Генрих Третий. Последний из Валуа - Филипп Эрланже

В действительности, Жуайёз ни в малой степени не обладал качествами государственного мужа, и Генрих проявил по отношению к нему поразительную слепоту. Но д’Эпернон был настоящим министром – глубокомысленным, требовательным, реалистичным, способным сочетать хитрость и применение силы. И хотя впоследствии стало очевидно, что единственным двигателем всех его поступков были соображения личной выгоды, он, тем не менее, долгое время играл роль подлинного лидера национальной идеи.

Король так нервничал, пока шли приготовления к свадьбе Жуайёза, словно тот в самом деле был его сыном. Портные, ювелиры, парикмахеры, поэты, балетмейстеры проводили ночь напролет за подготовкой этого грандиозного события. Но королю все казалось недостаточно красивым, недостаточно пышным.

Луиза почти не принимала в этом участия. Она по-прежнему жила надеждой забеременеть и прибегала к любым средствам, чтобы угодить своему ненаглядному супругу. Ванны в Бурбон-Ланси, молитвы в соборе Парижской Богоматери и даже кокетство – все было пущено в ход.

Бракосочетание Жуайёза состоялось 24 сентября 1581 года в церкви Сен-Жермен-де-л’Оксерруа. Король вел новобрачного, за ними шла королева, принцессы и придворные дамы в таких пышных и роскошных туалетах, каких не припомнит история Франции. Одежды короля и новобрачного были сильно похожи, затканные жемчугами и драгоценными камнями до такой степени, что материи почти не было видно. Для празднеств, которые состоялись на другой день, всем придворным были сшиты новые туалеты из затканной золотом или серебром парчи; некоторые туалеты были расшиты драгоценностями. В общей сложности на свадьбу этого фаворита короля ушло сто тысяч экю! И это при том, что проедались уже деньги 1595 года!

Оппозиция тут же начала проявлять недовольство. Да и сам Генрих, что было вполне в его противоречивом характере, начинает раскаиваться в совершенном безумстве. Чтобы как-то утишить досаду и ревность д’Эпернона, король обещает выдать за него младшую сестру королевы. И дабы не сеять раздор между своими любимыми «мальчиками», король обещает соединить судьбы мадемуазель де Лавалетт, сестры фаворита, и Генриха дю Бушаж.

Но этих брачных союзов оказалось недостаточно, чтобы погасить соперничество и ненависть, которая вспыхивала между молодыми людьми при каждом удобном случае.

Приблизительно в это время появляются Сорок Пять. То была эпоха, когда вся Европа жила под страхом политических убийств. Принц Вильгельм Оранский несколько раз был жертвой покушений, заговоры против Елизаветы Английской следовали один за другим, смерть дона Хуана Австрийского явно носила неестественный характер. И, наконец, мадам де Монпансье публично поклялась, что свергнет короля и заточит его в монастырь.

Д’Эпернон, полагая охрану своего господина недостаточной, набрал сорок пять молодцев, преимущественно гасконцев, которые и составили личную стражу короля. Эти дворяне, крепко сбитые, любящие подраться, преданные, никогда не оставляли короля. Их капитан Луанак повиновался лишь приказам Генриха III.

Под прикрытием этого живого бастиона король спокойнее управляет страной.

А ему так хотелось установить в государстве прочный мир, подготовить будущее, где никто бы не боялся удара кинжалом в спину! И хотя страну, как всегда, лихорадило, он предпринимает попытку за попыткой. Сначала Генрих отправляет по провинциям своих эмиссаров, которым поручено собрать жалобы подданных, затем придирчиво изучает отчеты финансистов, отдает под суд нескольких нерадивых чиновников.

Все было бы легко, если бы удалось разрешить экономическую проблему. Разоренное население Бретани, Нормандии, Прованса и Дофине отказывается платить налоги и поговаривает о возрождении былой независимости. Генрих понимает абсурдность и несправедливость системы, которая собирает налоги с неимущих, а богатым раздает милости. И тогда этот отважный человек вступает на путь, по которому не осмелятся последовать за ним Бурбоны, хотя тогда они могли бы спасти свою династию. Генрих III берется за самых богатых людей Франции и облагает налогом церковь. Почти каждый год разъяренное духовенство вынуждено было платить десятую часть своих доходов. Клевета, тяжкие оскорбления, призывы к бунту были ответом святых отцов.

Но Генрих не раскаивался. Суммы, полученные им от взимания церковного налога, позволили ему осуществить важнейшую реформу за весь период его правления. Он торжественно объявил 18 июля 1582 года, что общественные должности больше не подлежат продаже, а будут отныне предоставляться «самым достойным».

Так были устранены – к сожалению, ненадолго – чреватые опасными последствиями нововведения Франциска I: приобретая должности, которые затем переходили к их детям, члены парламента образовали закрытую олигархию, относясь к судебной справедливости как к семейному достоянию и оказывая яростное сопротивление всему, что хоть как-то угрожало их привилегиям. Так, в XVIII веке члены парламента категорически отказывались признавать законными указы, провозглашающие, что налоги обязаны платить все.

Штаты Блуа представили многочисленные книги жалоб. Против обыкновения, король, не занятый в тот момент военными действиями, приказывает судьям изучить эти жалобы и ответить на них. Результатом этой работы, в которой монарх принял непосредственное участие, стал сборник указов, известный под названием «Кодекс Генриха», которые даже современниками были расценены как «святые».

Но и за этими трудами король не забывал своей любви к искусству. Когда-то Карл IX, подражая Флоренции, создал в Лувре Академию. Генрих ее восстанавливает, объявляет себя покровителем Академии, разрабатывает устав и назначает секретарем Филиппа Депорта. Он лично присутствует на всех заседаниях с тем же постоянством, что и на заседаниях Совета, следя за спорами между поэтами Плеяды, Пибраком, дю Перро. Это была первая французская Академия. Впоследствии Ришелье позаимствует у Генриха III эту идею, так же как Генрих IV скопирует эдикт Пуатье.

Одним из любимых времяпрепровождений монарха были споры со знаменитым филологом Генрихом Этьеном, которому был заказан труд, ставивший своей целью доказать превосходство французского языка над латинским.

В 1580 году Мишель де Монтень, рыцарь Ордена Сен-Мишель, дворянин из королевской свиты, выпустил первое издание своей книги под названием «Опыты». Прочитав ее, Генрих был очарован. Его пылкая христианская душа не могла принять скептицизма автора, но какое наслаждение в эти ожесточенные времена открыть книгу, где все дышит умеренностью, уважением к человеческой личности, благоразумием! Король, на голову которого обрушивалось столько проклятий из-за его стремления сохранить равновесие между противоборствующими лагерями, был потрясен этой апологией разума.

Через несколько месяцев Монтень, избранный мэром Бордо, отказался принять этот пост. Король обратился к нему с письмом.

«Господин Монтень, сколь ни высоко ценю я верность и преданность, проявленные Вами на королевской службе, известие о том, что Вы выбраны мэром моего города Бордо, наполнило меня радостью, тем более оправданной, что выборы совершались в Ваше отсутствие. По этому случаю я бы хотел, чтобы Вы, если будет на то Ваша воля, без промедления и отговорок приступили к исполнению долга, к которому призваны Вы законным путем. Вы доставили бы мне этим большое удовольствие, а отказ наполнил бы мою душу печалью. Молю Бога, господин Монтень, чтобы он хранил Вас. Писано в Париже XXV дня ноября месяца одна тысяча пятьсот восемьдесят первого года.

Монтень больше не противился.

Когда год спустя он оказался при дворе, король принял его необыкновенно радушно, повторяя, что «Опыты» чрезвычайно ему понравились.

«Сир, – ответил Монтень, – значит вам, безусловно, понравлюсь и я, поскольку книга моя не содержит ничего иного, кроме рассказа о моей жизни и моих поступках».

Глава 9

Дамоклов меч

(26 ноября 1580 – 10 июня 1584)

Филипп II был обладателем двадцати трех корон. Ему были подвластны Испания, обе Сицилии, Милан, Русильон, Артуа, Фландрия, Брабант, Франш-Комте, Нидерланды, Мексика, Перу… Тираническое покровительство, которое он оказывал церкви, делало его хозяином и в Риме.

Он не был владыкой мира лишь потому, что не стремился к этому и не делал ничего, дабы воспользоваться плодами своих побед. Он дважды отказывался от высших подарков судьбы: в 1557 году после победы у Сен-Кантена, когда запретил герцогу Савойскому взять приступом беззащитный Париж; и в 1570 году после Лепанто, когда дон Хуан Австрийский мог, преследуя остатки турецкого флота, взять Константинополь и Иерусалим. Стояло за этим лишь опасение, что победоносный военачальник затмит своей славой величие короля.