Победить Наполеона. Отечественная война 1812 года - Инна Соболева

Она приедет к нему в Милан только после того, как Баррас, которому была обязана очень многим, решительно потребует, чтобы она немедленно отправлялась к мужу. Дело в том, что Наполеон пригрозил: если к нему не приедет жена, он оставит армию и сам вернётся в Париж. Этого руководители Республики допустить не могли. Она пыталась возражать: ей не удастся объяснить ревнивому корсиканцу, почему так долго не приезжала. Баррас немедленно сочинил «оправдательный документ»: «Директория не давала гражданке Бонапарт разрешения на выезд из Парижа, ибо супружеские обязанности могли отвлечь генерала от военных дел…»

И она поехала. Незадолго до этого познакомилась с молодым гусарским капитаном и безоглядно влюбилась. Ипполит Шарль был хорош собой, невозмутимо самоуверен и слыл неотразимым сердцеедом. Она не пожелала с ним расстаться. Скрыть свои отношения от Жозефа и Жюно, которые ехали вместе с ними, любовники не могли, да и не особенно старались. Наполеон что-то заподозрил. Но он был так счастлив, держа её, наконец, в своих объятиях…

«Недавно ещё я думал, что горячо люблю тебя, но с тех пор, как увидел вновь, чувствую, что люблю тебя ещё в тысячу раз больше. Чем больше я тебя узнаю, тем больше обожаю… теперь у меня не может быть ни одной мысли, ни одного представления, которые не принадлежали бы тебе».

«Жозефина! ты плакала, когда я с тобой расставался; ты плакала! Всё внутри содрогается у меня при одной этой мысли! Но будь спокойна и утешься. Вурмзер дорого заплатит мне за эти слёзы!»

Графу Дагоберту Сигизмунду Вурмзеру действительно пришлось дорого заплатить за слёзы Жозефины: на следующий день после того, как было написано это письмо, Наполеон разгромил войска знаменитого австрийского генерал-фельдмаршала при Кастильоне, маленькой итальянской деревушке, имя которой после этой битвы с восхищением и ужасом повторяла вся Европа.

Какой она была, эта легкомысленная женщина, эта неверная жена, которая буквально поработила будущего покорителя Европы? Член французской Академии Фредерик Массон так описывает Жозефину: «Какая-то необъяснимая лень в движениях, благодаря которой женщина-креолка является женщиной в её сущности; сладострастие, которое словно лёгкий и вместе с тем опьяняющий аромат, разливается вокруг неё при каждом лениво-небрежном движении её легких и гибких форм, – всё это соединилось в ней как бы для того, чтобы сводить с ума мужчин вообще, и в особенности этого, свежего и более неопытного, чем кто-либо другой. И поэтому-то она, как женщина, соблазняет его с первой же встречи, как дама – ослепляет и внушает уважение своим видом, полным достоинства, своими, как он говорит, “спокойными и благородными манерами старого французского общества”».

Осталось немало портретов Жозефины, в том числе кисти первоклассных мастеров. Честно говоря, красотой она не поражает, но то, о чём пишет Массон, в силах передать лишь немногие художники. Вот грацию увидели и запечатлели все, а лицо… Впрочем, ещё раз дам слово Массону: «Красивые каштановые волосы, не особенно, правда, густые… кожа довольно тёмная, уже дряблая, но гладкая, белая, розовая, благодаря притираниям; зубы плохие, но их никогда не видно, потому что очень маленький рот всегда растянут в слабую, очень нежную улыбку, которая так соответствует удивительной нежности глаз с длинными веками, с очень длинными ресницами, тонкими чертами лица, звуку голоса, такого приятного, что впоследствии слуги часто останавливались, чтобы послушать его. Маленький нос, задорный, тонкий, подвижный, с вечно трепещущими ноздрями, с немного приподнятым кончиком, плутовской, вызывающий желание».

Ей уже около сорока. Молодость стремительно уходит. А муж далеко: он собирается осуществить план Александра Великого – покорить Египет. И она пытается удержать молодость – безоглядно отдаётся своему увлечению Ипполитом Шарлем, не заботясь ни об общественном мнении, ни о последствиях (ходил слухи, что он жил в Мальмезоне как хозяин).

Когда известие о неверности жены доходит до Наполеона, его охватывает отчаяние, потом оно сменяется яростью. В результате, чтобы отомстить неверной, он заводит любовницу. Связи с женой лейтенанта Фуреса Маргаритой Полиной Белиль не скрывает, напротив, афиширует, вероятно, в надежде, что слух об этом дойдёт до Жозефины. Роман с Полиной едва ли оставил заметный след в его сердце, но убедил в том, что тревожило его не на шутку: Жозефина никак не могла забеременеть, и деликатно, но упрямо подталкивала его к мысли, что причина в нём. Да и как усомнишься? Она ведь родила двоих детей. Но – от другого… Полина тоже не беременела. Значит – дело действительно в нём. Это огорчало (корсиканцы чадолюбивы), но в отчаяние пока (!) не приводило.

О своём возвращении из Египта он жену не уведомил. Явился неожиданно – и Жозефину дома не застал… Бросился к родственникам, умолял не скрывать, как вела себя жена во время его отсутствия. Родственники, особенно сёстры, Жозефину ненавидели, можно представить, с каким удовольствием они рассказывали о её непристойном поведении. И он решил порвать с изменницей. Семья была в восторге. Друзья убеждали не затевать развод: это может дурно отразиться на его репутации. А сейчас, когда назревают перемены, репутация ему нужна безупречная. Но даже государственные интересы не могли заставить его смягчиться.

Был только один человек, способный заставить изменить принятое решение. Это – сама Жозефина. Он знает её власть над собой и потому пытается избежать встречи. Но тут появляется она. Умоляет его открыть, поговорить, рыдает, молит о прощении, колотит ногами в дверь. Бесполезно. Тогда она вызывает детей. Которых он вырастил. Которых считает родными. Гортензия и Евгений умоляют: «Не покидайте нашу мать! Она не переживёт этого. И мы, кого эшафот в детстве лишил отца, сразу станем сиротами, лишимся и матери, и второго отца, посланного нам Провидением!»

Он распахнул дверь, поднял её с полу, утёр слёзы… Потом вспоминал: «Я не мог спокойно глядеть на плачущих; слёзы двух злополучных детей взволновали меня, и я сказал себе: разве они должны страдать за провинности их матери? Что я мог поделать с собой? Каждый мужчина имеет какую-нибудь слабость».

Он простил её. Окончательно и великодушно. Фредерик Массон утверждает, что «Бонапарт обладает изумительной способностью не вспоминать и, раз он вернул своё доверие, считать несуществующими ошибки или преступления, которые ему угодно было оставить без наказания, выбросить из своей непоколебимой памяти. Он не только прощает свою жену; он – добродетель более редкая – относится с полным пренебрежением к её сообщникам. Никогда он не лишил никого из них ни жизни, ни свободы. Он не сделал ничего, что могло бы повредить им».

После душераздирающей сцены под дверью, после неожиданного и такого великодушного прощения Жозефина решительно порвала с Шарлем.

С того рокового дня, когда казалось, что муж её не простит, Жозефина вела себя безупречно. Правда, ходили разные слухи. Но что ж тут удивительного, даже жизнь вполне заурядных людей зачастую окружена слухами, а уж о такой женщине грех не позлословить. Однако нет сомнения, что годы, когда он был консулом (с 1799-го по 1804-й), были самыми счастливыми в их общей жизни. Они были ещё молоды и беззаботны. Нет, это не совсем точно: беззаботным его трудно назвать. Но в кругу семьи, в Мальмезоне, который оба любили больше, чем любой самый роскошный из парижских дворцов, он если и не был, то, по крайней мере, выглядел беззаботным. На бешеной скорости скакал на лошади по лужайкам и аллеям парка, увлечённо играл с детьми в жмурки.

Как его любили тогда! Он был героем Франции и другом Европы, побеждал в войнах, которые не сам развязывал, напротив, их ему навязывали, вынуждали проливать кровь. А он своими блистательными победами приводил эти войны к концу. Тогда он ещё не возомнил себя хозяином мира.

Тогда главным для него было благо Франции, восстановление её могущества, воссоздание порядка из хаоса революции. Высокие помыслы и идеалы руководили им. Он видел перед собой великую цель: прогресс человечества, благоденствие и процветание европейских народов. И он твёрдо следовал этой цели. Он верил: ему по силам любые свершения. Постепенно именно эта вера в себя, в своё великое предназначение заслонила возвышенную цель. Вера превратилась в самоуверенность, в конце концов погубившую страну, его самого и всех верных и дорогих ему людей. Нет, он не отказывался от своих идеалов осознанно. Просто какая-то сила увлекала его, заставляла уклониться от намеченного пути. И вместо благоденствия и процветания он привёл свою страну к поражению и позору.

Когда это началось? Может быть, когда ему со всех сторон кричали: «Непобедимый!» Может быть, когда никто не осмеливался ни словом возразить против любого его решения? Может быть, когда покушались на его жизнь, но смерть обходила его стороной, и он стал считать себя неуязвимым? Может быть, когда он, вознесённый революцией, решил эту революцию похоронить – возложить на себя императорскую корону? Трудно сказать.