Изящное искусство смерти - Дэвид Моррелл

— Я думаю, нас всех отравили, — сказал им Беккер.

Снаружи послышался топот. Распахнулась дверь, и в помещение ворвался в сопровождении двух охранников инспектор Райан.

На нем снова было привычное мешковатое пальто, рыжие волосы прикрывала любимая кепка. Райан ошарашенно уставился на изрезанное в клочья пальто Беккера и только потом заметил лежащее в коридоре тело.

— Это убийца, — объявил констебль.

— Действительно, всех отравили, — подтвердил надзиратель. — И заключенных, и сотрудников — всех, кто находился в здании.

— Пища? — предположил Райан.

— Да. Но пища, которую ели охранники снаружи, была нормальной. Отрава оказалась только здесь, — объяснил надзиратель. — Готовят у нас штатские. Кого-то из них, должно быть, подкупили.

— По словам охранника, этот человек заявил, будто у него при себе послание от лорда Палмерстона, — сказал инспектор. — Отличный предлог, чтобы проникнуть в тюрьму. Мы нашли в кабинете начальника записку. В ней была всего одна строчка: «Обращайтесь с Любителем Опиума как можно жестче». Вряд ли начальник успел прочесть ее перед тем, как его зарезали.

— А потом убийца проник в здание, убедился, что все мы находимся в отключке, нашел ключи и направился к камере мистера Де Квинси, — подхватил Беккер. Он пил кофе, чтобы очистить мозг от последствий отравления. — Я обыскал тело, но не обнаружил ничего, что могло бы указать на его личность.

— Послание от лорда Палмерстона, — задумчиво проговорил Райан. — Я знаком с несколькими людьми из окружения лорда Палмерстона, но этого человека никогда не встречал. Возможно, художнику из газеты удастся нарисовать похожий портрет и кто-нибудь сможет его опознать.

Все собрались в той комнате, где Беккера и Эмили сморил наркотический сон. Девушка теперь сидела на койке рядом с отцом. На лице Де Квинси остались следы крови убийцы.

— Да, что касается ложки… — На удивление, в этот раз надзиратель обратился непосредственно к Де Квинси. — Откуда у вас взялась ложка?

Маленький человечек, похоже, не услышал вопроса. Он сидел и весь дрожал — сказывались последствия яростной схватки за жизнь.

И еще он страдал от длительного воздержания.

— Эмили, ты наполнила мою фляжку?

— Отец, у меня не было возможности. Я не уходила из тюрьмы.

Де Квинси задрожал еще сильнее.

— Расскажите, откуда у вас ложка, — настаивал надзиратель.

— Это я дала отцу, — сообщила Эмили.

Тюремщик разинул от изумления рот.

— Инспектор Райан, — хриплым голосом спросил Де Квинси, — кто знал, что меня помещают в эту тюрьму?

— Для начала все газетчики, которые видели, как мы привезли вас сюда. Лорд Палмерстон постарался, чтобы вести об этом распространились повсюду. К сегодняшнему вечеру все вокруг знали, что Любитель Опиума находится в «Колдбате». Лорд Палмерстон хотел, чтобы вас считали главным подозреваемым и чтобы народ знал: вы сидите под замком.

— Чтобы люди почувствовали себя в безопасности.

После всего произошедшего Де Квинси казался еще меньше ростом. Его буквально трясло.

— Верно.

— Но произошло новое убийство, — предположил Де Квинси.

— Потому я и примчался сюда, — кивнул Райан. — Произошло целых два убийства. Восемь человек убито в таверне и еще трое — в доме врача.

— Плюс начальник тюрьмы. И я не мог совершить ни одно из этих убийств, так как находился в камере под замком. Поэтому нет никаких причин и дальше содержать меня здесь.

— Но лорд Палмерстон не давал на это указаний, — возразил надзиратель.

— Ну, я думаю, у него сейчас множество других забот, — заметил Де Квинси. — Например, те уличные волнения, о которых рассказал инспектор Райан. Тем не менее нет ни одной причины, чтобы удерживать меня в тюрьме, зато есть все резоны отпустить на свободу.

— Какие еще?

— Я должен изучить места преступлений.

Эмили удивленно вскинула голову.

— Отец, о чем ты?

— Инспектор Райан, отвезите меня в таверну. Необходимо выяснить, что еще убийца, сам того не желая, сообщил нам о себе. Пока не случилось худшего.

— Но сейчас-то уже не о чем беспокоиться, — заявил Беккер. — Убийца лежит мертвый в коридоре. Все кончено.

— В коридоре лежит убийца. Это так. Но он был не один.

— Но почему, черт побери, вы так думаете? — воскликнул Райан.

— Когда он ворвался в камеру, он сказал несколько слов. Довольно грубых, и я не хотел бы их повторять.

— Ну, если ты так говоришь, значит слова были действительно грубые, — заметила Эмили. — Однако уходить я не собираюсь.

— Хорошо. Он назвал меня маленьким хитрожопым мерзавцем.

— Кое-кто мог бы с этим согласиться, — подал голос надзиратель.

— Точнее, его слова звучали так: «Он предупреждал меня, что ты маленький хитрожопый мерзавец».

— Он? — переспросил Райан.

— Кто-то дал этому человеку определенные инструкции. Теперь, когда тот, другой, кем бы он ни был, повторил убийства восемьсот одиннадцатого года, он запросто может создать свой собственный шедевр.

Глава 11

МРАЧНЫЕ НАМЕКИ

Туман был еще более густым, чем накануне. Частички копоти в огромном количестве кружились в воздухе и прилипали к одежде и коже. Инспектору с трудом удалось найти крытый экипаж, и сейчас констебль вез Райана, Беккера, Де Квинси и Эмили к таверне, где произошло убийство. Ехать в экипаже с парусиновыми стенками и крышей было, конечно, комфортно, но Райан предпочел бы видеть клубящийся вокруг туман и иметь возможность следить за двигающимися в нем тенями, чтобы успеть вовремя среагировать на возможную угрозу.

В свете неяркой лампы под крышей инспектор видел, что Де Квинси по-прежнему бьет дрожь. Маленький писатель смыл наконец кровь человека, который его чуть не убил, и лицо его было совершенно белым.

— Как вы себя чувствуете? — спросил инспектор.

— Спасибо, все в порядке. Мне уже доводилось испытывать подобное.

— На вас когда-то нападали? Вам уже приходилось сражаться за свою жизнь?

— Скажите, это произошло на самом деле? — снова спросил Беккера Де Квинси.

— Это было на самом деле.

— Я все смогу перенести, если у меня будет лекарство, — сказал Де Квинси и обхватил себя за плечи.

— Почему вы так упорно называете эту гадость лекарством? — поинтересовался Беккер.

— Без лауданума я бы не смог переносить лицевые боли и проблемы с желудком.

— Будет хуже, чем сейчас?

— Иногда мне удается уменьшить дозу, и в конце концов я даже полностью от него отказываюсь. — Голос Де Квинси дрогнул. — Но боли усиливаются. Ощущения такие, будто стая крыс терзает мой желудок. И в итоге я не могу сопротивляться необходимости принять дозу.

— А не могут боли быть вызваны привычкой организма к наркотику? — спросил Райан. — Возможно, если бы вы приучились обходиться без него, и боли отступили бы.

— Как бы я хотел, чтобы все было так просто.

На Беккера кто-то навалился, и он увидел, что Эмили, все еще не пришедшая в себя после отравления, заснула, положив голову ему на плечо. Ни ее отец, ни инспектор, казалось, не находили в этом ничего из ряда вон выходящего, так что констебль старался сидеть неподвижно, чтобы девушке было удобно.

— В лаудануме нуждается скорее разум, чем тело, — продолжил Де Квинси. Разговор, казалось, отвлекал его от навязчивых мыслей о наркотике. — В нашем сознании есть двери.

— Двери? — озадаченно спросил Райан.

— Я открываю их и обнаруживаю мысли и чувства, которые меня контролируют, но о существовании которых я не знаю. К несчастью, процесс самопознания может обернуться кошмаром. Много ночей подряд мне снится кучер, превращающийся в крокодила.

— Мысли, которые контролируют вас, но о которых вы не знаете? Крокодил? — Райан помотал головой. — А мне уже показалось, что я могу уследить за ходом ваших рассуждений.

— Мой друг Кольридж тоже был известным любителем опиума.

— Я об этом слышал, но, признаюсь, не читал его произведений, — сказал Райан.

Де Квинси начал нараспев декламировать стихотворение. Беккер забеспокоился, а не потерял ли маленький человечек рассудок. Строки, которые он произносил, отчетливо попахивали безумием.

И тень чертогов наслажденьяПлыла по глади влажных сфер,И стройный гул вставал от пенья,И странно слитен был размерВ напеве влаги и пещер.Какое странное виденье —Дворец любви и наслажденьяМеж вечных льдов и влажных сфер.[15]

— Это Кольридж. Из поэмы «Кубла Хан», — пояснил Де Квинси.

— Очень яркие рифмы.

— Безусловно, — согласился Де Квинси и, дрожа, еще крепче обхватил себя за плечи.

— Но размер какой-то детский.

— И это верно. Кольридж использует детские рифмы и размер, чтобы создать впечатление, будто вы находитесь под воздействием опиума. На самом деле это он был под воздействием опиума, когда писал свои произведения. Хотя наркотик и помогал ему творить великолепную поэзию, он же разрушал его здоровье. Он изо всех сил пытался избавиться от этой привычки, но не так-то легко отказаться от райского наслаждения.