Цель неизвестна - Марик Лернер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Надо бы проверить наличие театров в Москве и что там ставят. Нет, даже пытаться не стану излагать сюжеты на бумаге. Боюсь, не поймут. Тут людям драму подавай, о прекрасной и беззащитной красавице, дочери короля Иерусалимского, оклеветанного злой матерью мужа и брошенной в пески умирать от солнца и жажды. Ой! А чем лучше «Салтан»? Не зря меня позвали. Как бы здесь не присутствовал очередной толстый намек на теперешние российские обстоятельства и отстранение Елизаветы Петровны.
Кажется, я опять умудрился по незнанию вляпаться в нечто подозрительное. Со сцены неслись высокопарные речи, почему-то на французском. Я не настолько хорошо с ним знаком, чтобы улавливать некие тонкости. Лучше бы на английском или немецком травили текст. Главное понятно — свекровь противная и подлая, типичный сериал. Рожденный в пустыне ребенок теряется в буре. Все плачут, заламывая руки. Ничего ужасного. Скоро обнаружатся какие-нибудь бедуины, бедные и страшно благородные.
Господибожемой, оказывается, это с таких давних пор тянется. Не Пушкин первый набрел на идею. Как бы не с каменного века выросло. И чего я сомневался тырить у него? Сам явно передрал. Правда, все же по-русски оформил. Это жирный плюс и моя искренняя благодарность. Правда, ему заплатили, и вроде как немало. А мне пока в основном обещают.
О! Так и Моисей из той же оперы. Мамаша подбросила в речку, а его фараонова дочь подобрала. Бессмертный сюжет.
Ну надо же! Не просто кочевники, а еще и красавец-вдовец с черными усами и при наличии недавно родившейся дочки. Сейчас организует поиски. Тут едва челюсть не вывихнул, пытаясь не показать. В зале хорошо протоплено, кресло уютное, происходящее навевает скуку, и тянет подремать. А ведь нельзя. Не поймут.
— Как тебе? — тихонько касается моей руки Елизавета.
— Мне нравится, — отвечаю, проглотив ехидные комментарии и получая в ответ кивок.
Опять напряженно смотрит за действием. Будто не ясно, чем закончится. Неправды и интриги злоумышленницы окажутся вытащенными на свет, жена вернется на трон, а от свекрови избавятся самым радикальным образом. Сын поженится с дочерью спасителя. Или это в продолжении?
И все с вычурными позами и не похожими на нормальную речь декламациями. Нет, правда, почему не на нормальном русском? Видать, за тем меня и пригласили. Как бы не самая первая история на родном языке, да вдобавок в стихах и очень в тему.
И ведь не наивные люди, прекрасно понимают ситуацию. Я наверняка много хуже в ней разбираюсь. Побуждения и психология ничуть от хорошо знакомых не отличаются. Больше вкусной еды, баб и имущества. А главное — власти. За нее многие душу продадут. Восемнадцатый век или двадцать первый — ничего не изменилось. Человек — он и в Африке человек. Он и дальше продолжит бегать без штанов, просто вместо ассагая воспользуется «калашом» для получения желаемого.
Нет, в политику я не хочу. Здесь хуже всего, и любой плавает в фекалиях. Честных политиков не бывает. Лучше уж бизнесом заниматься. Там кинут, так за деньги, а не звеня обещаниями. Честнее и не столь неожиданно. И ведь впрямую не скажешь. Портить отношения на пустом месте вредно в любом смысле. Лучше сослаться на занятость и доверить «Салтана» их усилиям. Как поставят, так и ладно.
Или, может, рассказать про теорию Станиславского? Дала. Много я про него знаю. Как раз парочка анекдотов типа Станиславский любил, держа во рту конфету, делать кислую физиономию и «не верю!». Объяснятель системы из меня тот еще выйдет. Не берись за дело, в котором ничего не смыслишь. Хотя… На безрыбье и рак рыба.
Не требуется быть великим режиссером и даже изучать его творчество, чтобы дойти до элементарных вещей: реализм более органичен и понятен зрителям. Надо вести себя и говорить естественно. Ага, попутно дав понять, насколько мне все это Не по душе. Мавра Егоровна умная, я уже понял, враз срубит отношение. И ведь не пройдет, не привыкли они к такому. Все равно что современную эстраду пенсионерам показывать. Не въезжают и морщатся.
Боже мой! Неужели конец!
Я бурно захлопал, вызвав недоуменные взгляды. У них не принято так выражать одобрение? Ну вон же, актеры кланяются. И ухмылочки странные. Рядом раздались хлопки, Елизавета поддержала мой порыв, и все дружно зааплодировали. Причем многие вместо сцены пялятся сюда.
До меня дошло быстрее, чем до жирафа. Только что, на глазах у всех, я продемонстрировал отвратительное мужицкое воспитание. Даже не так. Полное отсутствие и непонимание простейших правил и приличий. Посмел влезть до цесаревны. В другой компании уже волокли бы в пыточный застенок, выяснять — нет ли у меня некоего злого умысла с дальним прицелом. К счастью, здешний народец либерален до безобразия. Уважения, правда, эта выходка мне не добавит. Хотя, если честно, все к лучшему. Чего с мужика взять.
Елизавета молча похлопала по руке, улыбнувшись многообещающе. Видимо, не сердится. Поднялась с кресла, и я поспешно вскочил следом. Положено подать руку или еще как — вопрос крайне интересный. Кинофильмы в подобных вещах не подспорье.
— Пойдем прогуляемся.
К счастью, скачек устраивать или нестись на охоту Елизавета не собиралась. Действительно неторопливая прогулка, причем на удивление без сопровождающих, по земле, отданной ей в вотчину. Это я уже выяснил заранее. Как и про то, что имение не одно.
По придворному протоколу на всех церемониях Елизавета занимала весьма почетное третье место после императрицы и ее племянницы, то есть моей знакомой Лизы. В таком же порядке провозглашалось ее имя в церквах. Если Анна Иоанновна действительно намеревалась провозгласить дочку сестры наследницей, она вела себя достаточно странно.
Реально коллизия решалась простейшим образом — выдать замуж одну из Елизавет за иностранного принца и отправить от Москвы в дальние края.
При желании найти подходящую кандидатуру не проблема. Помимо несметного количества немецких, есть более или менее подходящие Георг Английский, инфант Мануэль Португальский, граф Мориц Саксонский, инфант Дон-Карлос Испанский, герцог Эрнст-Людвиг Брауншвейгский.
А если посмотреть на Восток и сплавить в персидский гарем, то вообще замечательно. К туркам нельзя: Россия с ними вечно воевала за Константинополь, и потомок Петра в чалме — лишний. А в Мадриде или Лондоне иметь родича с кровью Романовых и одновременно Бурбонов или Габсбургов в перспективе могло быть и полезным.
— Почему молчишь? — потребовала Елизавета внезапно.
— Один раз опростоволосился — не хочется окончательно пасть лицом в грязь в ваших глазах.
В каком-то смысле так и есть. Девушка очень красива. На пару лет меня старше, но это особой роли не играет. В нашем возрасте такие тонкости слаборазличимы. Самые мои лучшие девушки уже школу закончили, а кое-кто и в университете обретался. Определенный опыт имеется, и не надо бояться ни последствий, ни претензий.
А Елизавета очаровательна. Кожа белая, зубки без отбеливателей жемчужные и ровные, большие сине-зеленые глазищи, моментально затягивающие в себя. И снобизмом не страдает. Простая до безобразия. С обычными людьми уважительно калякает на улице. Я не про себя, а про жителей слободы. Что ни встречный, то знакомый, и она помнит о каждом подробности. Жена, дети, проблемы. Явно не на показ, действительно сама, суфлер отсутствует.
— Манеры предназначены для окружающих, а удовольствие для себя, — говорит она вполне серьезно.
— Я пока привыкаю. Неопытен в общении в столь высоком обществе.
— Значит, требуется искушенная наставница, — говорит определенно с намеком. — Но говорить ты умеешь. И пишешь недурно. Я раньше и не подозревала, что в нашей стране может появиться литература. — Она звонко рассмеялась. — Все Французы да французы.
Читая авторов, красиво пишущих, сам учишься красно говорить, — пытаюсь отделаться неопределенностью.
Не готов абсолютно обсуждать современную ей художественную литературу из города Парижа. Мы такого в школе и интернате не проходили. До сих пор я читал исключительно научные сочинения и работы. Мольер еще, кажется, не родился, и вообще проще творить многозначительное лицо, отделываясь общими фразами.
— Тогда поведай занятное, для меня, — хитро блестя глазами, потребовала.
Похоже, я перестарался с баснями и сказками. Скоро начнут требовать каждый день новое.
— Однажды встретились две женщины в таверне. Обе грязные и ободранные да голодные. И денег совсем немного нашли. На пару кусков хлеба да пустую похлебку. Хозяин таких посетительниц невзлюбил и отправил в дальний темный угол. Пусть побирушки там сидят и никого из гостей состоятельных не раздражают.
— Совсем плохо, бабушка? — спрашивает тихонько одна из них вторую.
— Какая я тебе старуха, — возмутилась та, — я всегда молода, и зовут меня Любовь.