Люди и спецслужбы - Геннадий Водолеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Есть одна весьма каверзная закономерность: разрушить спецслужбу и ее инфраструктуру, как и любой другой институт государства, технически легко — принять соответствующий нормативный акт, прекратить финансирование. Дальше — жди, в каких социальных нишах рванет сильнее. Как, к примеру, было сделано первым главой государства «демократической» России. А вот развитие, совершенствование спецслужб процесс долгий, многотрудный, как всякой серьезное строительство: построить плотину можно только за годы, взорвать — в считанные часы. Рост и развитие спецслужб тоже разными бывают: одно дело, когда спецслужба сама себя растит, всячески добиваясь расширения, полномочий, привилегий. Другое — когда есть «садовник», знающий какой конфигурации и с какими тактико-техническими характеристиками должна быть формируемая спецслужба. В России, где отсутствует четкая концепция государства и нет соответственно концептуального органа, корректирующего стратегию и тактику институтов государства в соответствии с заданной программой, развитие или деградация спецслужб протекают преимущественно по их собственным устремлениям, представлениям их руководителей. Преобладает, безусловно, корпоративно-клановая мотивация, не общенациональная, которая может быть в целостном, не фрагментарном виде привнесена только извне спецслужбы. Определяющими чертами деятельности же внутрикорпоративного характера всегда являются всяческое стремление к снижению рисков, ответственности, уменьшению перечня насущных задач при одновременном стремлении расширить полномочия, финансирование, служебные льготы, численность, освободиться от стесняющей опеки парламентских, прокурорских, судебных структур.
Так что и устремления и возможности спецслужб некоторым образом под воздействием меняющихся социальных условий тоже некоторым образом постоянно «дрейфует».
Так, например, в работе по прослушиванию телефонных переговоров граждан, о которой у самих этих граждан мнение однозначно таково, что прослушивают почти всех, ситуация тоже постоянно меняется под воздействием множества обстоятельств. С одной стороны — постоянно растущие «потребности» подразделений в услугах собственной «прослушки», с другой — регулярно совершенствующаяся техника прослушивания, позволяющая подсоединяться к практически неограниченному числу каналов одновременно. Но с третьей стороны — каждая запись должна быть соответствующим образом прослушана в режиме реального времени на предмет выявления нужной информации. Затем нужные записи должны быть распечатаны, размножены, разосланы разнообразным начальникам и «заказчикам» после ряда правок, купюр и т.п. Работа требует изрядного времени, большого числа соответствующе подготовленных сотрудников, оборудования, защищенных помещений и т.п. Одним словом — большущих разнообразных затрат, которые всегда жестко ограничены. И всегда будут ограничены. Потому-то желания получать растущие объемы информации всегда будут самым беспощадным образом ограничиваться жесткими рамками процесса реального «приготовления» и «потребления» уже приготовленной для этого, тщательно отфильтрованной и выстроенной для нормального восприятия информации. Даже весьма ценная полученная информация не является конечным результатом работы, она только создает и множит проблемы другим подразделениям, только выводит сотрудников оперативных служб на интересные «объекты» по их специализациям. Дальше — долгая кропотливая оперативная работа. Причем, любую сколь угодно ценную информацию нужно еще и правильно, оптимально — употребить: то ли в материалы будущего уголовного дела, то ли доложить начальству, чтоб могло оказать ценную услугу политику, крупному финансисту, бизнесмену. То ли — немедленно уничтожить, чтоб никто не успел с ней ознакомится — бывают и такие ситуации.
Так что естественное стремление к наращиванию возможностей для прослушивания все большего числа коммуникаций все большего числа людей автоматически ни к повышению мощности, влияния спецслужб не ведут: процесс усложняется, чрезвычайно удорожается, а руководители и сотрудники спецслужб все сильнее запутываются в межличностных, служебных и иных социально значимых отношениях. Целые службы попадают в «мертвые зоны»: чем больше знаешь о ситуации, тем меньше понимаешь, как правильно поступить. И потому приходится все больше погружаться в глухую немоту. Единственная оставшаяся возможность употребить «несъедобную» информацию — изготавливать по мере необходимости на ее основе постоянно варьирующиеся, множащиеся слухи, сплетни, учинять мистификации через СМИ и т.п.
Тотальная техническая разведка по части умонастроений основных социальных страт общества — скорее продукт вымысла представителей творческой интеллигенции, склонных катастрофически завышать свою собственную персональную значимость, вечно предрасположенных трепетать перед грядущими воображаемыми жестокими гонениями властей в лице спецслужб. Реальной целесообразности и потребности в этом у спецслужб нет никакой: социологи давно уже владеют технологиями репрезентативных опросов сравнительно небольшого числа людей различных социальных групп, позволяющих с очень высоким приближением определять умонастроения в обществе и основные значимые для власти мотивации индивидуального и группового поведения в социуме. Спецслужбам точно так же для своих аналитических обзоров, записок вполне достаточно выборочных прослушиваний «знаковых» персонажей в политике, экономике, бизнесе любого рода, включая криминальный.
Кроме того, чрезмерно большие объемы получаемой конфиденциальной информации и связанное с этим большое потребное количество сотрудников, занятых ее обработкой, всегда создают практически неустранимую проблему несанкционированной торговли фрагментами наиболее интересных сведений, приводящих подчас к эрозии целых подразделений спецслужб. А в социальном плане резко повышающую жесткость противоборств кланов, корпораций в бизнесе, финансах, политике. И подобное — не единственное «побочное» нежелательное и неуправляемое следствие чрезмерного развития возможностей спецслужб.
Так что ситуация, описанная Оруэллом в своем знаменитом романе — антиутопии, когда в каждом жилом и служебном помещении открыто были размещены прослушивающие устройства, в реальной жизни бессмысленна. Если кто и создает ныне нечто подобное в небольших масштабах, то только разнообразные частные охранные и сыскные агентства, структуры, занятые коммерческим промышленным шпионажем. Действующие, естественно, без всяких санкций.
Спецслужбам же вполне достаточно адресной технической разведки, да еще и упорных слухов-мифов об организованном ими тотальном прослушивании всех. Чему в самой большой степени способствовал американский проект «Эшелон» по глобальному прослушиванию телефонных и радиопереговоров стран, целых континентов, о котором много писали ведущие европейские газеты. Но даже использование самой мощной современной компьютерной техники и построенных на их базе высокопроизводительных сетей с высочайшими возможностями ничего принципиально нового не даст: полученные горы информации будут пригодны только для более-менее достоверных догадок, построения достаточно правдоподобных версий, предположений — не более. Для получения точной информации для выработки важных управленческих, политических решений обязательно потребуется многократная проверка и перепроверка полученных с помощью техники сведений по всем доступным каналам, с использованием всех имеющихся иных возможностей.
Сказанное выше еще более справедливо применительно к таким технологиям работы спецслужб как «наружное наблюдение», перлюстрация переписки, оборудования помещений для видеонаблюдения и видеозаписи. Не говоря уж о развитии до бесконечности сети информаторов. Пределы возможностей спецслужб выявлять и изобличать реальных противников установленного порядка, политического режима имеют свои объективные границы: в нормальном государстве принято нейтрализовать лишь тех, кто супротив интересов Отечества. Таких набирается не так уж много и сосредоточены они в довольно узких сферах жизнедеятельности (управление, информация, наука и т.п.).
Когда же политический режим ставит задачи привлекать к ответственности, карать за ненадлежащие умонастроения, выражающиеся в устных или письменных высказываниях, начинается социальная шизофрения, где роль мордоворотов — медбратьев со смирительными рубашками и пудовыми кулаками приходится исполнять целому ряду подразделений и структур спецслужб. Установившись, без команды такая карательная практика спецслужб остановиться не может, сохраняясь же, она только разрастается: составом преступления становится не только «антисоветский анекдот», но и недоносительство об услышанной поносной шутке в адрес вождей режима. Именно тогда политический сыск с приданными техническими службами становится самой главной составляющей спецслужб, а сами они — главным инструментом реализации стратегии управления людьми только на основе животного страха, который пропитывает и все структурные составляющие элиты, включая самих сотрудников спецслужб. Количество потенциальных врагов становится практически равным численности населения и технические и оперативные возможности спецслужб, ориентированных на политический сыск, требует постоянного развития.