Война на уничтожение. Что готовил Третий Рейх для России - Дмитрий Пучков

О преступных приказах вермахта написано немало, однако, на наш взгляд, они не могут быть поняты до конца вне привлечения данных психологии. Пролить свет на значение этих директив поможет уникальное исследование американца Стэнли Милгрэма, проведённое в 1963 году в Йельском университете[498]. В эксперименте принимали участие три человека – организатор, испытуемый и профессиональный актер. При этом испытуемый не знал истиной цели происходящего и думал, что помогает изучить, как физическая боль влияет на механизмы памяти. Не знал он и того, что его визави – актёр (он принимал партнёра за обычного добровольца).

Перед началом опыта актеру зачитывали список словесных ассоциаций, которые он якобы должен был запомнить. Затем его выводили в другую комнату и сажали в кресло с электродами. Испытуемый (в терминологии эксперимента – «учитель») произносил слово, а «ученик» выбирал правильную ассоциацию из четырёх вариантов. Ответ появлялся перед «учителем» на табло. В случае ошибки (а актёр ошибался намеренно по заданию Милгрэма) испытуемый должен был нажимать на кнопки генератора, наказывая «ученика» электрическим разрядом, причём с каждым неверным ответом разряд увеличивался. На самом деле электрический стул был бутафорией, но «учитель» об этом не догадывался. Более того, он вполне осознавал силу каждого удара тока – о ней свидетельствовали надписи рядом с кнопками: «слабый удар», «умеренный удар», «сильный удар», «очень сильный удар», «интенсивный удар», «крайне интенсивный удар», «опасно: труднопереносимый удар» (450 В). Хотя испытуемый не видел актёра, он слышал сильные удары в стену после разряда в 300 В, а затем переставал получать ответы на табло, но Милгрэм деловито просил его продолжать опыт и трактовать 5–10-секундное молчание как неправильный ответ. Психолог никогда не угрожал «учителю», но говорил, что ответственность за ход эксперимента, в том числе за состояние человека в комнате, несёт именно ученый. В результате 65 % испытуемых (40 человек из 26) не только дошли до «труднопереносимого удара», но и применили его трижды, после чего Милгрэм закончил опыт. Прекратили экзекуцию при первых признаках страдания «ученика» только 5 % участников. Вывод ученого оказался неутешительным: большая часть людей готова к самому изощрённому насилию, если этого требует от них высший авторитет. «Если бы в Соединённых Штатах была создана система лагерей смерти по образцу нацистской Германии, подходящий персонал для этих лагерей легко можно было бы набрать в любом американском городке», – написал он[499].

Гитлеру мастерски удалось пробудить тёмные инстинкты человеческой природы в той общности, которая заведомо основана на послушании высшему авторитету и выполнению необсуждаемых приказов, – в армии. Уже 30 марта 1941 года на том же совещании, где фюрер назвал грядущий поход «войной на уничтожение», он дал ОКВ указание подготовить специальные приказы, обеспечивающие особый характер войны. Важнейшим из них стоит считать «Распоряжение о воинской подсудности в районе операции “Барбаросса” и особых полномочиях войск», которое вывернуло наизнанку все традиционные правовые нормы. Распоряжение было принято 23 мая 1943 года в один день с директивой штаба «Ольденбург» о плане голода, что демонстрирует синхронность подготовки документов. Именно это распоряжение отменило известный юридический принцип неотвратимости наказания. В первых двух пунктах второго параграфа директивы говорилось:

• Возбуждение преследования за действия, совершённые военнослужащими и обслуживающим персоналом по отношению к враждебным гражданским лицам, не является обязательным даже в тех случаях, когда эти действия одновременно составляют воинское преступление или проступок.

• При обсуждении подобных действий необходимо в каждой стадии процесса учитывать, что поражение Германии в 1918 г., последовавший за ним период страданий германского народа, а также борьба против национал-социализма, потребовавшая бесчисленных кровавых жертв, являлись результатом большевистского влияния, чего ни один немец не забыл[500].

Таким образом, немецким солдатам сообщили, что наказание за преступления на Востоке необязательно и существует масса причин, которые оправдают насилие над советским гражданским населением.

Марк Солонин пытается снизить значение этого факта, ссылаясь на третий параграф второго раздела директивы. «Однако даже этот вскоре отменённый, а в ряде соединений никогда и не применявшийся преступный приказ отнюдь не освобождал солдат вермахта от ответственности за самочинные расправы с гражданскими лицами и уж тем более – не призывал к грабежам и изнасилованиям», – пишет он[501].

Однако из текста самого параграфа это совершенно не следует.

«Судья (а им, согласно приказу, был вышестоящий немецкий офицер. – Е.Я.) определяет, достаточно ли в случае привлечения к ответственности военнослужащего дисциплинарного наказания или необходимо судебное вмешательство. Судья занимается разбирательством за действия против местных жителей в военно-судебном порядке только тогда, когда требуется поддержание дисциплины или охраны войск. Речь идёт, например, о тяжёлых проступках, которые основаны на половой распущенности, вытекают из преступных наклонностей или являются признаком того, что войскам угрожает одичание. Подлежат наказанию преступления, из-за которых в ущерб собственным войскам бессмысленно уничтожаются кров, продовольственные запасы или другое трофейное имущество»[502]. Этот абзац, очевидно, оставляет множество лазеек для оправдания насилия, так как совершенно не называет конкретных действий (убийство, грабёж, изнасилование), за которые следует наказание, а отделывается общими формулировками («угроза одичания») и ясно предписывает заниматься судебным разбирательством не во всех, а только в некоторых случаях. Определять, какое преступление является «тяжёлым», а какое – нет, и могут ли его оправдать страдания германского народа после 1918 года, должны вышестоящие офицеры, которые часто сами принимали участие в том же самом преступлении или даже возглавляли его. Таким образом, общей сути третий параграф никак не менял. А в конце приказа следовала вполне прозрачная оговорка – «утверждать только такие приговоры, которые соответствуют политическим намерениям руководства»[503].

Отдельно стоит обсудить заявление Солонина, что этот приказ был вскоре отменён[504]. Здесь допущена явная ошибка. В конце июля 1941 года фельдмаршал Кейтель приказал лишь срочно уничтожить копии приказа «о воинской подсудности» в наступающих войсках, но без отмены его действия[505]. Доподлинно сказать, чем была вызвана эта лихорадочная команда, мы не можем, но совпадения по датам указывают на связь с контрударом советских войск под Сольцами 14–18 июля. На этом событии остановился в своих мемуарах «Утерянные победы» немецкий полководец Эрих фон Манштейн, что неудивительно: впервые он «утерял победу» именно там. Войска маршала Ворошилова не только отбросили противника с плацдарма на реке Шелонь, но и захватили инструкцию по «использованию химических снарядов и мин, а также дополнения к ней, разосланные войскам ещё 11 июня 1941 г. и содержащие указания по технике и тактике применения отравляющих веществ». 23 июля эти документы были опубликованы в «Правде» и получили широкий международный резонанс как доказательства планов Германии применить химическое оружие, запрещённое международными конвенциями. Таким образом, именно тогда к обороняющимся войскам впервые попал документ, содержание которого нацисты всячески хотели бы скрыть. Неудивительно, что в Берлине отреагировали нервно. «Главное командование требовало от нас объяснений, “как оказалось возможным”, что совершенно секретный документ попал в руки противника», – писал Манштейн[506]. Весьма вероятно, что именно боязнь попадания преступного приказа «о подсудности» к советским войскам и, как следствие, использования его в пропаганде заставила Кейтеля требовать немедленного уничтожения копий.

Что же касается смысла приказа, то он не только не отменялся, но подтверждался и развивался в целом ряде нормативных актов вермахта, изданных уже в ходе войны, таких как директива Кейтеля «О продолжении операций на Востоке» от 19 июля с дополнением от 23 июля, «О расстреле заложников» от 16 сентября 1941 года, приказ фельдмаршала Рейхенау «О поведении войск на Востоке» от 11 октября 1941 года и «Приказ о бандах» от 12 декабря 1942 года, который немецкий историк Норберт Мюллер вообще назвал «вторым изданием» приказа «о воинской подсудности». Солонин о них даже не упоминает.