезанного для посадки картофеля, — шла мимо, но будто бы слышала их разговор, будто стояла все время рядом. «Рано ему о наследстве думать, — сказала, — пусть о себе лучше печется, журналист. С завода-то уйти легче легкого…»
Да, точно, он тогда только что перешел в редакцию, только еще включался в ритм новой, торопливой жизни, такой непохожей на размеренную тишину заводского КБ. Софья Петровна откровенно не одобряла его шага — в зрелых годах менять профессию ей казалось чуть ли не самоубийством, и Юлия знала это, сама-то она, прослышав о решении Травникова, сказала иначе: «Молодец». И тогда, в тот день, стоя среди пышных валов стружек, бросила вслед уходившей к огороду Софье Петровне: «Семейные отношения, мамочка, причастны к общественно-трудовой деятельности лишь в том случае, если носят отрицательный характер. Так повсеместно считается».
Юлия своей ученой фразой явно дразнила мать, как перед тем дразнила Травникова, но Софья Петровна сделала вид, что не поняла шутки, ей, видно, было важнее сейчас покрепче задеть зятя: «Ты, Юлия, свою философию оставь при себе. Пока у Жени именно работа носит отрицательный характер по отношению к семье». И пошла по тропке мимо тощих, недавно посаженных яблонь.
Софья Петровна до самой смерти сохранила недоверие к журналистским способностям Травникова, хотя он и быстро продвинулся, через три года уже заведовал отделом. Но дальше речь шла о таланте, а тогда она имела в виду житейское: сумеет ли ее зять прокормить Асю и малолетку Олю, даже не прокормить — это Софья Петровна могла взять и на себя, — а вот сможет ли он солидно выглядеть мужем и
