Тариф на любовь - Ольга Сакредова

Первый тост был, естественно, за дам. После этого пришла очередь раков. Ася попросила Ваню помочь Катерине, и оба кавалера принялись угощать, перекладывая лакомые кусочки в тарелки Аси и Кати. Федорович к тому же подливал вино в фужеры и поторапливал осушать их. Ася решилась открыть свою маленькую тайну, чтобы придать возлиянию достойный повод.

— У меня есть тост, — негромко сказала она.

Мужчины наскоро вытерли пальцы и, взяв бокалы, устремили взгляды на девушку.

— Неловко, ну да ладно! — Ася тряхнула головой.

— Не стесняйся, Федоровна, — поддержал ее председатель. — Расскажи нам о своих желаниях.

— Обычно говорят, — тоном и взглядом Ася пресекла говорливого Ивана, — как встретишь Новый год, так и проведешь его. Сегодня — мой день, и хочется, чтобы и год прошел так же весело, как сейчас, в этот вечер.

— И что это за день? — спросил Ваня.

Ася одарила его благодарной улыбкой и ответила:

— Мой день рождения.

— Ух ты! Правда, Ася? — воскликнула Катя и так посмотрела на девушку, будто перед ней предстала волшебница.

С грустью Ася вспомнила, как благоговела перед этим днем, когда был жив отец. Позже мать умудрялась испортить любой праздник.

— Что ж ты молчала?! — возмутился Федорович. — Сколько же тебе?

— Ваня! — упрекнул хозяин.

— А! — простодушно отмахнулся Федорович. — Восемнадцать лет можно не скрывать. Из-за вашей городской щепетильности никогда не узнаешь о человеке. О красавице. — Он задержал взгляд на Асе, явно ожидая одобрения своим словам.

— Накинь еще десять лет, — спокойно произнесла Ася, — и попадешь в самую точку.

— Ты меня разыгрываешь! Не верю. Нина шкуру с меня сдерет, если я скажу, что ей тридцать два, — она застопорилась на двадцати.

— Ерунда, — рассмеялась Ася. — Мне дорог каждый год… каждый день, — после запинки продолжила она. — К тому же я уверена, что твоя Нина больше дорожит годами после двадцати. Сколько у вас детей?

— Какая ты мудрая, Асенька. — В притихшем голосе председателя звучало уважительное восхищение. — У нас трое мальчишек, и я уговариваю Нину на четвертого.

— Только уговариваешь? — Ася испугалась собственной смелости. В глазах Ивана Федоровича зажегся чисто мужской интерес.

— Очень ласково уговариваю, — томно затянул он. — И очень настойчиво. Хочешь попробовать?

Ася зарделась, о чем тут же не преминул сообщить Федорович. Она судорожно решала, как воспринять слова председателя — то ли это наглость, то ли деревенская простота. Дома ребята тоже отличались грубой прямолинейностью, и в институте сельская молодежь открыто выражала свои желания. Но это было давно. За десять лет, прожитых в городе, Ася отвыкла от подобных предложений, что облегчало ее жизнь, но не ограждало от душевных переживаний.

Все же она рассмеялась несколько натянуто:

— Пробуй со своей супругой, а то как бы четвертый ребенок не оказался внебрачным. И Нина не то что одну — семь шкур с тебя сдерет, а я помогу и без пробы.

— И тебе не будет меня жалко? — усомнился Федорович.

— Ах, как вы любите, чтоб вас жалели! — Ася вошла в раж, воспоминания о Юлике подхлестнули ее обличительное злорадство. — Хотела бы я видеть, как ты будешь жалеть Нину, когда она начнет «пробовать». И как…

— Давай выпьем, — перебил ее Федорович. Предположения пришлись ему не по душе, да и Ася поняла, что зашла слишком далеко.

Но, елки-палки, почему им можно не считаться с чувствами жены и в то же время лицемерно оскорбляться от одного упоминания о неверности? Ася отпила немного вина и, чтобы не показывать свое раздражение, полностью переключила внимание на закуски.

На несколько минут за столом воцарилась тишина. Ваня с Катей тихо беседовали. Он бросил взгляд на Асю и Федоровича, словно удивляясь, почему они замолчали, и снова обратился к Кате.

— Солнышко, — Федорович доел грибной салат, решив, что молчание затянулось, — сколько тебе лет?

Катя тревожно взглянула на шумного дядю, не вполне веря, что он обращается к ней, и перевела взгляд на Ивана. Он откинулся на спинку стула, предоставив девочке самой ответить.

— Шесть. Я уже хожу в школу, в первый класс.

— Так ты уже большая! — воскликнул Федорович. — А моему балбесу девять, а старшему тринадцать. Но он старый для тебя, а вот Никитка в самый раз. Приедешь к нам в деревню, солнышко? Я вас познакомлю, играть будете вместе, а там, глядишь, и свадьба не за горами.

Ася усмехнулась про себя, взяла бокал и начала медленно цедить вино, следя за разговором. Она ждала, что к ней обратится Иван — чудесная возможность, пока Федорович занят Катей. Но он молчал, редко улыбался, скорее вежливо, чем искренне. Ася чувствовала его напряжение и не могла преодолеть барьер отчужденности, ничего не приходило в голову, чтобы заинтересовать Ивана. Оставались лишь неловкость и неясность в мыслях.

Ваню разбирала злость. Надо же, столько лет прожить, столько баб поменять — и вдруг тут захлебываться в дурацкой ревности. Он был уверен, что ревности для него не существует. Даже когда Лена сообщила о любовнике и о том, что уходит к нему, в Ване не возникло чувство соперничества или собственничества. Он злился, бушевал, неистовствовал, но ревности не было. Почему же сейчас он ревнует ту, которую ревновать не имеет права? Настя не подавала надежды, не делала авансов, напротив, тщательно избегала маломальского сближения. Но Иван мечтал о Насте, он желал ее, нуждался в ее тепле и внимании. И мучился, когда все это она дарила другому. Умом Ваня понимал, что недвусмысленные намеки председателя несерьезны. Все это грубый деревенский, ни к чему не обязывающий флирт. И Настя это понимала и отвечала со свойственной ей язвительностью. Но она не оскорблялась и не обижалась, ее смех по-прежнему наполнял комнату и озарял ее яркими улыбками.

Она вела себя свободно — вот с чем не мог смириться Иван. Настороженная скованность Насти, которую он безуспешно преодолевал на протяжении двух месяцев, в момент исчезла в общении с сельским парнем. Ваня знал, что Насте претит вульгарность, она с раздражением одергивала Веру, когда та позволяла себе вольность в языке, и все же смеется и иронизирует над пошлостями председателя.

— Я не хочу жениться, — с достоинством ответила Катя и украдкой посмотрела на Асю. — Я еще маленькая. И мне не нравятся… — Она подыскивала приличное слово.

— Балбесы? — подсказал услужливо Федорович. Катюша неохотно кивнула. — А мы и не будем тебя женить, — загрохотал смехом Федорович. — Мы женим Никитку. Но конечно, ты права: не сейчас. Сейчас вы и придумать не сможете, чем заняться вдвоем. — Он весело подмигнул Асе. — Но через несколько годков он вырастет, поднаберется ума-разума, станет завидным женихом…