Война на уничтожение. Что готовил Третий Рейх для России - Дмитрий Пучков

Такая идеология позволяла искусственно сводить любые факты сопротивления на территории СССР к проискам евреев и, соответственно, направлять избыточное насилие против представителей еврейского народа. Оккупационным войскам внушалось: «Там, где партизан, там и еврей. Где еврей, там и партизан». Например, массовые казни евреев в Бабьем Яру выглядели в глазах солдат вермахта как возмездие за взрывы киевских зданий, в которых расположились органы оккупационной администрации. Мотивацию палачей отражает следующая запись немецкого пехотинца: «В Киеве из-за мин происходит один взрыв за другим. Город горит уже восемь дней. Всё это сделали евреи. За это были расстреляны евреи от 14 до 60 лет и будут расстреляны жены евреев, иначе этому не будет конца»[483]. Точно так же 27 октября 1942 года Пинское гетто было ликвидировано по приказу Гиммлера как «центральная база бандитского движения». Естественно, нацисты не утруждали себя доказательствами этой версии, и она использовалась как повод, а не как ошибочно понятая причина убийств. Здесь просматривается явная схожесть с приказами Гитлера и рейхсфюрера СС о коллективном возмездии гражданскому населению за действия партизан, а значит – и логика очищения земли для заселения её немцами.

В самом деле, хотя Гиммлер и говорил – в духе своего кумира Генриха Льва – об истреблении 30 миллионов славян, но в первую очередь он имел в виду 30 миллионов «лишних людей» на территориях СССР, которые надлежало колонизировать. А к «лишним», бесспорно, могли быть причислены представители всех «низших рас», включая, разумеется, «самую низшую» с точки зрения нациста – евреев. В европейской части Советского Союза на 22 июня проживало 4 885 000 представителей библейского народа, то есть примерно 17 % от лимита, на который в течение войны следовало сократить советское население[484]. В этом смысле евреи были идеальной мишенью для нацистов. Во-первых, иррациональная ненависть к «жидобольшевикам» у значительной части вермахта и особенно у эсэсовских формирований была воспитана многолетней пропагандой. Нацистская армия была готова верить любым россказням о злодеяниях евреев. Во-вторых, евреев было просто опознать по внешним признакам (чего нельзя было сделать в случае с коммунистами) и отделить от остального населения – это значительно облегчало организацию «чисток».

В пользу этой версии говорят документальные доказательства того, что уничтожение евреев трактовалось в том числе как экономическая необходимость, то есть вполне соответствовало плану Бакке. Например, 2 декабря 1941 года генерал Георг Томас получил донесение от военного инспектора по Украине, где перечислялись меры, которые способствовали снабжению вермахта и рейха:

1) ликвидация излишних ртов (евреи, население крупных украинских городов, подобных Киеву, которые вообще не получают продовольствия);

2) чрезвычайное уменьшение предоставляемых норм местному населению;

3) сокращение потребления среди крестьянского населения[485].

В Симферополе айнзацгруппа D убивала евреев по просьбе командования армии, так как этой области угрожали голод и нехватка жилья[486]. Комендатура Керчи сообщала 27 ноября 1941 года, что «ликвидации евреев будет проведена ускоренными темпами из-за угрожающего продовольственного положения»[487]. То же самое зафиксировано в Джанкое, где евреев сначала согнали в концентрационный лагерь, но вскоре там возникли «голод и опасность эпидемий»[488]. «Необходимо предпринять чистку», – сообщила комендатура, что и было сделано. Всё это позволило историку Кристиану Герлаху сделать аргументированный вывод, что евреев уничтожали в том числе и как конкурентов по потреблению[489].

Первый нацистский директивный документ, который называет евреев в качестве отдельной группы, подлежащей уничтожению, – «Приказ о комиссарах» от 6 июня 1941 года[490]. Однако в нём речь идёт только о евреях-военнопленных, которые действительно стали первыми советскими жертвами холокоста, – их расстрелы начались уже 22 июня. Приказ же о массовом уничтожении всех евреев, как и политических комиссаров, был, по свидетельству Олендорфа, отдан айнзацкомандам (группам особого назначения, действующим в тылу) 17 июня[491]. Это распоряжение Гиммлера и Гейдриха устно передал личному составу генерал-лейтенант Бруно Штрекенбах. Однако уже 2 июля письменная, то есть официальная, директива Гейдриха ограничила круг жертв: приказ предписывал убивать лишь «евреев – членов партии и состоящих на государственной службе»[492]. Такая разноречивость вносила в действия нацистов некоторую путаницу. В результате хотя еврейское население везде жестоко унижалось немцами с первых дней оккупации, но его тотальное уничтожение в некоторых местах осуществилось далеко не сразу.

Документы и свидетельства организаторов холокоста показывают, что «мотором» истребления был именно Гиммлер. По словам того же Олендорфа, в конце июля на совещании в Николаеве глава СС чётко ориентировал членов айнзацгрупп на уничтожение всех без исключения евреев. «Он повторил им приказ о ликвидации и сказал, что руководители и люди, которые будут проводить в жизнь это истребление, не несут личной ответственности за выполнение этого приказа. Ответственность несёт только он сам и фюрер»[493]. Примерно то же самое рейхсфюрер повторил чуть позже, посетив казнь евреев-военнопленных в Минске.

В конце июля Гиммлер санкционировал операцию «Припятские болота» (или «Припятский марш»), в рамках которой нацистам предстояло зачистить всё нелояльное немцам население Брестской, Пинской, Полесской и Минской областей. В ходе этого варварского набега евреи и условно подозрительные славяне уничтожались одновременно. По поводу первых Гиммлер отдал найденный впоследствии приказ штурмбаннфюреру Францу Магиллю, командиру 2-го кавалерийского полка 1-й кавалерийской бригады СС: «Все евреи должны быть расстреляны. Еврейских женщин надо загонять в болота»[494]. Как в реальности проходила эта операция, историку Алексею Литвину рассказали выжившие очевидцы. Жители уничтоженной деревни Черничи под Гомелем сообщили: «22–23 августа 1941 года кавалеристы СС сожгли деревню. Расстреляли 20 мужчин, в том числе советских активистов. Двоим раненым удалось уцелеть. Дмитрий Маркевич умер после войны. Савчин умер от ран в Столине. В это время через деревню немцы прогнали группу евреев, которых утопили в болоте Ковино за деревней, а также в урочище Вирок. На второй день оставшихся в живых жителей деревни собрали вновь. Их построили возле кладбища, рядом с клубом. Франя Стаховская решила, что людей будут расстреливать. Она выбежала и начала что-то громко говорить по-немецки с офицером. Она сама немка. В Первую мировую войну вышла замуж за жителя деревни Петра Стаховского, который был в плену в Германии. В 20-е годы приехали с детьми и жили в д. Черничи. Немцы её послушались и не стали больше расстреливать»[495]. В соседней деревне Кремно фольксдойче, способной поручиться за земляков, не оказалось, и там эсэсовцы «убивали всех, кто попадался на пути». «На моих глазах убили отца. Я бежал без оглядки и успел спрятаться в кустах. Деревню сожгли. Осталось несколько домов»[496], – рассказал чудом спасшийся тогда обитатель Кремно А.А. Кременский. Согласно отчёту, в ходе операции были уничтожены 13 778 человек, что вызвало недовольство Гиммлера – он ждал большего[497].

Важную роль в планах гитлеровской политики уничтожения сыграли так называемые преступные приказы вермахта. Напомним, что одним из ключевых условий, почему стал возможен повседневный геноцид индейцев Калифорнии или аборигенов Австралии, было устранение государства от наказания за эти преступления. Гитлер пошёл по этому пути ещё дальше. В его случае убивать предстояло армии, которая славилась своей дисциплиной и подчинялась системе уже устоявшихся законов и традиций. Её необходимо было развратить. Поэтому фюрер спровоцировал своих солдат серией приказов, которые освобождали их от ответственности.

О преступных приказах вермахта написано немало, однако, на наш взгляд, они не могут быть поняты до конца вне привлечения данных психологии. Пролить свет на значение этих директив поможет уникальное исследование американца Стэнли Милгрэма, проведённое в 1963 году в Йельском университете[498]. В эксперименте принимали участие три человека – организатор, испытуемый и профессиональный актер. При этом испытуемый не знал истиной цели происходящего и думал, что помогает изучить, как физическая боль влияет на механизмы памяти. Не знал он и того, что его визави – актёр (он принимал партнёра за обычного добровольца).