В плену у прошлого - Ольга Мушенок
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Испугавшись, я встала со стула, не знаю, что меня больше всего напугало, но почему-то сердце сжалось в груди и появилось чувство тревоги и это не к добру.
— Эдже, доченька, у нас большое горе. — подаёт голос отец Митин, крепко прижав дочь к своей груди.
— Пап, ты чего? Ты что такое говоришь?! — с удивлением отчеканила Эдже, подняв на него широко открытые глаза.
Он поведал опечаленным не громким голосом:
— Наш дом сгорел дотла. У нас нет ни лира в кармане, но я…
Отец Митин продолжал, что — то говорить, но для меня будто остановилось время. Я услышала грохот бьющейся посуды и глазами обратила внимание на разбитую чашу у своих ног. От удара потрясения, сама того не замечая, как выронила из рук чашу, которая разбилась разлетевшись на мелкие осколки.
— Тот гнилой человек, сам шайтан приезжал. — слышу пронзительный, томный голос и начинаю понимать о ком речь. — Он пустил огонь, сжигая до пепла наш дом и хлеб, ради которого мы трудились. Я не смог потушить пал, всё вспыхнуло неожиданно. Ну а потом через несколько часов приехали люди господина Серхата, но уже было поздно. Я молчал, чтобы не расстраивать и не пугать вас девочки. — заключил отец Митин, отчего я попятилась назад, быстро куда-то проваливаясь.
— Ясемин! Ясемин! — сквозь звон в ушах слышу голос дедушки.
Почувствовала крепкие руки, они обхватили меня за талию, не дав мне рухнуть на пол.
— Что с тобой жизнь моя? Что у тебя болит? Не пугай меня девочка! Давай же открой глаза! — напугано в истерики говорит дедушка, приводя меня в чувства лёгкими шлепками по щекам.
Я открыла глаза и сквозь рассеивающийся туман увидела над головой напуганные лица родных. К горлу подходил колючий ком, а на глаза пеленой наворачивались слезы.
— Дедушка! — громко возопила я. — Дедушка! — глотаю горькие слезы.
Боль в сердце не стихала, а лишь всё сильнее и мучающие сдавливало грудную клетку. Я хватала воздух ртом, потому как задыхалась от страха и мыслей, что Эрдогана, никто не способен остановить. Он стремительно и бесстрашно мстит, подбираясь всё ближе и ближе ко мне.
— Я слушаю дорогая, слушаю тебя. — говорит дедушка. — Митин, что произошло, почему она в таком состоянии? — прозвучал грозный голос дедушки.
— Эрдоган! Эрдоган! — произнесла хрипло его имя. — Он отомстил отцу Митину за проявленную доброту ко мне и к моему ребёнку. Этот шайтан сжёг дом и хозяйство невинного человека.
Для меня это так же было горем, большой потерей и утратой. Боль, беда этих людей и моя боль, напасти происходящие у семьи Митина это в первую очередь из-за меня. Я подвела и обрушила шквал проблем на плечи этих беззащитных людей. Лучше бы не выжила тогда после той ночи, ведь видеть, как страдают из-за тебя люди и понимать, что ты бессильна что-то исправить причиняет адскую боль, это ломает тебя и рвет на части душу. Ты вроде встаешь, стараешься бороться, но удары врага каждый раз забирают силу и, ты начинаешь терять веру и надежду, что выстоишь.
Дедушка, посмотрев на отца Митина ничего не сказал, даже ни капли жалости в его глазах не промелькнуло. И в этот момент я не выдержала, моё терпение лопнуло.
— О Аллах! — закричала я возмущенно. — Кто лишил моего дедушку сочувствия, с каких пор ты стал таким холодным?! Ты же должен целовать руки этого человека, это он спас меня и не отдал на растерзание Ишаран!
— Успокойся! — властно отдернул меня дедушка. — Ты не ведаешь, что говоришь и совсем представить себе не можешь, что скрывается за прошлым господина Митина! Этот человек последний кому бы я поцеловал руки! — выплюнул он со злостью.
Впервые в жизни я горю от стыда за собственного дедушку. Сгораю, хочется раствориться, исчезнуть, только бы не слышать такое. Что за тёмное прошлое? Разве нельзя закрыть глаза, забыть, простить чтобы там не случилось.
Отец Митин взял за руку Эдже и, направившись к выходу, грустно сказал:
— Идем дочка, нам ни в этом доме, ни в этом городе не будут рады. Мы, уйдя, не обернемся, а когда надо будет, протянем снова руку помощи.
Он больше не вернётся? Куда же он пойдет?
Прощальный взор отца Митина побудил взмолиться:
— Прошу, я от себя прошу, останьтесь! Не уходите! — вцепилась в руку отца Митина и крепко сжала повторяя. — Не уходите!
Дедушка дышал гневом, раздувая ноздри, и я до сих пор не понимаю, за что он так несправедлив пока отец Митин не признался:
— Ясемин, у каждого есть прошлое, да оно забывается со временем, но твой дедушка, то есть господин Серхат Озлемир сделал все, чтобы оно всю жизнь ходило за мной по следу, не давая мне забыть. Не давая забыть, что я в прошлом был признанным доктором, который не отказался, когда отказались все врачи Турции делать серьезнейшую операцию на сердце твоей покойной бабушки Фирузе. Она была при смерти, но эта операция могла бы продлить ее жизнь, по крайней мере, я верил в это. Но воля Всевышнего ни кем неоспорима и Аллах давно уже решил, что в раю ей будет лучше. Операция не предвещала беды, все шло хорошо, пока давление резко не упало, и госпожа Фирузе не умерла у меня на операционном столе. Простите меня! Я готов продолжать жить в изгнание!
Отец Митин ушел, оставив за собой лишь воспоминания. Я стояла вся мокрая в холодном поту и дрожала, прокручивая в голове каждое слово. Психика человека может выдержать все, но до поры до времени и кажется это последнее, правильное, что я могу сейчас сделать и сказать дедушки:
— Мне тебя ни сколько не жалко, поделом тебе! — взбесившийся, заорала неистовым голосом. — Аллах правильно сделал, что наказал тебя, вот только жаль. Мне так жаль, что страдают невинные люди, а не собственно ты. И моя жизнь разрушилась из-за тебя, — тычу на него пальцем. — Аллах и со мной не мил, я все, что и делаю, это расплачиваюсь за твои грехи. — продолжаю в истерике рыдать и бить его кулаками в грудь. — Скольким людям ты еще сломал жизнь? Где они сейчас? — остановившись, смотрю в его стеклянные глаза. — Молчишь? А ведь Эрдоган
