Дорожные работы - Стивен Кинг

Путешествие в ванную каким-то образом превратилось для него в настоящую одиссею. Звуки вечеринки слились в невероятную какофонию, причем звук то усиливался, то исчезал, а потом, вновь возникая, приобретал стереофоническое звучание. Встречая знакомых, как ему казалось, людей, он лишь что-то бормотал себе под нос и, не желая вступать в разговор, указывал на свой лобок, улыбался и продолжал путь. Его провожали озадаченными взглядами. И почему не бывает вечеринок, где присутствуют одни незнакомцы? — огорченно спрашивал он себя.

Туалет оказался занят. Прождав несколько часов (как ему показалось) снаружи, он наконец попал туда, но помочиться никак не мог. Стена за унитазом пульсировала на три такта. На случай, если кто-нибудь за дверью подслушивал, он спустил воду, хотя опорожнить мочевой пузырь так и не сумел. Вода была почему-то зловеще розовой, словно последний посетитель писал кровью. Черт знает что!

Покинув туалет, он мигом погрузился в приятную обстановку вечеринки. Лица плавали вокруг, словно воздушные шары. Музыка была изумительная. Элвис Пресли. Славный старина Элвис! Давай, Элвис, жарь! Вмажь им, бродяга!

Откуда-то выплыло и повисло прямо перед ним участливое лицо Мэри.

— Барт, что с тобой?

— Что со мной? Да ничего. — Он был растерян, в полном недоумении. Произносимые им слова зримо повисали в воздухе, словно нарисованные нотные значки. — У меня галлюцинации, — громко сказал он, обращаясь при этом сам к себе.

— Господи, Барт, что ты принял? — Мэри была уже всерьез напугана.

— Мескалин, — ответил он.

— О Боже! Наркотик! Но почему, Барт?

— А почему бы и нет? — переспросил он, не в состоянии придумать ничего более подходящего. Слова опять вылетали в виде нотных знаков, но только теперь они уже были с флажками.

— Хочешь, я отвезу тебя к врачу?

Он удивленно поднял голову и посмотрел на Мэри, взвешивая ее слова и пытаясь определить, нет ли в них скрытого смысла; припомнил фрейдистские толкования. Неожиданно он хихикнул и тут же воочию увидел, как изо рта опять вылетают музыкальные ноты, хр-рр-рустальные кружочки на параллельных линиях и между ними.

— А зачем мне врач? — спросил он, тщательно подбирая слова. Вопросительный знак повис в воздухе в виде ноты-четверти. — Все именно так, как она и сказала. Особой жути нет. Но любопытно.

— Кто? — требовательно спросила Мэри. — Кто тебе сказал? И где ты достал наркотик?

Лицо ее стало на глазах меняться, в нем появилось что-то ящероподобное. Даже кожа сделалась чешуйчатой, как у рептилий.

— Это не важно, — испуганно отмахнулся он. — И вообще — оставь меня в покое! Что привязалась-то? Я ведь к тебе не пристаю.

Ее лицо вновь изменилось, и он узнал прежнюю Мэри, но только обиженную и огорченную. Ему стало стыдно. А веселье вокруг кипело по-прежнему.

— Ну хорошо, Барт, — сказала она. — Над собой ты можешь издеваться как хочешь — дело твое. Но только об одном тебя прошу: меня не позорь, ладно? Ты можешь мне хоть это обещать?

— Ну к-конечно…

Однако Мэри не дождалась его ответа. Она повернулась к нему спиной и, больше не оборачиваясь, ушла в кухню. Ему было жаль ее, но вместе с тем он почувствовал облегчение. А вдруг кому-то еще вздумается поговорить с ним? Они ведь тоже поймут. В таком состоянии нормально общаться с людьми он не мог. Наверное, не сумеет даже толком пьяным прикинуться.

— Чер-рр-рт знает что, — произнес он, слегка грассируя. На этот раз все нотные знаки выстроились в одну линию, причем каждая нота была с флажком. Что ж, лично он не против, чтобы эти ноты хоть всю ночь напролет порхали. Но только не здесь, где любой мог подойти к нему и потребовать объяснений. Нет, он должен уединиться, причем в таком месте, где можно спокойно прислушиваться к своим мыслям. Здесь, на вечеринке, все равно что возле водопада. Как тут думать под такой грохот? Нет, нужно найти тихую заводь. Где разве что радио играет. Он вдруг подумал, что под музыку ему думалось бы легче. А думать было о чем. Много накопилось.

Он заметил, что люди уже начали поглядывать в его сторону. Должно быть, Мэри проболталась. Ах, я так обеспокоена. Барт наглотался мескалина. Наверняка они теперь все об этом шушукаются. Притворяются, что танцуют, пьют и беззаботно болтают, а на самом деле следят за ним и шепчутся. Он это сразу понял. Вернее, так — ср-р-разу.

Мимо него, пошатываясь, брел незнакомый мужчина со здоровенным стаканом в руке. Он схватил его за пиджак и хрипло зашептал:

— Что они говорят про меня?

Незнакомец ядовито улыбнулся ему в лицо, обдав его волной перегара.

— Я это запишу, — пробормотал он и пошел дальше.

Наконец (он и сам не мог судить, сколько времени спустя) он добрался до кабинета Уолтера Хамнера. Прикрыл за собой дверь и вздохнул с облегчением — шум вечеринки сюда почти не доносился. Он был уже порядком напуган. Таблетка не только действовала по-прежнему, но эффект от ее воздействия с каждой минутой усиливался. Ему показалось, что гостиную он пересек, не успев и глазом моргнуть, в мгновение ока миновал спальню, а уж прихожая и вовсе промелькнула незамеченная. Цепь нормального бытия распалась на отдельные звенья, каждое из которых существовало словно само по себе. Время тоже распалось. От его ощущения времени не осталось и следа. А вдруг оно так и не восстановится? Вдруг он навсегда останется таким? Ему пришло в голову, что не мешало бы заснуть и проспаться, но он не был уверен, что сумеет. Да и потом, кто знает, какие кошмары могут привидеться ему во сне? И черт его дернул принять эту таблетку! Разве можно сравнить это состояние с обычным опьянением или похмельем? Тогда всегда остается хоть какой-то дежурный уголок, недоступный действию алкоголя. А теперь? Теперь он весь во власти этого чудовищного дурмана.

Здесь, в кабинете, ему было лучше. Может, он сумеет взять себя в руки и прийти в чувство? Но даже в крайнем случае, если совсем вырубится…

— Приветик!

Он испуганно подпрыгнул и посмотрел в угол. Там на стуле с высокой спинкой сидел у книжного шкафа какой-то незнакомый мужчина. На коленях он держал раскрытую книгу. А мужчина ли это? В кабинете горела только настольная лампа, стоявшая на журнальном столике слева от незнакомца. Его лицо почти целиком находилось в тени, глаза напоминали черные впадины, а щеки были изборождены глубокими язвительными морщинами. На мгновение ему почудилось, что перед ним сидит сам Сатана. Однако в следующий миг незнакомец встал, и он с облегчением убедился, что это обычный человек. Довольно высокий, лет шестидесяти, с голубыми глазами и перебитым носом. Странно, но ни в руке мужчины, ни поблизости не было стакана или рюмки с выпивкой.

— Еще одна блуждающая звезда, — улыбнулся незнакомец, протягивая руку. — Фил Дрейк.

— Бартон Доус, — представился он, еще не придя в себя от испуга. Они пожали друг другу руки. Ладонь Дрейка была высохшая, и кожа на ней сморщилась — возможно, от ожога. Но он пожал ее без отвращения. Дрейк. Фамилия показалась ему неуловимо знакомой, но он не мог вспомнить, где слышал ее раньше.

— У вас все в порядке? — участливо спросил Дрейк. — Вы выглядите…

— Я навеселе, — признался он. — Принял мескалин и теперь летаю. — Он окинул взглядом книжные полки, которые вдруг стали причудливо выпячиваться и пульсировать. Это ему не понравилось. Пульсация книжных полок напоминала работу какого-то уродливого сердца. Ему совершенно не хотелось на такое смотреть.

— Понимаю, — кивнул Дрейк. — Присядьте, пожалуйста. Расскажите мне про ваши ощущения.

Он посмотрел на Дрейка, немного удивленный, но затем вдруг испытал колоссальное облегчение. Присел напротив.

— А вы смыслите в мескалине? — спросил он.

— Немного. Совсем немного. Я, видите ли, держу кофейню в самом центре города. Детишки частенько с улицы забредают. Под кайфом… У вас интересные ощущения? — вежливо осведомился он.

— И да и нет, — покачал головой он. — Это довольно… тяжело.

— Понимаю, — кивнул Дрейк.

— Я здорово струхнул. — Кинув взгляд в окно, он вдруг увидел снаружи длиннющую воздушную автостраду, простирающуюся в бесконечные небеса. Он потупился и невольно провел языком по пересохшим губам. — Скажите… долго это обычно продолжается?

— А когда вы «упали»?

— Упал? — недоуменно переспросил он. Слово это вырвалось у него изо рта отдельными буквами, которые одна за другой свалились на ковер и с шипением растворились.

— Когда вы приняли таблетку?

— А… примерно в половине девятого.