Страшная сила - Дия Гарина

– А ты – выздоровеешь. – Папа покопался в ящиках и, высыпав на ладонь горсть таблеток, протянул их сыну вместе с наполненным до краев стаканом. – У тебя выработался пожизненный иммунитет. Сейчас твой организм усиленно вырабатывает антитела, которые загонят вирус в «спячку» на всю оставшуюся жизнь.

– Но как он выжил тогда, на Кубе? Когда заразился в первый раз? – вмешался Павел, потирая отбитую пулями грудь.

– По чистой случайности, – попытался уйти от вопроса человек, выпустивший из бутылки джина по имени «РК-46». Но сбить с толку Павла было также трудно, как и серого волка, взявшего кровавый след.

– А конкретнее? – Похоже, он собирался устроить отцу допрос по полной программе.

– Конкретнее… Когда я приехал в деревню лечить заболевшую малярией дочь старосты, то был неприятно удивлен, что буду это делать не один. Какой-то старый грязный шаман уже скакал вокруг девочки, и что-то эдакое завывал. Пришлось стиснуть зубы, и терпеть его выходки весь день. А ночью… Не знаю, как так вышло, но именно ночью мы нашли с ним общий язык. Деревушка горная. Звезды, что горошины. Луна… И плюс еще местная самогонка, после которой не только с шаманом – с пришельцем из соседней галактики общий язык найдешь. Так что, на утро мы лечили девочку уже вдвоем. Он своими методами. Я – своими. Тандем оказался удачным, дочка старосты быстро пошла на поправку. Пора было возвращаться. Я уже за руль сел, и тут этот шаман подходит, хмурый такой, и бормочет что-то совершенно дикое. Про выпущенного на свободу демона. Про смерть и расплату. Бормотал долго. Про то, что я должен буду загнать демона обратно. Я понимал с пятое на десятое – такой жуткий у него был диалект. Кончилось все тем, что он сорвал с шеи один из своих амулетов, и со словами: «Поможет от демона. И я помогу» всучил его мне. Это была старая испанская монета. Века шестнадцатого, как мне потом сказали. Я сунул ее в карман и, естественно, забыл об этом, едва отъехал пару километров от деревни. Но когда Хуан умирал у меня на руках… Я готов был поверить во что угодно, сделать все что угодно. И, понимая что это идиотизм, все же повесил монету ему на шею.

– И… – Не выдержала я повисшей паузы.

– Как видишь, Хуан все еще жив. Температура больше сорока не поднималась, а через три дня пошла на убыль. Вот и вся история.

– И как ты это объяснишь? – спросил Хуан, доставая из-за пазухи цепочку, на которой, рядом с католическим крестом, висела черная от времени монета.

– Совпадением, – поморщился папа, которому этот допрос начинал надоедать. – Человеческий иммунитет штука сложная, и порой непредсказуемая. Даже в средние века некоторые люди умудрялись переболеть чумой, и остаться в живых. Думаю, что с Хуаном случилось чудо из разряда биологических, а вовсе не из паранормальных.

– Хуан! – Наташка подошла к кубинцу и опустилась перед ним на колени. – Дай мне, пожалуйста, эту монету.

– Совсем с ума сошла, – пробормотал Павел, и попытался оттащить ее от Хуана. – Идем, Ната. Идем. Не видишь, плохо человеку. Человек болеет. Он, правда, не помрет… Но сейчас ему очень хреново. Пока еще его иммунитет вирус к ногтю прижмет… Твоему Вите не амулеты, а Хуановские эти… как их… антитела нужны.

Вряд ли Наташка слышала хоть слово, сказанное Павлом, но не сопротивлялась, продолжая без умолку твердить:

– Ну, пожалуйста, Хуан. Ну, что тебе стоит…

Кубинец в растерянности посмотрел на отца, не зная, что делать.

– Знаешь, Хуан… – Валерий Евсеев задумчиво потер переносицу. – А ведь Павел навел меня на интересную мысль.. Если ты согласишься, мы попробуем их у тебя взять.

– Что взять, папа? – насторожился Хуан, сытый по горло различными медицинскими экспериментами.

– Антитела. В принципе все просто. Этот прием используется при лечении серьезных ожогов. У когда-то обожженного человека берут плазму, и переливают тому, кто обожжен. Полученные с плазмой донорские антитела и сами борются с ожоговой болезнью, и стимулируют выработку собственных антител. Так почему бы не попробовать?.. В нашем безвыходном положении идея не хуже любой другой. Все зависит от тебя Хуан. Для того чтобы Крешин получил хоть какой-то шанс, придется выкачать из тебя литра полтора плазмы. Не за один раз, конечно… Хотя, может быть, ничего и не получится. Ты ведь еще не выздоровел, и концентрация вируса в крови у тебя довольно высокая…

– Хуан, родной, ну пожалуйста! – почти простонала Наташка, обвисая на руках у Павла.

– Да ладно, – окончательно смутился мой брат. – Я ж не возражаю.

Вырвавшись, Наташка начала покрывать поцелуями вяло сопротивляющегося Хуана. Вот как далеко завел бессменную папину помощницу намек на пробуждающееся в груди большое и светлое чувство. Годы ожидания взаимности и робкие искры, проскочившие между ней и Крешиным, привели мою подругу в совершенно неадекватное состояние. Она мешала отцу так, что он прогнал ее с глаз долой, заявив, что переливание сделает сам. Забрав Хуана, он ушел в Крешинскую палату, поручив нам с Павлом грязную, но необходимую работу – упаковку трупов в герметичные пластиковые мешки. В противном случае мы бы просто задохнулись от жуткого запаха. Наташка, вызвавшаяся помогать нам, и тут больше мешала, но мы терпели. А потом, ничтоже сумняшеся, отдали себя в ее руки, которые весьма ловко заштопали нам с Павлом несколько глубоких порезов, оставшихся после тесного знакомства со стеклянным шкафом.

Когда я проснулась в холодном поту от очередного кошмара, электронное табло сообщало всем интересующимся, что сейчас ни много, ни мало – три часа ночи. С трудом поднявшись на ноги, и из последних сил сдерживая порожденные болью нецензурные выражения, я доковыляла до водопроводного крана, и залпом осушила два стакана воды, до отказа пропитанной хлоркой, и еще чем-то медицинским. Потом, по возможности тихо, прошла в Крешинскую палату и совсем не удивилась, застав там отца, что-то пишущего за столом, и Наташку, крепко спящую на стуле возле кровати человека, в которого успела влюбиться меньше, чем за сутки. Никогда не понимала таких женщин. То есть, ни в коем случае не осуждала, но представить себя на их месте совершенно не могла. Ведь любовь – это нечто, рождающее в процессе узнавания. Ну и как, объясните, можно узнать человека за несколько часов? Нет, я не отпираюсь. У меня от первой встречи с Павлом Челноковым тоже токи какие-то побежали, но ведь это совсем другое дело! Чтобы я так бегала за ним… Пока это он за мной бегает и, как я подозреваю, очень скоро догонит.

Я еще немного постояла у кровати, наблюдая за тенями, пробегающими по расслабленному Наташкиному лицу, и грустно улыбнулась, заметив на Крешине цепочку с черной медной монетой. Что ж, Наташка всегда была сторонницей комплексного решения проблемы.

– Может, переложить ее? – шепотом спросила я у папы, даже не поднявшего головы при моем появлении. – У нее же шея завтра не повернется.

– Не надо, – так же шепотом ответил он, отрываясь от писанины. – Иначе она будет вскакивать через каждые пять минут, и проверять, не спала ли у ее Вити температура.

– А она спала?

– Нет, конечно. Но и не поднялась. Хотя, это еще не показатель того, что наш эксперимент удался…

– Можно тебя спросить, пап?

– Спрашивай.

– Почему ты решил попытаться спасти Крешину жизнь? – рубанула я. – Из-за Наташки? Чувствуешь себя ее должником?

– В какой-то мере, да, – задумчиво согласился он с моим предположением. – Но есть еще две причины: мое неуемное любопытство ученого, и надежда выпутаться из этой истории живыми и невредимыми.

– То есть?

– То есть, если Крешин выживет, мы сможем поторговаться с теми, кто остался по ту сторону бетонных плит. А насчет любопытства… Такого эксперимента еще никто и нигде не ставил. Тем более – на людях. Выходит, я буду первым. – Отец грустно улыбнулся, и в свою очередь предложил: – А теперь твой черед отвечать на мои вопросы… На кого ты работаешь?

Мои удивленно округлившиеся глаза стали ему лучшим ответом, но он не захотел с ним согласится.

– Только не надо разыгрывать передо мной спектакль, Ника. Да, половина твоих родственников по материнской линии подвизаются в искусстве, но тебя эта чаша, слава Богу, миновала. Можешь обмануть кого угодно, но не меня. После того, что я видел в этой самой комнате, даже у самого нерадивого родителя возникли бы подозрения. Меранского я знал едва ли не лучше, чем тебя. Он еще тридцать лет назад любил покуражиться по пьянке: выходил один против шестерых бугаев-зэков из нашего «материала», и обещал им быструю смерть, если они его одолеют. Все разом. Ну и, сама понимаешь, ни разу не проиграл. Так вот, если бы тебя во время схватки было две, ты бы его уделала. Этому не учат в педагогических институтах, и, работая гувернанткой, ты таких фокусов не нахваталась бы. Только не ври, что записалась в кружок карате! Там такому тоже не учат…

Я уже собиралась поинтересоваться, откуда ему известно чему учат в кружках карте, но отец спросил в лоб: