Американский психопат - Брет Эллис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да, можно пойти в… «Le Bernardin», — говорю я, затем после паузы, — покушать… морепродуктов. А?
— В этом году «Le Bernardin» в первой десятке «Загата». — кивает он. — Ты в курсе?
— Можно там заказать… — я снова замолкаю, смотрю на него, потом более решительно продолжаю, — рыбу. А?
— Морских ежей, — говорит Оуэн, обводя взглядом комнату. — Мередит обожает тамошних ежей.
— Правда? — говорю я.
— Мередит, — зовет он, делая знаки кому-то за моей спиной. — Пойди сюда.
— Она здесь? — спрашиваю я.
— Она там разговаривает с Сесилией. Мередит, — кричит он, маша рукой. Я оборачиваюсь. Мередит и Эвелин пробираются к нам.
Я быстро поворачиваюсь обратно.
Мередит идет рядом с Эвелин. На ней габардиновое платье с бисером и болеро от Geoffrey Beene из Barney's, золотые сережки с бриллиантами от James Savitt ($13000), перчатки дизайна Geoffrey Beene для Portolano Products. Она говорит:
— Да, мальчики? О чем это вы тут болтаете? Обсуждаете планы на Рождество?
— О морских ежах в «Le Bernardin», дорогая, — говорит Оуэн.
— Моя любимая тема, — Мередит обвивает рукой мое плечо, доверительно шепча на ухо, — они восхитительны.
— Прелестно, — нервно откашливаюсь я.
— А что вы думаете о вальдорфсском салате? — спрашивает Эвелин. — Понравился?
— Сесилия, дорогая, я его еще не пробовал, — говорит Оуэн. Он видит знакомое лицо в другом конце комнаты:
— Но я хотел бы понять, почему Лоуренс Тиш разносит глинтвейн?
— Это не Лоуренс Тиш, — мямлит Эвелин, искренне расстроенная. — Это рождественский эльф. Патрик, что ты наговорил ему?
— Ничего, — отвечаю я. — Сесилия.
— А кроме того, Патрик, ты — Мистер Гринч.
При упоминании моего настоящего имени я тут же начинаю болтать, надеясь, что Оуэн ничего не заметил.
— Знаешь, Сесилия, я сказал ему, что по-моему, это как бы смесь из них обоих, вроде… — я замолкаю, кидаю на них быстрый взгляд и робко выдавливаю — рождественский Тиш.
Потом я нервно выдергиваю веточку петрушки из фазаньего паштета, которую проносит мимо эльф, и, не дав Эвелин опомниться, поднимаю веточку над ее головой.
— Осторожно, омела, — ору я.
Окружающие внезапно отшатываются от нас, я целую Эвелин в губы, не сводя глаз с Оуэна и Мередит, оба они как-то странно смотрят на меня, и краем глаза я замечаю Кортни, которая разговаривает с Райнбеком и отвечает мне ненавидящим взглядом.
— Парик, — начинает Эвелин.
— Сесилия! Пойди-ка быстренько сюда, — тяну я ее за руку, потом обращаясь к Оуэну и Мередит. — Извините нас. Мы должны поговорить с этим эльфом и, все выяснить.
— Простите меня, — говорит Эвелин, беспомощно пожимая плечами, пока я тащу ее за руку. — Патрик, в чем дело?
Лавируя между людьми, я увожу ее в кухню.
— Патрик? — спрашивает она. — Что нам делать на кухне?
— Послушай, — я крепко держу ее за плечи и смотрю прямо в глаза. — Поехали отсюда.
— Патрик, — вздыхает она. — Я не могу уйти. Разве тебе здесь плохо?
— Почему ты не можешь уйти? — спрашиваю я. — Какие доводы тебе нужны? Ты и так пробыла здесь слишком долго.
— Патрик, эта моя рождественская вечеринка, — говорит она, — и, кроме того, с минуту на минуту эльфы запоют «О, Таннембаум!»[31].
— Ну же, Эвелин. Давай уйдем отсюда, — я на грани истерики, я паникую от того, что Пол Оуэн или, того хуже, Маркус Холберстам могут войти на кухню. — Я хочу увести тебя от всего этого.
— От всего чего? — спрашивает она, ее глаза сужаются. — Тебе не понравился вальдорфсский салат, так?
— Я хочу увести тебя от этого, — обвожу я жестом кухню. — От суши, эльфов… от всего.
Эльф входит в кухню, ставит поднос с грязными тарелками и за ним я вижу, как Пол Оуэн склонился к Мередит, которая что-то кричит ему на ухо, пытаясь перекрыть музыку, а он ищет взглядом кого-то, кивает, потом в поле зрения входит Кортни и я хватаю Эвелин и притягиваю ее к себе.
— Суши? Эльфы? Патрик, я ничего не понимаю, — говорит Эвелин. — Мне это не нравится.
— Пошли, — крепко сжав ее руку, я тащу Эвелин к выходу. — Ну хоть раз в жизни поступи безрассудно. Хотя бы раз в жизни, Эвелин!
Она останавливается, отказывается идти, потом вдруг начинает улыбаться, обдумывая мое предложение, и все же она только слегка заинтригована.
— Ну пожалуйста, — начинаю просить я. — Пусть это будет моим рождественским подарком.
— Но я уже была в Brooks Brothers и… — начинает она.
— Перестань. Ну пойдем, я прошу тебя, — говорю я и, наконец, в последней отчаянной попытке игриво улыбаюсь, легонько целую ее в губы и добавляю. — Миссис Бэйтмен?
— О, Патрик, — вздыхая, тает она. — А как же уборка?
— Карлики этим займутся, — уверяю я ее.
— Но кто-то должен руководить ими, милый.
— Ну выбери эльфа, и пусть он будет начальником над остальными, — говорю я. — Идем скорее!
Я снова тащу ее к заднему выходу, каблуки Эвелин скрипят на мраморном полу Muscoli.
Наконец-то мы на улице, быстро идем по аллее, я останавливаюсь и заглядываю за угол — посмотреть, есть ли кто-нибудь у парадного входа. Вообще-то мы бежим к лимузину, который я считаю машиной Оуэна, но, чтобы не вызывать подозрений у Эвелин, я просто подхожу к ближайшей машине, открываю дверь и вталкиваю ее внутрь.
— Патрик, — визжит она, довольная. — Это так неприлично. И лиму… Я захлопываю дверь, обхожу машину и стучу в окно водителя. Стекло опускается.
— Привет, — говорю я, протягивая руку. — Пат Бэйтмен. Водитель молча смотрит на меня, во рту зажата незажженная сигара, сначала он смотрит на протянутую руку, потом на мое лицо, потом на мою макушку.
— Пат Бэйтмен, — повторяю я. — В чем дело?
Он продолжает смотреть на меня. На всякий случай я трогаю свои волосы — вдруг они спутались, и к своему удивлению и стыду нащупываю две пары бумажных рогов. Блядь, на моей голове четыре рога. С криком «О боже» я срываю их, в ужасе смотрю на мятые рога, швыряю их на землю и вновь обращаюсь к шоферу.
— Ладно. Пат Бэйтмен, — говорю я, приглаживая рукой волосы.
— Ну, Сид, — пожимает он плечами.
— Послушай, Сид. Мистер Оуэн сказал, что мы можем взять эту машину, так что… — я замолкаю, в морозном воздухе мое дыхание превращается в пар.
— А кто такой мистер Оуэн? — спрашивает Сид.
— Пол Оуэн, как кто. Тот, кого ты возишь.
— Нет, это лимузин мистера Баркера, — говорит он. — А рожки-то были ничего.
— Черт, — говорю я, бегаю к дверце, чтобы успеть вытащить Эвелин, покуда чего не вышло, но уже поздно. В ту же секунду, когда я открываю дверь, Эвелин высовывает голову и визжит:
— Патрик, дорогой, мне так нравится. Шампанское, — в одной руке у нее бутылка Cristal, в другой — золотистая коробочка, — и трюфели.
Я хватаю ее за руку, вытаскиваю из машины, сбивчиво бормочу «Не тот лимузин, забери трюфели», — и мы направляемся к другому лимузину. Открыв дверь, я сажаю Эвелин, а потом иду вперед и стучу в окошко водителя.
Окошко опускается. На вид водитель точная копия предыдущего.
— Привет. Пат Бэйтмен, — произношу я, протягиваю руку.
— Да? Привет. Дональд Трамп. Моя жена Ивана сидит сзади, — язвительно произносит он, пожимая мою руку.
— Ты не слишком-то, — предупреждаю я. — Мистер Оуэн сказал, что мы можем взять его машину. Меня зовут… о черт. Маркус.
— Ты только что сказал, что тебя зовут Пат.
— Нет. Я ошибся, — суровым голосом говорю я, глядя шоферу прямо в глаза. — Я ошибался, сказав, что меня зовут Пат. Меня зовут Маркус. Маркус Холберстам.
— Ты уверен? — спрашивает он.
— Слушай, мистер Оуэн сказал, что я могу взять его машину на ночь, так что… — я делаю паузу, — так что давай не рассусоливать.
— Я думаю, что мне нужно переговорить с мистером Оуэном, — играя со мной, говорит довольный шофер.
— Нет, погоди, — говорю я, но потом успокаиваюсь. — Слушай, я… все нормально. — Я начинаю чертыхаться про себя. — Но у мистера Оуэна очень плохое настроение.
— Мне не разрешается делать этого, — не глядя на меня, произносит водитель. — Это абсолютно незаконно. Никоим образом. Так что и не надейся.
— Послушай, командир, — говорю я.
— Это противоречит правилам компании, — заявляет он.
— Да хуй с этими правилами компании, — рявкаю я.
— Хуй с этими правилами компании? — с улыбкой переспрашивает он.
— Мистер Оуэн сказал, что ничего страшного. Ты что, не слышал?
— Это невозможно, — качает он головой.
Я умолкаю, выпрямляюсь, провожу рукой по лицу, делаю вдох.
— Послушай меня… — я снова набираю полную грудь воздуха. — У них там карлики, — я показываю назад, в сторону особняка, — и они вот-вот собираются запеть «О Танненбаум…» — я смотрю на него умоляюще, с надеждой на сострадание и в то же время довольно испуганно. — Ты представляешь, как это ужасно? Эльфы, — сглатываю я, — поют хором… — и после короткой паузы говорю, — ты только представь.