Острее змеиного зуба (Острее, чем зуб змеи) - Саймон Грин

Они были вырезаны из чистой, почти прозрачной древесины, и мне не составляло никакого труда понять, кого они изображают. Эдди Бритва, Мертвец, Уокер, Сьюзи Дробовик. Мне пришло в голову — а если я поищу… смогу найти себя? Я демонстративно повернулся к фигуркам спиной и обнаружил, что пол в центре зала уже занят огромными старомодными песочными часами. Они были на фут выше меня и двух футов в диаметре, а их сверкающая прозрачная колба поддерживалась тем же более чем странным полупрозрачным деревом. Большая часть песка пересыпалась из верхней колбы в нижнюю, и в этом было что-то печальное.

Я медленно пошел вокруг массивных часов и встретил кого-то идущего мне навстречу, хотя был уверен, что там, откуда я начал, никого не было. Я остановился, и она тоже, и какое-то время мы подозрительно друг друга разглядывали. Высокая и почти болезненно худая, с длинными лентами мышц на обнаженных руках, — подросток-панк в потрепанной черной кожаной куртке, украшенной заклепками и цепями поверх грязной белой футболки и потертых синих джинсов. На голове был колючий черный ирокез, высоко подбритый по бокам, а лица было почти не видно за обилия черной и белой косметики. Английская булавка была вставлена в одно ухо, а из другого свисало ржавое бритвенное лезвие. В ее глазах была агрессия, а накрашенные черным губы обнажали оскал зубов. Она смотрела на меня, уперев в бедра крупные кулаки. На костяшках пальцев обоих была татуировка «ненависть» («hate»).

— Я сошла с ума, — заявила она вдруг глубоким хриплым голосом (Игра слов — I’m Mad — Я сошла с ума и Меня зовут Мэд).

— Конечно, — сказал я, стараясь говорить спокойно и успокаивающе.

— Это сокращенное Мэдлен, ты, дерево! — Она подняла правую руку, и в ней неожиданно появился кнопочный нож, из которого с мерзким звуком выскочило лезвие. Видимо, предполагалось, что я должен быть поражен, но ведь я знал Эдди Бритву. И Сьюзи Дробовик. Девушка-панк зарычала на меня.

— Чего ухмыляешься? Думаешь, я им не воспользуюсь? Это дом Времени. Я смотрю за ним, потому что, ну… кто-то же должен. Иначе, будет бардак… Слушай, мы не любим нежданных, непрошеных посетителей, так что можешь разворачиваться и возвращаться, откуда пришел. Или будут проблемы.

— На самом деле, боюсь, что я здесь застрял, — ответил я. — Я приехал на поезде. С Темной Стороны.

Она громко фыркнула. — Этой помойки? Я даже на спор туда бы не пошла.

— Ну, да, известно, что многие испытывали подобные чувства, но… мне правда нужно поговорить с Дедушкой Время.

— Зато у него нет нужды видеть тебя, так что проваливай, пока я не решила для начала нарезать из тебя ремней.

Я на мгновение задумался. — Здесь есть кто-нибудь еще, с кем я мог бы поговорить?

— Нет! I’m Mad!

— Да, это мы уже установили… Может быть, есть кто-то, кто присматривает за тобой, следит, чтобы ты не поранилась, ни у все такое?

— Точно! Вот оно что! Ты собираешься вернуться на Темную Сторону внутри тридцати семи жестянок из-под чатни (chutney — чатни (индийская кисло-сладкая фруктово-овощная приправа)!

Я думаю, в этот момент мы оба были близки к тому, чтобы сделать что-то прискорбное, поэтому было здорово, что Дедушка Время решил, наконец-то, явить себя. Он появился из ниоткуда, выглядя в точности таким же, каким я его запомнил с нашей последней встречи в Башне Времени. Высокий сухопарый мужчина лет пятидесяти с небольшим, одетый по высокой Викторианской моде. Жюльену Адвенту понравился бы его стиль. Время носил длинный черный сюртук излишне тяжелого покроя, еще более тяжеловесные серые брюки, и, не считая золотой часовой цепочки, натянутой поперек жилета, единственной цветной искрой в его наряде был абрикосовый галстук на шее. Он был по-старомодному, но все-таки достаточно красив, с решительно задранным подбородком, ледяной улыбкой и старыми, очень старыми глазами. Истончившаяся грива длинных белых волос была зачесана назад, обнажая благородный лоб, и оставлена лежать так. Атмосфера тихой власти окружала его, подобно старому привычному плащу, но ее слегка подрывааа легкая неопределенность в его взгляде.

— Все в порядке, Мэдлен, — спокойно сказал он. — Я знаю, кто это. Я ждал его. Теперь иди и займись чем-нибудь полезным, дорогая, пока я буду рассказывать этому джентльмену то, чего он почти наверняка не хочет слышать.

Мэдлен снова громко фыркнула, и заставила исчезнуть лезвие ножа. — Ну, по-моему, это уже кое-что. Ты уверен, что можешь ему доверять?

— Нет, конечно, но сегодня такой день, какой бывает раз в несколько веков.

Мадлен обошла песочные часы и усчезла, оставив нас со Временем вдвоем в огромном Зале. Он оглядел себя и коротко улыбнулся.

— Мне действительно необходимо поменять этот имидж на что-то более подходящее. Я все-таки Переходная Сущность… столь многие из вас, похоже, в эти дни считают такой вид утешительным. По-моему, я знаю причинуу, и у Путевого Доктора есть множество ответов на…

— Отлично, — сказал я, просто потому, что нужно что-то говорить в подобных паузах. — Извините, что вмешиваюсь, но…

— Да, да, мой мальчик, я знаю. Лилит, наконец, добралась до Темной Стороны, и все трещит по швам. Но, к сожалению, я не могу вмешаться. Я не могу вам помочь. И никто не может.

— А-а, — Совсем не то, что я хотел услышать. — Я пришел сюда, потому что…

— О, я знаю, почему ты здесь, Джон Тэйлор. Я знаю, чего вы хотите от меня. Оно у меня прямо здесь. Но вам оно не понравится.

Он сделал неопределенный жест левой рукой, и в воздухе между нами повис небольшой черный ящик с глухой матовой поверхностью. Крышка сама собой поднялась, открывая Говорящий Пистолет, уютно лежащий на кроваво-красном бархате. Он лежал очень тихо — самое уродливое оружие из всех, когда-либо созданных. Лишь от одного взгляда на него у меня возникло чувство, словно в Зал вошел бешеный пес. Пистолет был сделан из мяса, плоти и кости, увитый темными венами, с кусочками хряща, — и все это соединялось полосками бесцветной кожи. Живые ткани, которым придали форму орудия убийства. Тонкие костяные пластинки, покрывающие рукоятку, крупились туго натянутой кожей, горячей и потной на вид. Вместо курка был длинный собачий клык. Красное мясо ствол влажно блестело. Я подумал, как много пришлось отдать моей матери от своего тела, чтобы сделать эту жуткую вещь, этот Говорящий Пистолет. Вблизи древнее оружие пахло, как животное на жаре. И я мог слышать, как он дышит.

— Меня совершенно не волнует, что будет делать такое мощное оружие в руках пресловутого Джона Тэйлора, — резко заявил Дедушка Время. — Слишком большое искушение для любого смертного. Не говоря уже о вас. Но… я в любом случае собираюсь вручить его вам. — Он кратко посмотрел на огромные песочные часы. — Отчасти потому, что время Темной Стороны заканчивается. Отчасти — потому что, как я ни старался, я не смог найти никого более подходящего, чтобы отдать ему Пистолет… Но, главным образом, потому, что будущая версия меня самого пришла назад во времени, чтобы просить меня об этом, и мне бы очень хотелось никогда больше подобных вещей с самим собой не проделывать.

Крышка захлопнулась, и черный ящик бесцеремонно прыгнул мне в руки. Время тяжело вздохнул, покачал головой и щелкнул пальцами. И тут же я оказался в каком-то другом месте.

Глава тринадцатая. МАТЕРИНСКАЯ ЛЮБОВЬ

Я снова оказался на Темной Стороне, на Площади Башни Времени, и моей первой мыслью было: как тихо и мирно все вокруг. Я медленно огляделся по сторонам, и никто не посмотрел на меня в ответ. Не было ни толп людей, ни монстров, наверное, потому, что на площади не осталось ничего, что можно было разрушить, и никого, кого можно было убить. От зданий остались закопченные огнем остовы, обрушенные внутрь или наружу, потрескавшийся камень и битый кирпич. Повсюду валялись мертвые тела, мужчины, женщины и прочие — поврежденные или разорвынные настолько, что невозможно было сказать, кем или чем это было изначально. Они напоминали множество сломанных надоевших кому-то игрушек. Ничего нигде не двигалось. Здесь не было даже крыс, снующих между телами. Возможно, их всех тоже убили. За пределами Площади, на расстоянии, Война продолжалась по-прежнему. Я слышал слабые крики, рев моторов и взрывы, еще и еще, неожиданные вспышки света, отодвигавшие тьму. Но Площадь была неподвижной и безмолвной.

Я не мог избавиться от мыслей об опустошенной будущей Темной Стороне Я много раз это видел. Мертвые земли, расколотый мир, — и все из-за меня. Будущее, которое все настоятельнее подходило ближе и ближе, несмотря на все мои усилия по его предотвращению, — становясь с каждым шагом все реальнее, все неизбежнее. Может быть, в конце концов, некоторые варианты будущего и правда неизбежны.