То было давно… - Константин Алексеевич Коровин

– Они там все у моста, – сказал Иван Иванович. – Ехать не хотят. Ждут утра.

Доктор сел в повозку, и мы тронулись.

Показался заросший берег реки. У моста я увидел тарантас. В нем сидел толстый Юрий Сергеевич, луна освещала его круглое лицо, около стояли возчики.

– Слышишь, они в унисон лупят: ре, ля бемоль наверху. Интересная штука. Жутковато только. Они ведь недалеко.

– Да-с, – сказал Павел Александрович, – прекрасно. Волки воют. Ну а что же дальше?

– А где Василий Сергеевич и Николай? – спросил доктор.

– Здесь, – услышал я голос приятеля Васи. – Да-с, я здесь лучше себя чувствую, – говорил он, сидя, как оказалось, на сучьях сосны. – Только дайте мне веревку или вожжи: я себя привяжу. А то задремлешь, свалишься. Ночью я не намерен ехать. Да-с.

– А где же Николай Васильевич?

– Я здесь, – слышим мы кроткий голос приятеля Коли с соседней сосны. – Я-то не боюсь, только у меня никакого оружия нет.

– В последний раз прошу тебя, полезай, Юрий, – сказал Вася. – У вас, конечно, есть два ружья, а у меня – револьвер. Но хорошо, если они начнут жрать сначала лошадей, – тогда мы успеем обстрелять их. А если с тебя начнут – что тогда? Разорвут ведь в клочья!

– Да чего это, право, – говорит Василий Княжев, собирая валежник и сучья. – Я сейчас зажгу костер, так ни один леший не подойдет.

Возчики и Василий рубили топорами можжуху и сушняк, и вскоре запылал огромный костер. Он осветил округу, лес, лошадей, реку. Княжев, подвешивая на огонь котелок, сказал мне:

– Хорошо бы солонинки сварить. Видать, что не поедем до утра.

– Вот это верно, – соглашается Юрий Сергеевич. – Молодец, Василий. Ну-ка, доставай, закусим. Слезай, Вася.

– Это вы там правильно придумали, – говорит Вася с дерева. – Но я всё же здесь посижу.

Набили полный котелок солонины. Около костра было тепло. По рукам передавали стакан, а Василий каждому наливал аккуратно.

– Хороша солонина, – говорили возчики.

– А теперь в Москве, в кружке, ужинают. Всего ведь двести верст, а никому там и в голову не придет – ни Южину, ни Рыбакову, ни Станиславскому, – что здесь волки сожрали композитора Сахновского, художника Коровина, самого директора кружка Кузнецова, – говорил медленно Коля Курин, сидя на сосне. – На другой день – газеты, сенсация, панихида; в Консерватории, в Филармонии ученицы плачут. В редакции «Русского слова», в «Московских ведомостях» – радость. Статья: «Съеденные волками декаденты: Коровин, Сахновский…»

С другой сосны басом говорит Василий Сергеевич:

– Радость вдовы подьячего, что без остатка сожрали волки супруга…

В это время раздался треск и Коля Курин как-то кубарем ахнул на землю.

– Вот хорошо! – смеялся Юрий Сергеевич. – Жаль, волков нет, а то бы тебя в клочки.

– Я ногу, брат, ушиб… Вот черт! Хорошо, невысоко и мох, – говорил, прихрамывая, подходивший к костру Коля.

– Слышите! – вдруг закричал Василий Сергеевич.

Вдали, за поворотом леса, у реки был слышен шум.

– Знать, едут, – сказал Захар.

Слышно было, как приятель Вася полез на сосне выше. На повороте осветилась большая лошадь, телега. Ехавший остановился. На телеге лежали мешки.

– Помольцы, – сказал Захар.

Показалась вторая телега. Тоже остановилась.

Захар крикнул:

– Чего стал?!

– Свои небось.

Первая телега тронулась. Мужик, держа лошадь за узду, остановился около нас и сказал:

– Бог в помощь.

Другая телега тоже подъехала. Мужик и баба глядели на нас молча.

– Чего? Это, знать, по охоте заблудили? – спросил первый.

– Нет, – сказал возчик Батранов, – волков пережидаем. Рядом выли.

– Это далече, – сказал помолец. – Они нешто пойдут на человека? Нешто волк – дурак? Он знает: топор у мужика. Н-да. Топор.

– А вы откель? – спросил Захар.

– Мы-то. С помолу едем. Мы с выселок.

– Ну-ка, Василий, поднеси им по стаканчику, – предложил Юрий.

– Благодарствуем, – сказали помольцы. – А мы-то думали, чего это в таку пору? Что за народ у моста? Не лихо ли дело? Тут, у моста, эта-во, завсегда пугает. Кто-то бегает, песни поет. А кто – не видать. А вы, по охоте ежели, приезжайте к нам на выселки. У нас охота рядом. Тетеревей что! Приезжайте ко мне: Василий Макаров, чай пить у меня с медом. Ну, спасибо. И-их. – Хороша солонина-то.

Простившись, помольцы поехали.

– Ну вот что. Едем скорее, – слезая с сосны, говорил Василий Сергеевич. – Волки – черт с ними, но уж от этой певицы, которая здесь бегает, подальше… Черт принес. Благодарю покорно. Честное слово, в последний раз еду. Каждый раз ерунда какая-нибудь. Бегает, поет… Едемте.

Сели в повозки. Переехали мост. За поворотом темнели большие ели, и в небе чуть мерцал свет утра. Вдруг, слышим, сзади по мосту стук. Кто-то будто пробежал. Было что-то страшное в этом звуке.

Василий Сергеевич выстрелил из револьвера и крикнул: «Вот тебе!» И еще выстрелил: «Вот тебе, вот тебе!»

И опять было слышно: кто-то побежал по мосту.

– Пугает… – сказал возчик.

Краем реки поднимались в гору. Дорога шла по песку, покрытому чистым мелким ельником. Светало. Вдали показался большой темный лес, как гребень. Под горой мы услыхали шум мельницы. В доме мельника мерцал огонек в окнах.

Радостно нас встретил мельник Никон Осипович. Хлопотал. Дочь ставила самовар, а рядом, в горнице, стелили сено для ночлега.

Приятели мои решили не ложиться спать. Утренняя заря блистала за лесом. Бодро и весело шумели колеса мельницы в пене голубой воды.

Умывались у речки. Было видно дно, песок и мелкие камушки. Рядом подошли коровы и пили кристальную воду. Как-то всё просто, естественно, хорошо.

Когда вернулись в дом мельника, на столе шипел самовар, белела скатерть, расставлены были закуски из Москвы. Пришла Прасковья Андреевна, жена мельника, и дочь Маша в голубом ярком платье, в косу вплетена лента.

Разливали за столом чай, брагу, говорили: «Вот грибки попробуйте. Рыжики, валуи, белянки, пирог с капустой, оладьи с медом».

– Маша, – сказал я, – Василий Сергеевич всю ночь на сосне просидел: волков боялся. Пожалей его.

Василий Сергеевич, причесывая мокрые волосы у зеркала, рассмеявшись, сказал:

– Верно. Ночью до чего страшно было, на сосне сидел.

– Да неужто правда, – удивлялась мельничиха.

– И я сидел, – кротко сказал Коля.

Маша, посмотрев на Колю, закрыла лицо фартуком и, смеясь, выбежала из горницы.

– Странно… смешного мало, – обиженно сказал Коля Курин. – Разорвут, сожрут…

– Да полно, – смеялась мельничиха. – Что в тебе им есть? Худой – кости да очки. И неслыханно дело, чтоб тут человека съели. А волки у нас кругом. Вот с вечера выть зачнут – таку скуку нагонят. В городах-то нету этого, у вас… Там весело…

«Ну, – подумал я, – у нас волки-то есть пострашнее…»