Аляска золотая - Андрей Бондаренко

— Айна говорит, что эта хижина между скалами — чтото навроде склада, — пояснил Иван Ухов, стоящий рядом с Егором. — Там же проживает и эскимосский вождь со своими ближайшими родственниками.

«Это уже чисто понашему!», — неизвестно чему обрадовался непредсказуемый внутренний голос. — «Русская знать тоже обожает все богатства держать у себя под боком, чаще всего в сундуках, стоящих под кроватью. Так и сохранять надёжней, да и пересчитывать сподручней…».

На песчаной береговой косе лежали четыре длинные байдары, перевёрнутые днищами вверх. Другие, наполовину разобранные лодки размещались дальше по берегу, рядом с их оголёнными каркасами сновали низкорослые и облезлые собаки. Слева от байдар — вдоль берега — тянулись грубо сработанные из тонких жердей сушила, на которых были развешены большие рыбины и какието тёмные шкуры. Впрочем, рыба и шкуры занимали только крохотную часть этих длинных сооружений, подавляющее же большинство сушил простаивало впустую.

— Айна предлагает сразу же подарить её соплеменникам — пусть только и наполовину — небольшой бочонок соли, — сообщил УховБезухов. — Это несказанно повысит наш авторитет в их раскосых глазах…

Встречать две шлюпки (третью путешественники оставили в Александровске для разборки и дальнейшей транспортировки через Чилкутский перевал), заполненные неизвестными бледнолицыми людьми, на берег высыпали все обитатели летнего эскимосского поселения: порядка шестидесяти мужчин и женщин. Некоторые мужчины были — по тёплому времени года — обнажены по пояс и щеголяли в разномастных набедренных повязках, другие же с гордостью демонстрировали прибывающим гостям меховые робы с короткими рукавами и кожаные подштанники до колен. Немногочисленные же женщины были одеты в бесформенные длинные балахоны, сшитые из шкур нерп, тюленей и морских выдр.

Эскимосы взирали на подплывающие шлюпки и на стоящий возле их берега трёхмачтовый фрегат спокойно и невозмутимо, из чего можно было сделать вывод, что корабли белых людей им не в диковинку.

Егора поразил цвет кожи этих северных туземцев: непривычно тёмносерый, причём, оголённые части их тел были просто серыми, а вот лица — откровенно тёмными.

«И не просто тёмными, а тёмными — с какимто нездешним, прямотаки подземным оттенком!», — с долей пугливого изумления отметил внутренний голос. — «Настоящие выходцы с того света! А, выражения лиц? Веет от этих эскимосов какойто первобытной дикостью…. Почему же у нашей симпатяшки Айны черты лица — почти европейские, а кожа — только слегка розоватая? Очередная загадка, братец мой! Непростая такая загадка…».

Айна, сидящая на носу передовой шлюпки, поднялась на ноги и приветливо помахала рукой. На встречающих это нехитрое действо произвело неизгладимое впечатление: эскимосы неуклюже запрыгали на месте, оглашая окружающее пространство радостными гортанными криками, а их облезлые псы приветливо загавкали и дружно завиляли короткими хвостамиобрубками.

После того, как УховБезухов торжественно вручил местному вождю — низкорослому и кривоногому пожилому мужичку — пудовый бочонок с солью, восторги эскимосов удвоились, если не утроились. А когда выяснилось, что Айна вышла замуж, то начался настоящий праздник, на котором самыми желанным гостями были молодожены, а все остальные бледнолицые — так просто, обычная свита при них…

Егору вождь только небрежно пожал руку, а с Ванькой очень долго и целенаправленно тёрся носами, громко урча при этом, словно сибирский кот, объевшийся свежей сметаной.

«Понятное дело, муж первой здешней красавицы — человек, безусловно, особый!», — с лёгкой грустинкой согласился с почтенным вождём внутренний голос. — «Опять же, именно Иван дарил бочонок с солью. Следовательно, этому кудрявому шалопаю и полагается особое, многократное и почтительное туземное уважение…».

По случаю прибытия дорогих иноземных гостей эскимосы решили устроить праздничный обед. На берегу были зажжены высокие костры, над которыми туземные женщины развесили разномастные котелки и казаны. Пожилые мужчины — чуть в стороне, вокруг чёрного деревянного идола — разложили широким полукругом звериные шкуры.

«Котелки и казаны — определённо, русского происхождения!», — авторитетно заявил наблюдательный внутренний голос. — «Всё же наши российские мужики — ребята шустрые, везде пролезут, ища коммерческую выгоду.…Кстати, похоже, что и здесь, практически на краю Света, активно процветает классовое неравенство: по центру обеденного полукруга расстелены самые лучшие и пушистые шкуры — белых медведей да северных оленей, а по краям лежат только старые моржовые да нерпичьи».

— Айна говорит, что у эскимосов принято обсуждать важные дела только после сытной трапезы, — доложил Иван Ухов, любимец местной публики. — Она напоминает ещё раз, что есть надо всё предложенное, причём, с видимым удовольствием. Тогда нас зауважают и охотно согласятся помочь…

Вождь первым — в полной тишине — уселся по центру обеденного полукруга на шикарную шкуру белого медведя. Вытянув левую руку по направлению к деревянному идолу, а ладонь правой положив себе на грудь, он с чувством произнёс чтото вроде короткой, но очень почтительной молитвы. По завершению обряда высокородный эскимос поочерёдно ткнул тёмным указательным пальцем в Айну и Ивана, приглашая их усесться рядом с собой. Потом настала очередь Егора и молодого, широкоплечего и мордатого эскимоса («Наверное, любимый сынок вождя!», — неслышно для посторонних хмыкнул внутренний голос), затем толстый и короткий палец нашёл капитана Тихого, Фрола Иванова и Томаса Лаудрупа….

«А ведь только примерно половина эскимосов расселась по обеденным местам», — поведал дружащий с математикой внутренний голос. — «Остальные, видимо, недостойны такой высокой чести, а, быть может, просто по своему рождению являются обычными и бесправными слугами…».

Две пожилые женщины — с очень тёмными и морщинистыми лицами — поставили возле участников трапезы грубые глиняные миски, наполненные какойто тёмной жидкостью, после чего стали обносить гостей сосновыми дощечками, на которых были аккуратно разложены тоненькие, светложелтые ломтики и крупные, тёмнокрасные куски.

— Желтоватые ломтики — это китовое сало, очень сытный и полезный для здоровья продукт, — шёпотом сообщил Егору сидящий рядом с ним Ухов, которому, очевидно, всё заранее растолковала молодая супруга. — Тёмнокрасное мясо — это моржатина недавнего убоя, только лишь слегка проваренная и несолёная, а в глиняные плошки налита свежая моржовая кровь. Вот онато чутьчуть солоноватая…

Китовое сало, которое предварительно обмакивали в свежую моржовую кровь, по вкусу напоминало обыкновенное свиное сало, только уже старое и прогорклое, да ещё и с рыбьим привкусом. С мест, где располагались эскимосы, слышалось громкое и размеренное чавканье, очевидно, данный продукт являлся для них изысканным лакомством, и потреблять его следовало медленно, с чувством и толком.

Дошла очередь до моржатины. Вождь, подавая другим пример, взял левой рукой большой кусок мяса, поднёс его ко рту и крепко ухватился зубами за край, после чего ножом, зажатым в ладони правой руки, ловко провёл по мясу — рядом со своими губами, отрезая нужную порцию.

«Что ж, и мы так попробуем!», — решил про себя Егор. — «Вдруг, да получится…».

Маленькие кусочки полусырого мяса прямотаки таяли во рту, а желудок уверенно наполнялся сытостью.

Но, как выяснилось, это было только началом. Шустрые старушки времени даром не теряли, и вскоре места опустевших сосновых дощечек заняли новые — с оленьими почками и печенью. Соответственно, появились и новые глиняные мисочки, заполненные ещё тёплой оленьей кровью.

— Вообщето, эскимосы питаются только тем, что добудут в море, — сыто икая и отдуваясь, промямлил информированный Иван. — Для мясных блюд исключения делаются только в самом начале летнего промысла, когда ещё не добыт первый кит…

Для того чтобы гости не лопнули от обжорства, гостеприимные хозяева устроили маленькую театрализованную паузу. Ритмично загудели старенькие бубны и тамтамы, женщины затянули тоскливые горловые песни, несколько голых по пояс эскимосов синхронно заскакали вокруг тотема: деревянного столба, в навершии которого была искусно вырезана голова совершенно лысого человека с сильно заострённым подбородком, очень маленьким ртом и неправдоподобно большими глазами.

«Типичный инопланетянин — из американских комиксов», — лениво усмехнулся безмерно сытый внутренний голос. — «Хотя, надо признать, что тотеминопланетянин — это достаточно нетривиально и оригинально…».

— Айна утверждает, что деревянный идол поставлен в честь её прадедушки, — с совершенно непонятными интонациями поведал УховБезухов.