Времена года - Сильвия Эштон-Уорнер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На лицах обоих мужчин вежливое удивление.
– Вы знакомы с ним? – спрашивает высокопоставленный гость.
– Нет.
– Он вполне здравомыслящий человек.
Этот вполне здравомыслящий человек был свидетелем моих грубейших ошибок. Но я не хочу, чтобы они знали, о чем я думаю, – знали, что я думаю о таком вздоре. О такой мелочи, о такой заурядной неприятности. Совершенно не связанной с мыслями о нерасторжимости цепи жизни и непреложности смирения, с бесстрастной истиной и человеческим достоинством. Мне стыдно, что у меня в голове такой хаос. Неужели я, Воронтозов, буду жаловаться на свою судьбу этим людям? Тем более что я действительно наделала ошибок. Хорошая учительница не нарушает расписания, даже если оно далеко от совершенства. Достойная учительница не пренебрегает указаниями начальника отдела. Я очень расстроена, я боюсь, что этот позорный эпизод из моего прошлого бросит тень на мою новую жизнь.
В молчании мистера Аберкромби появляется что-то новое. Он молчит не из вежливости, не потому, что разговор окончен. Только что он говорил о моих книгах с энтузиазмом человека, который верит в осуществление своей мечты, сейчас он явно разочарован. Но разве я могу бросить на произвол судьбы того, кто одержим мечтой? Какая низость поднимать руку на вдохновение! Однако именно это я и делаю, отказываясь выполнить его просьбу. Из-за пустого вздора, из-за того, что случилось когда-то в прошлом. К тому же начальник отдела, наверное, давно забыл, что много лет назад один из тысячи его подчиненных допустил какую-то погрешность. Прилив веры в высокого седовласого человека здесь, в настоящем, захлестывает меня. Я высвобождаюсь из объятий Раремоаны. И стиснув пальцы, отыскиваю лицо высоко над собой.
– Мистер Аберкромби... – Язык плохо слушается меня. – Я готова сделать все, что вы скажете.
– Спасибо, мисс Воронтозов, – второй раз за этот день говорит он.
О, как экономно он расходует слова!
На дворе суматоха. Прибыли автобусы с городскими школьниками. Директор будет меня искать. Я прикасаюсь к рукаву мистера Аберкромби.
– Простите, мне нужно идти. Мне нужно идти.
Но они хотят обсудить что-то еще, и ученики в желтых майках выходят на поле боя без меня...
Тем не менее, когда я вечером приезжаю в город, где меня ослепляет пляска огней и теней и оглушает стук каблуков, я думаю не о вторжении прошлого, едва не поглотившего настоящее во время визита высокопоставленного гостя, и не о чудесном подарке старшего инспектора, который разговаривал со мной – со мной! – как с любым другим нормальным человеком, чем помог мне понять еще что-то, чего я раньше не понимала. Мои мысли заняты самим инспектором, и стоит мне увидеть высокого мужчину в сером, пересекающего улицу, и на мгновенье поверить, что это он, а потом понять, что я ошиблась, как пламя вспыхивает в моей груди, но я не стремлюсь погасить его, наоборот, я раздуваю огонь, утешаясь сознанием, что так я по крайней мере, узнаю что-то новое, например что вторжение прошлого не убивает настоящее, а делает его еще более настоящим.
Дни бегут один за другим, но я больше не обшариваю почтовый ящик у ворот в поисках письма, которое никогда не придет, и вечерами, когда я сижу над своими книгами, перед моим внутренним взором больше не стоят мыльная пена и иная страна – обитель, где уродливые руки не оскорбляют ничьих глаз, ошибки не обращаются в груз Вины и бренди исцеляет все недуги. Для меня важно только настоящее: непрерывность работы, истинная ценность того, что я делаю в школе, дар учить детей, которым отметил меня бог, и привлекательный мужчина. Для меня важно только плодоносное настоящее и очень привлекательный мужчина.
Волшебная пишущая машинка теперь всегда со мной, и, когда я рано утром и по вечерам тружусь над книгами про Ихаку, я возношусь на такую высоту, что кружится голова. Это книги для кого-то! Это книги ради кого-то! Сколько радости могут подарить старой деве самые обычные слова в необычном контексте! Стоит слову попасть на предназначенное ему место, и душа его обретает язык. Эти выражения: «для кого-то», «ради кого-то» – придают моим книгам характер послания, пусть невнятного, но послания от меня к другому человеку. И как оно ни расплывчато, мое послание, как оно ни безлично, это все-таки общение. Огромный шаг вперед в моей призрачной жизни. Самое большое событие в моей жизни. Возможность рассказать о том, что я чувствую, человеку, который готов слушать, не прибегая ни к каким иным средствам, кроме красок, линий и языка детей! Я расту в собственных глазах. Я непозволительно счастлива! Я так счастлива, что пытаюсь закрыть кувшин с молоком крышкой от чайника для заварки, которая, естественно, падает в молоко. Музыка доставляет мне сейчас больше радости, и чтение тоже. Я снова разговариваю с цветами во время еды, расхаживая среди них с тарелкой или чашкой в руках. И все это оттого, что моя работа ненадолго привлекла чье-то внимание, оттого, что она кому-то нужна. Я провожу с малышами долгие часы, не ощущая груза Вины, и иногда на несколько коротких часов забываю о мужчинах.
Но даже когда лица знакомых мужчин не стоят у меня перед глазами, я все равно как натянутая струна, я полна до краев. Не кем-то одним, не несколькими сразу, не своими малышами, не работой. Я переполнена любовью к каждому мигу жизни. Привычные короткие прогулки от дома до Селаха, от дома до школы, от дома до городских магазинов и к трогательной церквушке на кладбище превращаются в волнующие сказочные путешествия. Моя убогая жизнь наполняется смыслом, как наливаются соком плоды на деревьях. С грузом Вины или без груза, имея на то основания или нет, получив письмо или не получив, я чувствую себя вполне на месте в этом мире, хотя знаю, что продлится это недолго.
«Я видел призрака, – пишет Блидин Хат, –
в кино.
Потом я пришел
Домой и
разделся и
лег спать.
Мне приснился
призрак а
мой брат
испугался».
Деревья разбросали по саду такие красивые листья – такие же красивые, как пятна краски на полу вокруг нашего мольберта. Всех цветов. Как небрежно обращается с кистью эта осень! Она рисует огненные картины на дамбе, на кладбище, у меня в саду и даже не думает прибрать за собой. Неужели инспектор ни разу не сделал ей замечания по поводу беспорядка на земле? Или она берет пример с меня и пропускает замечания мимо ушей?
Как все-таки красиво. Я выхожу с чашкой кофе в прохладные сумерки, и мне кажется, что трава в саду не уступает красотой нашему полу после урока рисования. Когда трудно понять, что красивее: пол или рисунки. В конце концов, так ли уж важно, на что переводят краски дети и осень, так ли уж важно, растекаются краски по бумаге или по полу. Все равно красиво.
Глупо добровольно уходить из жизни, пока не израсходованы все краски, думаю я. Правда, когда другие поступали таким образом, я утверждала нечто иное, но сейчас, глядя на листья под ногами, я уверена, что это глупо. И разве можно придерживаться одних и тех же взглядов в разное время года? Что такое чередование времен года, как не символ перемен?
Сколько мыслей приходит в голову, пока пьешь кофе в саду! Нужно достать для кофе чашку побольше.
Моя ненасытная тоска по жизни так многогранна. Без малейших усилий, без капли бренди я беру пенал и книги, пересекаю пастбище и пробираюсь среди щепок и стружек, набросанных вокруг растущих новых домиков, к своему идолу – к своим малышам...
...Наконец-то я начинаю понимать, что означают странные записи, которыми поглощены старшие дети в утренние часы. Это тоже подписи. Подписи из двух слов: «мои башмаки», из четырех слов: «я хочу к тебе». Подписи длиной в рассказ. Я беру тетрадь Матаверо. Тесные ряды букв почти невозможно разбить на слова, потому что Матаверо гораздо охотнее пользуется языком, чем карандашом, а множество подчисток резинкой и привычка обводить написанное не облегчают моей задачи. Но я могу прочесть его записи. Могу прочесть, даже не видя их, если нужно.
«Вчера я пришел домой
поздно. Папа
побил меня.
Потом я заплакал.
Потом мне надо было идти спать.
Когда я пошел спать
Призрак вошел в нашу
кухню. У него были большие жирные
глаза. У него была
белая простыня».
Я беру стандартный европейский учебник и с любопытством открываю на той странице, где читает Матаверо.
«Мама пошла в магазин.
«Мне нужна шляпа, – сказала она.
Мне нужна шляпа для Джона».
Мама смотрит на коричневую шляпу.
Она смотрит на синюю шляпу.
«Мне нравится синяя шляпа», – сказала мама».
Малыши с криком бегают по классу, я пробираюсь среди них и новыми глазами просматриваю другие записи.
Таме:
«Я убежал от
мамы и я спрятался
от мамы.
