То было давно… - Константин Алексеевич Коровин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сзади меня стоят помольцы и смотрят, как я пишу. Один держит дугу и говорит мне, смеясь:
– Сдел милость… Э, у тебя лазорева краска, эво-та, хороша… – показал он на палитру. – Намалюй мне цветочки – это место на дуге. Зимой поедешь, поглядишь – веселей будет…
Английские рябчики
Серый осенний день. На деревянном мосту через речку сижу я с приятелем своим, рыболовом Василием Княжевым. Ловим мы на удочку ельцов. Небольшая елец-рыбка – серебряная, вершков в пять. Видно, как поверху быстрой речки плывут наши поплавки. Пропадет поплавок, дернем, ну и попал елец.
Раннее утро. Много мы наловили ельцов. Послезавтра – Покров день, ко мне в деревенский дом приедут приятели-охотники. Василий говорит:
– Ельцы хороши. Я из них копчушки приготовлю, коптить их надоть. Я знаю, видал, как их в Москве коптил Бураков. И вот хороши копченые ельцы! Скусны, язык проглотишь! Их в торговле нету, на рыбу эту не глядят, за рыбу не считают, не знают… а скусны.
Беспрестанно попадаются ельцы, уж мы их поймали сотню.
По берегу речки идет песчаная осыпь, по ней еловый лесок. Кой-где желтые осенние березки. Тихо. Высоко над нами раздается гортанный звук «курлы-курлы»: летят журавли. Хорошо на речке… задумывается душа.
В саду у меня, близ дома, у больших сосен, идет густой дым. Вижу, около сидит на корточках Василий. Когда я подошел к нему, вижу – Василий подкладывает в тепленку сухие осиновые поленца и сучья. Сбоку из кирпичей сложено что-то вроде печурки. Там висят на проволоке ельцы. Глаза Василия слезятся от дыма. Вытирая их рукавом, он говорит мне:
– Их вот на осиннике коптить надоть, хороши будут. Ишь, рассол из них течет. Долго коптить надо, умеючи.
У меня краски масляные из Лондона, фабрики «Виндзор-Ньютон». Картонные коробки в деревянном ящике, на нем ярлыки. Вот этот ящик как раз пригодится для копченых ельцов. Сбоку пишу крупно черной краской английскими буквами: «мымра». Ровно укладываем мы с Василием копченых ельцов полный ящик и крышку забиваем гвоздями. Приедут гости – угостим их «английскими копчушками»…
Пришел ко мне охотник Герасим Дементьевич – сосед, принес пару белых куропаток и три кряковых утки – на праздник, значит. Я его и прошу:
– Вот что, Герасим, будь друг, знаешь грачей? Их по лугу у мохового болота, где полдни, – стаи летают. Настреляй, пожалуйста.
Герасим смотрит на меня и смеется.
– Чего это, – говорит, – куда их? Подушку, что ли, пером набить хочешь? Так от кур-то перо лучше.
– Нет, – говорю, – набей, пожалуйста, десяток.
– Чего это, Лисеич, заряда жалко – на что тратить… Давай тады твое ружье, сейчас настреляю.
– Василий, – говорю я Княжеву, – вот что: Герасим настреляет грачей, надо их будет ощипать, только чтоб тетка Афросинья не видала, а то откажется жарить. Головки у них отрежь и ноги тоже. Скажешь ей, что это дичь – чирки ну или вроде.
Василий смотрит на меня с удивлением, проводит пальцем под носом и смеется, шипя, вроде как гири у часов поднимает.
– Это чего? – говорит. – Неужто вы гостей ими кормить хотите?
Жареных грачей кладем в банку, туда эстрагон, маленькие огурчики, разводим брусничное варенье и заливаем. На банку наклеиваем ярлык с английских красок: «Италиен-Ринг-Ализарин». Сбоку ярлык. Пишу: «Альбион, рябчик».
В бутылки белого крымского вина кладем смородинное варенье, вишневое, малиновое, варим в вине еловые зеленые шишки, перецеживаем, наливаем в светлые бутылки. Получаются разного цвета вина. Коньяк с водой, гонобобель, анис, клюква, сахар – все вина выходят, все заграничные… Из спирта и жженого сахара выходит ром. Разноцветные бутылки, ярлыки от красок английских наклеиваем: «Пурпур мадер», «Роз мадер»… разные такие мадеры из Англии пришли…
Тетушка Афросинья поглядывает на наши приготовленья и немножко сердится, покачивая головой. Василий и Герасим пробуют вина и говорят: «Вот бы еще сюда медку подложить, ну и наливки выйдут». Бутылки запечатываем сургучом.
Мелко изрубленная капуста с брусникой и луком в банке как-то особенно выглядит – заманчиво. Эффектен белый ярлык с медалью с бутылки воды «Гуниади Янос». К приезду гостей, друзей-охотников, всё было с вечера расставлено на столе в деревенской большой комнате, моей мастерской.
Утром рано моросил осенний мелкий дождичек. Приехали мои приятели на охоту. У всех дождевые пальто, в высоких сапогах, ружья в чехлах. С ними две гончие. Я боялся этих гончих. «Ручного зайца моего разорвут», – думал. Нет, они и внимания на него не обращают: домашний. Приехали: Караулов, Павел Сучков, гофмейстер, Василий Сергеевич, Коля Курин и Юрий Сергеевич Сахновский. На одном столе английские кушанья, на другом русские – чай.
Английские вина произвели впечатление.
– Кто живет умно, так это Константин, – сказал композитор Юрий и пристально посмотрел на бутылки.
Приятели умывались с дороги, и видно было, что рады, что приехали ко мне в деревню.
– Скажи, что это за странные названия на бутылках? – спрашивает меня гофмейстер. – Английские ярлычки… Что это? Откуда?
– Всё из Лондона, – говорю я. – Приятель мой прислал, Беренс.
– Как? Николай Беренс? – удивился Павел Александрович. – Я его третьего дня в клубе видел.
– Нет, это другой – Эдуард Беренс… – вру я.
– Сейчас половина восьмого, я думаю, не стоит ложиться спать, – советует гофмейстер. – Надо чаю выпить.
– Сейчас подадут, – говорю я. – Ну и не мешает с дороги закусить вам. В Англии всегда с утра пьют кофе, чай, подают жареную ветчину – закусочки такие.
Надев пенсне и высоко подняв брови, Павел Сучков рассматривает бутылки с ярлыками, берет их в руки и, осмотрев, поет:
Уеду в Лондон я далекий
И там делами я займусь…
– Да-с… – продолжает он. – Что же это такое? Странно… Никогда не видал таких вин.
– А рыбу видишь? – говорю я. – Оттуда: мымра, копчушки. Попробуйте.
Подали чай. Юрий взял на тарелку копчушку и, съев, сказал:
– Замечательно… Как это называется?..
– Мымра, – говорю я.
– Действительно, прекрасная рыба, у нас нет такой, – говорит гофмейстер. – Несоленая, нежная, я никогда нигде такой не ел.
Ельцы имели успех.
– У нас сиг не удится, – сказал Павел Сучков.
– Ну, как сказать… и это превосходная рыба, – заметил гофмейстер. – За границей всё умеют приготовить. У нас как-то солоно, грубо.
– Это верно, – сказал архитектор Вася. – Я рыболов. Плотва ни к
