Люди и спецслужбы - Геннадий Водолеев

Спецслужбы всегда многофункциональны, социальные, профессиональные группы, с которыми спецслужбам приходится работать, всегда имеют наилучшие образования, профессиональную подготовку. Так что, чтобы хоть как-то справляться со своими задачами, службам госбезопасности приходится изрядно готовить своих сотрудников, отбирая их отнюдь не в среде троечников.

Шахматист тренирует голову, боксер — ставит удар, вырабатывает предельную выносливость организма, способность к длительным перенагрузкам. Так же обстоит ситуация и со спецслужбами: одна их специализация требует серьезнейшей психологической подготовки (следователи, резиденты обширных агентурных сетей и т.п.), другие — требуют агрессивности, нахальства, способности в необходимых случаях поступать жестко, жестоко. Так, если во внешней разведке важен высочайший интеллект, обширные знания, иные выдающиеся способности, то в контрразведке, в политической разведке знания множества иностранных языков, университетское воспитание только повредит работе: здесь важно психологически раздавить противника, сломать его волю, способность сопротивляться. Такое далеко не каждому свойственно и по плечу. Другим же по свойствам их характера — даже в удовольствие: вытряхивать душу из бывшего небожителя, демонстрируя ему его паскудные качества почти всегда вызывает положительные социальные чувства даже у дисциплинированных сотрудников.

Таким образом, уже в силу традиционной специализации спецслужб одни их подразделения, структуры ассоциируются в общественном сознании с карательными, демоническими образами (тем более что именно исполнители таких функций и общаются гораздо чаще других с населением), другие — со всевидящими стоглазым государственным оком, одним всеслышащим «Большим ухом Парижа». Ну а множества охранительных «бойцов невидимого фронта» так и остаются навсегда невидимы широким народным массам, то есть практически для них не существуют. Как не существует для человека его собственная иммунная система, пока она здорова и вполне справляется со своими задачами.

Самым большим парадоксом, связанными с формированием и функционированием важнейших институтов государства, к каковым, безусловно, относятся и спецслужбы, является то, что для выполняющих частные, специализированные функции (военные, полицейские, политический сыск, дипломаты и др.) проводится жесткий отбор на профпригодность по множеству строжайших параметров. Отображенных самым трогательным образом и весьма качественно и длительно готовят. А для использования самой что ни на есть важнейшей функции — работы в структурах политической власти, в правительственных органах ничего подобного не осуществляется. И получается практически повсеместно, что исполнять специализированные функции государства отбирают наиболее физически, психически здоровых, интеллектуально развитых. А для исполнения наиболее важных управленческих функций государства и общества — то, что осталось, что уже отбраковано. И уже из этого непригодного для серьезной работы и службы человеческого материала жесткой конкуренцией родственных, дружеских связей, откупом должностей, подкупом, угодничеством производится отбор в институты политической власти. Потому-то постоянно возникают скандалы с политиками по поводу педофилии, гомосексуализма, иных отклонений. Коррупция же — родовое неотъемлемое свойство племени политиков. Причем, способ селекции в элиту из наиболее известных истории: сословно-кастовый, теократический тоталитарно-деспотический, демократический и др. — лишь меняют частные характеристики ущербов, ничего не меняя в извечной порочной сути политической власти. Редкие прорывы в нее людей достойных — явление в истории уникальное, надолго запоминающееся всем.

Все бы ничего с этой неразрешимостью проблемы селекции. Если бы не подавляющее влияние институтов политической власти на характер, задачи и технологии работы всех прочих государственных институтов, включая спецслужбы.

Естественно, разного рода ущербные политики неизбежно навязывают свои пороки в какой-то форме и мере всем видам деятельности, которые им приходится координировать. Как бы при этом ни выкручивались, ни ловчили подчиненные руководители различных государственных органов.

Спецслужбы, как и иные прочие органы государства, правоприменительные, например, наряду с общими принципами организации (оргштатная структура, регламентируемые численность, основополагающие, регламентирующие нормативные акты и др.) имеют сложную систему специфических закономерностей своего воспроизводства, защиты от несанкционированного недружеского проникновения, защиты своих секретов и т.п. Что делает любую службу государственной безопасности своего рода весьма замкнутой, закрытой корпорацией со сложным этическим кодексом взаимоотношений, ценностей, табу, которая всегда активно противодействует любым попыткам изменить внутрикорпоративный производственный контроль. Что вполне естественно: любой новый элемент контроля, вмешательства в состоянии полностью изменить внутрикорпоративный порядок. По крайней мере, резко возрастет число утаиваний информации от коллег и начальников в качестве страховки личной карьеры, безопасности, возрастет число легенд прикрытия истинных мотивов реальных действий по тем же причинам. И это все будет происходить притом, что и так степень замкнутости каждого опытного оперативного работника спецслужб почти на уровне полной немоты, ибо очень высоки ставки, а жить приходится и стремится выживать, только свято блюдя и помня принцип: «Что знают двое — знает и свинья».

Даже установленные законом механизмы контроля спецслужб современных государств — прокурорский и парламентский — стремятся сделать неразрушительными для служб безопасности путем приглашения на соответствующие должности лиц хорошо известных самим спецслужбам и не склонным без особой нужды совать свой нос куда попало. В трудные же моменты больше помогают выбраться руководителям спецслужб из передряг, нежели «расследуют» и «выявляют».

В интересах повышения эффективности деятельности руководители стремятся всячески поощрять сплоченность среди своих сотрудников. В том числе и постоянно апеллируя к особой социальной значимости спецслужб, особой важности их деятельности для государства. Это всегда основательно укореняется на всю жизнь в мировосприятии сотрудников, часто весьма существенно меняя их мотивации всякого социального поведения, даже никак не связанного с исполнением должностных функций. Чувство своей исключительности, предпочтительности среди всех прочих.

Все эти обстоятельства, в сочетании с режимом наивысшей пожизненной секретности документации с ограничением права доступа к ней круга лиц до десятка на все государства создали самые благоприятные условия внутрикорпоративной скрытности спецслужб, которой нет в обществе больше ни у кого. Даже больше конспирологи — масоны — не защищены так законами, а потому время от времени их секреты по чистой случайности, не очень регулярно становятся достоянием широкой гласности. Спасение структур организованной преступности в скрытности и секретности только на небольшое время и то благодаря только тому обстоятельству, что свои действия они никак не документируют, лишних носителей своих секретов убивают, в их секретах никто по-настоящему никто не нуждается, даже полиция. Ну а если очень нужно что-то узнать спецслужбам об эпизодах деятельности «коллег» — узнают обязательно, даже если придется разобрать по частям несколько именитых мафиози. По крайней мере, для спецслужб, структурированных по образу НКВД, подобная практика — дело обычное.

Но именно эта благоприобретенная наивысшая закрытость от практически любого стороннего влияния, проникновения временами представляет для самих спецслужб едва ли не наибольшую внутреннюю опасность.

Речь даже не идет о стойком неприятии любых законов, как это свойственно и в среде профессиональных пожизненных преступников: среди социально значимых групп, среди элитарных — в особенности, пренебрежение законами явление вполне нормальное. И повсеместно распространенное явление. Часто закрепляемое и в законах — чего стоят «спецномера», «спецталоны» на автомобилях правительственных чиновников и в равных им по статусу иных «важных персон».

Привычка не обращать внимания на социальные регламенты в периоды исполнения служебных обязанностей остается таковой и во все внеслужебное время. Сотрудник службы безопасности ездит не хочет и на своем личном автомобиле, даже когда везет тещу на дачу, не говоря уж о любимых женщинах, перед которыми показать любимую джигитовку сама судьба велит. В ресторанах и гостиницах «особисты» не претендуют на особо почтительное отношение и не прощают любого небрежения (как и «братки», между прочим). По этим причинам по стране постоянно возникали множество быстро гасимых конфликтов, где начинали мелькать «корочки», свидетельствующие о принадлежности к могущественной корпорации. Прочий служебный люд приручается сглатывать и терпеть обиды. А у многих сотрудников растет и крепнет ощущение своей некоей богоизбранности социальной исключительности вообще, трансформирующейся в уверенность, что все лучшее должно в силу особой их значимости и избранничества судьбой принадлежать им, потребляться ими. Чужое лучше воспринимается уже почти как нетерпимая социальная несправедливость, которую надлежит исправить без оглядки на условности в виде каких-то там законов. Возможности же для этого всегда найдутся, если есть внутренняя установка. Модно, к примеру, помочь под очень достойным предлогом близкому предпринимателю уничтожить конкурента, возбудив против того основательные подозрения у соответствующих должностных лиц в криминальной практике в чем-либо. Если подобная практика при участии и «правоохранителей» становится обычной, как это во многом имеет место в нынешней России, предпринимательство хиреет, экономика тоже. Вместо того чтобы было все наоборот. Закрепляясь в качестве условного рефлекса, ощущения своей особой социальной ценности и личных превосходств и дарований по мере карьерного продвижения к полковничьим и генеральским должностям, обретает все более обширные сферы для своей реализации. Можно оказать необходимую помощь, чтобы собственные дети получили престижные образования и вполне достойные должности с впечатляющей оплатой в самых значимых секторах человеческой жизнедеятельности. Можно оградит детей и от уголовного преследования за допущенные ими правонарушения. Можно совершить и многое другое подобное и по отношению к иной родне, друзьями. Чем закладываются прочные основы субъективного элитаризма в обществе, не соотнесенного с личными качествами и способностями, а построенного на кумовстве, блате, неформальном наследовании социального статуса родителей (вполне ими заслуженного в свое время). Что напрямую, самым непосредственным образом стремительно снижает качество элиты в каждом новом наполнении. Хотя бы потому, что именитые и преуспевающие отцы семейств никогда не в состоянии в силу исключительной занятости серьезно заниматься воспитанием собственных детей. В английской системе жесткого воспитания и образования детей элиты, построенных на объективных, научно и практически выверенных принципах и методиках, ни в России, ни в абсолютном большинстве стран мира нет. Вседозволенность, непотребства и излишества, в которых росли дети высшей номенклатуры СССР, обернулись стремительной деградации практически всех важнейших государственных и социальных институтов великой державы, списанных мировой публицистикой на ущербы коммунистической партии, модели социализма советского образца. Пример, зато получился на редкость наглядным и впечатляющим. Но вряд ли поучительным: история, как правило, не учит людей — только наказывает. Потому как большинству лень учиться, иным — некогда надо делать карьеру, богатеть любой ценой, либо избывать беспросветную нужду.