Пленник волчьей стаи - Юрий Пшонкин

«Сейчас я узнаю, кто ты, пришелец»,— решил Олелей и спросил:

—      Тавтык, скажи, кто твой отец? Я многих знаю в большом стойбище Кавача.

Атувье, словно его ударили по спине тяжелым остолом, вздрогнул, сжался. Он все понял. Не глядя на стари­ка и его сына, Атувье поднялся, вздохнул и... пошел туда, откуда пришел. Что-то заставило его оглянуться. Атувье вздрогнул — сын старика стоял, держа в руках винчестер.

—         Пусть идет своей тропой. Не мешай ему, Вачучко,— услышал Атувье слова одноглазого старика. Повернувшись к жене, старик спросил раздраженно: — Скоро ты дашь еду? Копаешься, как беременная зайчиха...

—        Я ждала, когда уйдет этот парень, которому уже не быть гостем в наших краях. Мясо сварилось давно. Я ждала, когда он уйдет,— ответила старуха. Она слы­шала от мужа про парня из стойбища Каиль, который ушел к волкам...

Атувье не расслышал слов старухи, но понял, что она говорит о нем плохо.

Они шли по берегу Апуки еще два дня. На третий день дорогу перегородила другая река — приток Апуки. Переплыть на бревне эту младшую сестру Апуки они не могли — река была широкая, очень быстрая. Атувье ре­шил уйти вверх этой реки и там подыскать место, где он поставит ярангу. Да, надо уйти подальше от Апуки. Ле­том — она тоже дорога. Чем дальше он уйдет от реки, тем спокойнее будет у них жизнь.

Дни стали долгими, а ночи — как хвост оленя, совсем короткими. Нет, это были не ночи, а совсем светлые су­мерки.

Торопливая зелень Севера на глазах набирала силу. Словно наконечники стрел пробивались сквозь пепельно- грязную прошлогоднюю листву, сквозь «мочалки» увяд­шей прошлогодней травы зеленые язычки черемши. Про­будившиеся леса заполнялись трелями, свистом, щел­каньем, карканьем птиц, а на открытых солнцу полянках смешно резвились молодые зайчишки. Пробудилась, ожи­ла освободившаяся от холодного покрывала зимы земля чаучу. Над бурными горными реками, над сонными озерами, протоками парили орланы, вороны. Большие птицы ждали подхода рыбы. Все глубже, приметнее ста­новились медвежьи тропы возле рек и проток.

Пройдя по берегу неизвестной ему реки совсем немно­го, Атувье увидел место, которое сразу понравилось. Не­далеко от берега, среди тополей и тальника он разглядел на бугре поляну.

Осмотрев уютное место, спрятанное от ветров деревья­ми, он сказал жене:

—       Я думаю, здесь жить будем.

Тынаку место тоже понравилось. Не говоря ни слова, она принялась развязывать сумку с приданым.

Атувье наломал сушняка, быстро развел костер и не мешкая пошел к реке ловить рыбу. Он быстро надергал хариусов и гольцов.

Тынаку выпотрошила рыбу и положила ее в уже ки­пящую воду.

Черная спина с удовольствием похрустывал непотро­шеной добычей хозяина.

Пока варилась уха, Тынаку нарвала молоденьких, еще клейких листочков березы, рябины, собрала пучок трав. Когда уха сварилась, она повесила над огнем чайник, бросила в него зелень. У них осталось всего полплитки чая, и Тынаку решила сберечь его для какого- нибудь радостного дня.

После еды Атувье сразу же принялся за дело. Он уже наметил молодые деревца для остова яранги. Малень­кий топор весело засверкал отточенным лезвием в креп­ких руках отверженного оленного человека Атувье, сына Ивигина. Надо было торопиться. Совсем недолгий гость в стране оленных людей аннок — раннее лето. Скоро из своих яранг-нор вылетят оводы, и наступит калятынга — время нагула оленей. Теплое время калятынга, однако, для пастухов — самое тяжелое: оводы и комары дони­мают оленей, много бегать приходится, мало спать... Калятынга тоже совсем мало гостит у чаучу, пробегает как хороший ездовой олень. Потому ему, хоть и не имею­щему оленей, надо было поторапливаться. Заленишься сейчас — зимой голодным спать ляжешь. Э-э, зачем о еде сейчас думать. Ярангу побыстрее ставить надо... Он снял меховую рубашку (кухлянку сразу сбросил, как только сюда пришел), но и без рубашки было жарко. Пот высту­пил на его широкой сильной спине, соленые ручейки стекали со лба.

Тынаку, которая рядом с ним рвала траву, то и дело украдкой посматривала на мужа-богатыря. Сердце ее ра­достно стучало: «Какой сильный и красивый. Я очень хочу, чтобы у нас родился такой же сильный и красивый сын»,— шептала она.

Поздно вечером перестал стучать в этом медвежьем царстве топор Атувье. Хорошо поработал и топор, и хозя­ин — неподалеку от костра лежали толстые ровные жер­ди — на остов яранги. С реки тянул ветерок, комаров мало было.

Атувье много вареной рыбы съел и выпил подряд три кружки пахучего чая.

Так закончился первый день у семейного очага. Ниче­го, что спать они легли в маленький шалашик, наскоро сооруженный женатым человеком Атувье. Ничего, что вместо шкур жена набросала на землю траву и ветки кедрача. Они были еще очень молоды, полные сил, и сердца их стучали согласно. А сердца стучат согласнотолько у любящих и любимых.

Атувье проснулся вместе с птицами. Можно было и еще поспать, но он стряхнул мягкие, ласковые объятия сна, выбрался наружу. Надо было думать о еде. Еда ря­дом — в реке.

Над рекой еще дремал туман. Он заполз и в лес, в кус­тарник. Предрассветную тишину будили звонкие хлопки охотившихся на зорьке гольцов и хариусов. Рыбу на завт­рак Атувье мог наловить и вчера, но, как настоящий жи­тель этой суровой, но богатой земли, он предпочитал есть свежую рыбу. Разве трудно сходить к реке, чтобы поймать свежую?

Река, еще мутная, ходко бежала к морю, волоча на себе кусты, деревья. Река сама брала их, подмывая глинистые берега.

Как и вчера, Атувье быстро наловил хариусов и голь­цов.

После завтрака Атувье и Тынаку принялись ставить остов яранги. Дело это хоть и простое, но требовало внимания, старательности. Жерди-столбы Атувье загото­вил гораздо толще, чем для обыкновенной яранги. Его яранга не будет покрыта рэтэмом из продымленных оленьих шкур. Нет шкур. Зато есть другое. Он решил построить ярангу, как строили свои чумы-юрташки бере­говые люди. У них там тоже нет шкур, но есть трава и земля.

Одному Атувье трудно бы пришлось. Тынаку хоть и слабая, но помогала хорошо. Сначала они установили две жерди, наклонив их друг к другу. Потом дело пошло быстрее, однако времени ушло немало, прежде чем остов их будущей яранги был установлен, закреплен. Теперь надо было готовить кровлю. Атувье взял топорик и при­нялся вырубать ровные дольки дерна, а Тынаку рвать осоку. Дерн и трава заменяли береговым людям-нымыланам шкуры оленей. Оленный человек Атувье решил последовать их примеру. Он видел яранги нымылан на берегу Охотского моря, когда отвозил с Киртагином к священной пещере на маленьком острове дары духам- охранителям от жителей стойбища Каиль.