Малышкина и Карлос. Магические врата - Елена Старкова

– Рейсов никто не отменял, значит, все в порядке, – заметил Саша.

Как только объявили посадку на самолет. Ниночка обняла его за шею, наклонила к себе и поцеловала в губы, Корделия клюнула в щеку, а Малышкин крепко стиснул ему ладонь обеими руками и долго ее тряс.

Потом провожающие долго махали Саше вслед, пока он не скрылся из глаз за стойкой регистрации.

Пассажиры бестолковым стадом зашли в самолет, все в яркой летней одежде, с плачущими детьми, нагруженные ручной кладью. Они ехали к морю! И этим все сказано. Некоторые мужчины начинали поднимать стаканчики за успешный отпуск еще в самолете, и Саше предлагали не стесняться, а выпить с ними. Ему еще повезло, что сидел он у окна, а не ближе к проходу, где вовсю происходил братский обмен тостами, спиртным и закуской.

– Отдыхать же едешь! – с пьяной настойчивостью вещал сосед Саши, южнорусского типа толстяк лет сорока. – Расслабься, братан! Сейчас прилетим и сразу в море окунемся, протрезвеешь моментом!

Саша лихорадочно соображал, как бы ему отбиться от радушных выпивох, а потом твердо заявил:

– Понимаешь, друг, я бы с удовольствием с тобой принял на грудь, но некогда отдыхать, в командировку еду!

– А-а-а, работа прежде всего! – сочувственно покачал головой толстяк. – Не повезло тебе!

– Ничего страшного, – бодро сказал Саша, – на обратном пути наверстаю.

– Ну успехов тебе! – пожелал ему навязчивый пассажир и отлип.

Обстановка вокруг была расслабленная, праздничная и бесшабашная. Задерганная стюардесса с приклеенной улыбкой металась между рядами кресел и пыталась увещевать особо расходившихся отдыхающих. Вскоре загорелось табло «Пристегнуть ремни», минут пять все рассаживались по своим местам, а потом начали перекрикиваться с новыми знакомыми через весь салон.

Как только самолет взлетел, Саша, сидевший у окна, с любопытством посмотрел в иллюминатор. Внизу, под крыльями виднелись маленькие черные смерчи, которые исчезали в огромной сизой туче. И где-то минут через пятнадцать—двадцать самолет тряхнуло, как будто по нему ударил гигантский молот, металл обшивки затрещал, и все вокруг страшно завибрировало. Пассажиры завыли от ужаса, причем мужчины так же дружно, как женщины. Сосед справа заревел шаляпинским басом, да и Саша чуть было не закричал в голос. Сердце у него ухнуло, как в воздушную яму. Перед глазами всплыла старая цыганка. Она опять, как тогда, посмотрела ему в глаза и сказала:

– Знак на тебе редкий, золотой мой, если скоро голову не сложишь, долго жить будешь и разбогатеешь…

Самолет тряхнуло еще раз, да так, что с полок посыпались сумки и портфели, потом под полом что-то заскрежетало, как будто брюхо воздушного корабля вспарывал огромный консервный нож.

Но в этот момент самолет пересек воздушную границу Московской области. И неожиданно лайнер выровнялся, его перестало трясти. Небо очистилось от облаков, вовсю засияло долгожданное солнце.

Через полтора часа полета воздушный лайнер пошел на посадку, плавно снизился, и вскоре его шасси мягко соприкоснулись с бетонной посадочной полосой. Пассажиры завопили «Ура!». До конца полета никто из них не верил, не надеялся, что все закончится благополучно. Все еще бледная от волнения стюардесса объявила:

– Наш самолет совершил посадку в городе Анапа…

Но ее уже никто не слушал, все бросились к выходу, крича и толкая друг друга. Когда Саша на ватных, негнущихся ногах сошел с трапа, он увидел аккуратно, елочкой, припаркованные пожарные машины и «скорые» вдоль посадочной полосы.

Багажа у него не было, и Саша, повесив на плечо сумку, отправился на автовокзал, чтобы узнать, когда же пойдет автобус в этот неведомый Абинск. Оказалось, только через час.

Саша купил билет в автобусной кассе и отправился к морю. Оно сверкало и переливалось серебристой синевой совсем рядом, и противиться искушению окунуться в воду, смыть с себя московскую пыль и пережитый страх просто не было сил. Подойдя к морю поближе, он был немного разочарован видом и состоянием пляжа. Впрочем, оно и понятно, ведь здесь отдыхали те же люди, что летели с ним в самолете, поэтому песок был усеян обглоданными початками кукурузы, персиковыми косточками и пластиковыми стаканчиками.

Он попросил молодую семейную пару приглядеть за сумкой, а сам, обходя распростертые на песке тела отдыхающих, направился к морю. Возле берега было довольно мелко, и Саша долго шел по колено в воде.

Потом дно резко пошло под уклон. Саша нырнул и вышел из воды брассом. Сам процесс, размеренный ритм дыхания и однообразных движений доставлял ему несказанное удовольствие. Саша пришел в полный восторг. Плавал минут сорок, а когда время вышло, решил напоследок нырнуть за ракушкой. Вдруг попадется красивый рапан, тогда он отвезет его Ниночке в подарок.

Он застыл на поверхности, опустив лицо в воду и покачиваясь на невысоких волнах. Потом набрал воздуху в легкие и в несколько гребков достиг дна.

Саша открыл глаза и сразу пожалел, что на нем нет акваланга. Вокруг радостно жил подводный мир. В пронизанной солнечными лучами воде брызнула стайка серебристых рыбок и исчезла в колышущихся водорослях. Совсем рядом с ним, степенно шевеля плавниками, проплыла крупная с розоватой чешуей рыбина. Да, любой аквариум отдыхает!

Саша почувствовал, что ему не хватает воздуха, и решил подниматься на поверхность. Торопливо провел ладонью по дну, и его пальцы нащупали на дне что-то круглое. Саша, не раздумывая, зажал добычу в кулаке и вынырнул на поверхность. Раскрыв ладонь, он не поверил своим глазам – это был обросший водорослями тяжелый браслет. Он ногтем наскоро почистил известковые отложения. Меж зеленых ленточек подводной травы появились разноцветные, сияющие в лучах яркого солнца камешки.

На Самотеку, где жили родители Швыра, ему, Карлосу, и профессору Серебрякову пришлось идти глубокой ночью. На всякий случай Карлос окутал и себя, и спутников магическим облаком, которое сделало их невидимыми. На улице, несмотря на горевшие фонари, было не то чтобы темно, а как-то тускло, это слово лучше всего определяет впечатление от царившего всюду сумрака. Редкие прохожие, заслышав лязг доспехов и стук железных сапог невидимого рыцаря, испуганно шарахались в сторону, но ничего при этом опасного узреть не могли, как ни старались.

Родители Швыра недавно купили большую квартиру в бывшем доходном доме дореволюционной постройки, где едва успели сделать евроремонт в перерыве между своими заграничным поездками. Правда, на высоченный шестой этаж пришлось идти пешком – лифта не было. Михаил открыл ключами дверь квартиры, пропустил вперед гостей и вошел следом.

– Проходите в гостиную, располагайтесь, – радушно сказал он, – будьте как дома. А я в ночной суперсам слетаю за хавчиком. Я быстро, одна нога здесь, другая там, – пообещал Швыров и ушел.

Карлос обошел квартиру, заглянул на кухню и вернулся в гостиную. Да, по меркам актуального времени семья Швыровых живет совсем неплохо. Лакированный пол из наборного паркета – в его, Карлоса, будущем натуральные стройматериалы стоят миллионы энергетических единиц. На окнах тяжелые коричневые портьеры из очень дорогой материи.

Мебель итальянского производства, удобная. Овальный массивный стол красного дерева с изогнутыми ножками выглядел как музейный экспонат. Стены гостиной украшали не дешевые репродукции, а настоящая, очень качественная станковая живопись: коллекция картин в стиле социалистического реализма.

Карлос прошел вдоль домашней галереи, разглядывая полотна. Вот колхозный праздник с грудами мяса, фруктов и овощей на столах; а здесь счастливые трактористы, полеводы и доярки с солнечными улыбками на простоватых лицах. На почетном месте триптих: большое темное полотно «Товарищ Сталин и нарком Ворошилов на лыжной прогулке» и пара мрачноватых парадных портретов по обеим его сторонам – товарищи Берия и Каганович в полный рост, оба в партийных френчах и начищенных до зеркального блеска черных яловых сапогах…

Из общего ряда картин выбивается поясной портрет Григория Распутина и, скорее всего, кисти Врубеля. Очень живо написано: глаза у старца-экстрасенса горят мистическим огнем, фанатичный взгляд пронизывает буквально насквозь. Есть в нем что-то демоническое, заставляющее напрячься и отвести взгляд в сторону. Но Карлос не сделал этого из чувства противоречия. Он весело Распутину подмигнул, ничуть не удивился, когда старец подмигнул ему в ответ, и перешел к следующему портрету.

Профессор со скрипом рухнул в большое кресло и с блаженной улыбкой вытянул железные конечности. Минут пять прошло в полной тишине.

– Самое удивительное во всей этой истории с моим посвящением в рыцари, – прервал молчание Серебряков, – что я совсем не устал. Ноги стер до крови, а сам, представьте себе, любезнейший дон Карлос, свеж как огурец. Как я на шестой этаж-то взлетел в этих железках? Как вы это объясняете с высоты своего исторического опыта?