Волчина позорный - Станислав Борисович Малозёмов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но всё это будет в семьдесят шестом году, а за пять лет до печального события сидели Лысенко, Малович и Тихонов у командира и разрабатывали схему допросов Седого и Цапли. Два дня размышляли. И придумали-таки.
— Тебя, Цапля, и тебя, Дед, взяли мы на адресах, куда вы пришли застрелить двух человек. Взяли обоих с оружием. Один даже расстрелять успел «хозяина» хаты. Вы их знали раньше, людей, которых убить пришли? — начал Александр Павлович.
— Да ты не торопись, начальник, — сказал Дед. — «Кум» уже знает, что мы у вас. Где нам ещё быть? Да и стукач у вас в мусарне проверенный. Он уже «куму» донёс весточку. Так что ты отловил пятерых лучших его помощников. А потому ты не доживёшь до утра. Тебя грохнут сегодня — к гадалке не ходи. Серебряков считает что ты оборзел и войной на него пошел. Но кто ты, мусор, а кто «кум»!
— Ну, про убийство меня сегодня я тебе завтра расскажу, — Малович даже не волновался. — Сесть-то вы один хрен сядете. Вот капитан Тихонов, напарник мой. Он, если меня грохнут, вас и разместит по шконкам. Ну, да ладно.
Вам мы пока предъявляем убийство кладовщика Иванова и шофёра фабрики кожзаменителей Кудряшова, которого с перерезанным горлом в реку сбросили. Если сами напишете, что пришли к нам и признались, мы про сегодняшнюю ночь забываем. Помогаете следствию и получаете по три года.
— Чё добрые такие? Придумали феньку какую, чтоб запрессовать нас наглухо? — засмеялся Цапля.
— Да хрена нам придумывать? — Тихонов засмеялся также ехидно, как Цапля. -
Знали вы и того и другого. Убили их в разное время. А так — общались, пили вместе. Вот по пьянке и сцепились. Вы оказались удачливей. И, самое главное — мотив преступления детский. Разругались, разгорячились и в бешеном состоянии их порешили. Не помните себя на тот момент. Верно? Получилось так. А могли и они вас пришить. Запросто могли. То есть вам повезло. Это бытовое преступление. Самооборона. Превысили пределы самозащиты. По три года на рыло, пацаны. Не более.
Дед долго думал и спросил.
— Ну, а если не так, то как?
— Ну, как… — Малович сделал паузу. — Семь преступлений по фабрике мы раскрыли. На зоне тоже наши стукачи баланду хлебают. Хорошие толковые «дятлы» по УДО выходят на пять лет раньше. Так нам отбарабанили, что Иванова и Кудряшова вальнули вы. И тут зависит ваше будущее от того, запишем ли мы это дело как бытовуху или как исполнение чьёго-то приказа. То есть как организованные убийства с целью устранения кому-то опасных людей. Статья уже другая. Может двадцать пять лет, может «вышак».
— С какого «вышак»? — возмутился Цапля. — Люди были плохие.
— Кого это треплет? — усмехнулся Малович. — В законе нет такого понятия. Плохие люди, хорошие ребята. Там есть преступники и потерпевшие. Вы потерпевшие или преступники?
Стало тихо. Говорить некоторое время было нечего, да и не хотелось никому.
— А у нас на сегодня нераскрытых сколько убийств по управлению? — спросил Шура Тихонова.
Володя полистал блокнот.
— Ещё восемь.
— Ну, вот их мы вам и добавим для полноты ощущений. Нам эти «глухари» уже во где! Плюс сегодняшний ночной расстрел, плюс Кудряшов с Ивановым, — Александр Павлович снял фуражку и стал использовать её как веер. Душно было в камере. — Что, не тянет и этот набор на расстрельную? Ну, тогда вы, пацаны, бараны тупые.
— Припёрли к стенке, мля! — согласился Дед.
— Чё надо-то? — наконец спросил Цапля.
— Есть вариант, что мы вас вообще отпустим и вы сразу свалите куда подальше от Кустаная, — пришиб обоих неожиданным предложением Тихонов. — Затихаритесь в большом городе на год. Паспорта у вас есть. А потом возвращайтесь обратно, к своим корешам. «Кума» Серебрякова уже не будет. Он точно сидит под расстрельной. Через полгода ему лоб натрут зелёнкой — и в рай!
— Хрен там — в рай. Его, суку, и в ад не возьмут, — тихо, но отчетливо сказал Малович.
— А как это вы нас не посадите вообще? — удивились Дед с Цаплей одновременно. — Уже всё ведь оформлено.
— Следователи вообще про вас не слышали ничего, — поднял вверх указательный палец Шура. — А это главное пока. Никто кроме нас и начальника управления, который целиком на нашей стороне, про вас не знает ни хрена. А вы сбежите на следственном эксперименте. Мы вас обоих на хату повезём, чтобы Цапля показал, как дело было, а вы вырубите Тихонова, когда я в туалет пойду. Ключи у него заберёте от «браслетов» — и ходу! Нам по выговору дадут, но зато мы получим больше, если не сказать, что всё!
— Чё придумали-то, начальники? — Седой насторожился. — Чтобы вы нас отпустили — кого мы должны сдать?
— Мыслишь в верном направлении, — подошел вплотную к Деду Шура. — Сдаёте с потрохами и душой гнилой Серебрякова, чёрта вашего. Пишите про него все под протокол. Как положено. Укажите, что только на вашей памяти не меньше двадцати убийств, которые организовал Серебряков, и потом исполнителям платил из денег тех козлов, которые его просили. Можете из исполнителей вспомнить только Шило, Сугроба и Штыря. Мы с ними про это говорили. Они не против, что их назовут, если мы вас арестуем. Они за это сейчас и сидят, и им по фигу, что их упомянете. Но Серебрякова сразу прихватит КГБ и УВД. И благодаря вашим честным признаниям — его расстреляют. Чего вам бояться? А вернётесь — его уже не будет. И живите себе. Дела всегда найдутся.
— Итог подбиваем. — Тихонов стал ходить по камере, — первый вариант. Мы вешаем на вас всё и лбы натрут вам зелёнкой. Вариант второй. Сдаёте под протокол «кума» и лоб мажут ему. Что выбираете?
— Да он выскользнет. У него секретарь горкома — кент, — мрачно сказал Дед.
— Камалову тоже будет не до «кума». Он железно попадает в разработку как организатор подпольного производства, — хмыкнул Александр Павлович.
— Посадите сегодня нас в одну камеру. Мы обкашляем тему, — Цапля глянул в глаза Маловичу.
— Хорошо, — согласился Шура. — Конвой, отведи обоих в семерку.
Они зашли к Лысенко и передали разговор с урками. Подполковнику всё понравилось. Но перед тем как разбежаться по домам Лысенко достал из шкафа бронежилет новенький, только в семьдесят первом году выпущенный специально для
