Город грехов - Юрий Трещев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вы куда?.. ушел…
— Кто он?..
— Был известным философом…
— А выглядит как сумасшедший…
— Все эти превращения его жены происходят в его воображении… я знал его жену… она и меня манила и дурманила своей хищной красотой… запахом… чего только о ней не говорили…
— И где она теперь?..
— Не знаю… наверное, сошла в ад, куда и мы скоро сойдем, ободряя себя криками… всех нас ждет призрачное существование…
— Вы думаете, ад существует?..
— Я думаю, что после смерти нас ждет некое будущее… впрочем, предположений на эту тему больше, чем достоверных фактов… и объяснений этому искать вовсе не нужно…
— Согласен с вами… многие сюжеты о потусторонней жизни явно вымышленные…
— Весь этот мир призрачных и соблазнительных видений и искушений из театра абсурда бога… можно принимать его как данность, а можно и отказать богу в существовании…
Жуткий удар грома потряс обитателей пещеры.
— Что там происходит?..
— Что-то ужасное…
Поток грязи создавал завораживающую картину смерти и разрушений.
Вот показалась пустая лодка, потом появился дом с людьми на крыше. Они пытался спастись.
Волны носили дом туда и сюда, пытались потопить. Не было беглецам спасения. Вздыбились волны, вскипели и разбили дом о камни.
Люди исчезли в водоворотах…
Всю ночь выл ветер и лил дождь.
Под утро писатель и артист заснули, обнявшись.
Во сне писатель был мальчиком, девочкой, деревом, птицей. Он переселялся из тела в тело, пока не очутился в месте, исполненном зла, которое простиралось от земли до луны, дальше же не доходило. Увидев начальника этого места и ужасы, творимые им, писатель очнулся. В его ушах еще звучали слова:
— И ад раскроет пасть свою и пожрет город грехов и исполнится проклятие…
Писатель потер виски и пробормотал:
— Мне кажется, я уже видел этот кошмар… и не раз…
Около полудня дождь прекратился.
Скитальцы встали на ноги и пошли.
Дорога увела скитальцев в пустыню, где они вели жизнь пустынножителей, питались манной небесной и пили воду, которую бог превращал в вино…
6
Нелепо всхлипнув, писатель очнулся в месте угрюмом и затхлом.
Светало.
Доносился шум прибоя, крики чаек.
Писатель привстал и глянул по сторонам.
Артист спал. Во сне он бредил, иногда стонал и вздыхал. В смятении и страхе он блуждал в мрачных глубинах ада, не ощущая времени.
Вокруг громоздились скалы. Небо над скалами было темно-красным, карминовым, пурпурным с темными оттенками и переливами.
Ближе к ночи небо оделось черными ризами, чернее гагата.
Вместе с цветом неба менялось и лицо спящего артиста.
Что-то прошептав, артист очнулся. Он лежал на боку, прижавшись спиной к скале.
— Ты кричал во сне… что тебе снилось?.. — заговорил писатель.
— Это был не сон, а целая история, но мне она кажется неправдоподобной… мне ее рассказал человек, словам которого нельзя доверять…
— И кто же он?..
— Еврей… он давно умер… правда, я не уверен… — сказал артист, созерцая пейзаж с пиниями и зарослями мирта.
Было утро шестого дня недели, ароматное, благоуханное…
Из зарослей мирта вышел незнакомец.
Артист с любопытством воззрился на него.
— Кто вы?.. — спросил артист.
Незнакомец сказал, кто он.
— Говорите вы красноречиво, но не всю правду…
Незнакомец смутился. Лицо у него было бледное, волосы курчавые, взгляд беспокойный, а голос низкий, невнятный. Он был пианистом и искал знакомств, чтобы давать частные уроки.
— Писатель, познакомься, вот еще один нуждающийся еврей…
— Уделите мне ваше внимание, и я расскажу вам историю, какой вы еще не слышали… — извиняющимся голосом сказал еврей.
Писатель и артист слушали историю еврея молча. Философ спал.
Когда еврей умолк, заговорил артист:
— По моему мнению, вы хорошо говорили… я, как слушатель, получил и удовольствие, и наслаждение от пьянящего аромата слов… мне как будто снился рай и ласкающие объятия Евы, но, увы… жизнь усмиряет поэтов, и финал вашей истории я уже слушал как бы в тисках дурного наваждения… вы были счастливы, а теперь вы угрюмы и одиноки, и жить устали, и смерть вас страшит…
— Мне плохо… все кружится… танцует… — Незнакомец побледнел, сел на камень, потом лег.
— Что с ним?.. он умер?..
— Нет, дышит, но со свистом… — сказал прохожий.
— Вы кто?.. врач?.. или ловец душ, правда, на ловца душ вы не похожи…
Вместо ответа на вопрос, человек рассказал свою историю.
— Невероятная история… — сказал артист.
— Возможно, его история недостоверна и приукрашена вымыслом… — сказал философ, не открывая глаз. Он притворялся спящим. — Но не подлежит сомнению, что время от времени такое случается и мертвецы оживают… некоторые даже становятся пророками и пророчествуют…
Замечание философа позволило ощутить атмосферу мистических ожиданий.
Послышался странный подземный гул, напоминающий глухое рычание, от которого странники почувствовали некую тревогу и беспокойство. В такие моменты человек осознает свою незащищенность, беспомощность.
— Что это было?..
— Такое впечатление, что кто-то вздыхал где-то глубоко под землей…
Затаив дыхание, скитальцы какое-то время прислушивались, потом делились своими опасениями, прежде чем вернулись к истории человека, который побывал в аду, вернулся оттуда и написал путеводитель по загробному миру.
Врач осмотрел пианиста, потом собрал свои вещи и ушел.
— Странный человек… — сказал артист.
— Мне кажется, что явлен он был нам, может быть, лишь затем, чтобы дать нам повод удивиться… — сказал философ.
— Удивиться и удавиться… — сказал артист.
— Говорят, есть птица, которая имеет власть убить себя и оживить…
— Есть такая птица в Индии, называется она Феникс, живет 500 лет, потом сама себе поет погребальную песню и сгорает в своем гнезде в благовониях как в гробнице…
— Моя жена погибла в огне… — заговорил человек в клетчатом пальто. Он спал поодаль и проснулся от подземного гула. Ему показалось, что камни поют. — И дети к ней ушли… огонь как саван облек их… и теперь они являются мне в видениях…
— Кое-что остается от нас после смерти… — сказал философ. — Вы зря усмехаетесь.
— Я не усмехаюсь… шрам уродует мне лицо…
— А я думаю, что смерть — это убежище для смертных… — заговорил писатель.
— Говорят, вы были там и вернулись, чтобы дописать свою книгу без конца и начала?..
— Да, я вернулся, но не тот же самый, несколько иной… люди своей смертью лишь копируют вселенную, которая гибнет в огне в конце времен и возрождается в огне… и нет у этого процесса конца, и нет у него начала… мы не умираем, а ждем перемен, люди же пугаются неизвестного… помню, однажды в тюрьме… что?.. по какой статье я сидел?.. меня осудили по ложному обвинению… так вот, в тюрьме мне было видение… я спал, и во сне у меня было человеческое лицо, но туловище у меня было как у змеи… я ползал по узким и тесным подземным каналам и оказался в келье женского монастыря…
— Что ты там делал?..
— Я мог бы и бабочкой туда залететь или пчелой запутаться в рыжих волосах блаженной… у нее я прятался от преследователей…
— Говорят, она была дочерью мэра… когда ее мать умерла, а отец привел в дом другую женщину, она убила ее…
— Увлечение театром и женщинами стоили мэру жизни и власти…
— Говорят, это он проклял город… что вы на меня так смотрите?.. что вас возмущает?..
— Человеческая неблагодарность…
— Предъявляйте претензии молве…
— Молва уверяет, что мэр был под каблуком у жены…
— У женщин есть некая таинственная власть над мужчинами… может быть, сказывается воспоминание о давнем беспрекословном подчинении женщинам…
— Вся жизнь мэра была омрачена размолвкой с дочерью, которая ушла от него в 13 лет, попала под следствие и очутилась в желтом доме со всеми своими страхами и ужасами…
— Время было смутное… — заговорил писатель. — Тех эти сменили, а этих другие, но мало что изменилось… бог был все так же далек, как небо… кто был жив вчера, завтра мог умереть… помню, ночью я просыпался от страха… мне снились кошмары… я боялся заснуть… постепенно меня опутывало сонное оцепенение… глаза были открыты, но я ничего не видел кроме темноты… где оно счастье?.. за ночь вырастала лишь тоска… помню, как-то я проснулся среди ночи в келье блаженной и увидел ее в облике нереиды или нимфу… от изумления я лишился языка, оступился и упал навзничь… обморок вернул мне детство… я пас коз с Паном… так звали пастуха, который был моим отцом, а матерью была коза… случай помог мне перебраться из пещеры Пана в город, где я получил образование и женился на дочери поэтессы с громким именем, которая стала соперницей дочери… сознаюсь, мать для меня была более приятна и покорна, чем это допустимо, увы… дочь поэтессы покончила с собой, ее мать пыталась обвинить меня, но не успела… природа определила один конец всем смертным… одно время я работал в издательстве клерком… уволенный со службы по ложному обвинению и обреченный на праздность и бедность, я начал заниматься писательством, потом философией… меня ожидало много горечи и разочарований… время было такое, что никто не чувствовал себя в безопасности, поступая честно… каждый искал спасения только для себя… преступники в меру своей наглости казались счастливыми и без власти, а остальным гражданам самим приходилось добывать себе права и правосудие, разумеется, за плату… оскорбления и ненависть доставались всем, а награды — кучке людей, совершивших переворот в городе… они навязали горожанам свои законы… те, кто раньше вызывал презрение, теперь внушали страх… словом, все готово было для уничтожения города, не было только подходящего руководителя… безумие заразило всех… безвозмездно быть честным было нелегко… чиновники исполняли свою должность, продавая все, что только находило покупателя… они не стыдились ни людей, ни бога, которого они оскорбляли своим высокомерием и вероломством… беспокойные сами, они держали всех в тревоге… помню, я попал в неприятную историю по неопытности, свойственной молодости, оказался на скамье подсудимых… я был в безнадежном положении… вскоре состоялся суд… судьей был человек, которого я знал… он получил должность как добычу, стал одним из членов шайки… и разбогател, словно во сне… приобрел виллу с садом и сворой собак, стоившую огромных денег… мне ли было с ним тягаться?.. на суде я не услышал ничего нового, но снова узнал обо всех своих грехах, хотя после смерти жены, я обходился без женщин… из тюрьмы я бежал, помог случай… умолчу о подробностях, чтобы не рисовать удручающую картину печали и слез… я оказался на одном из западных островов… о них писал поэт, называя их островами блаженных…