Мир на взводе: пружина разжимается - Федор Лукьянов

Старый и новый атлантизм

Новый атлантизм бросает вызов альтернативным моделям европейской безопасности. Герметичный и всеобъемлющий характер атлантического сообщества вступает в противоречие с представлениями о плюралистической и открытой Европе и призывами к чему-то вроде европейского панконтинентализма. Критики России обвиняют ее в попытках определять стратегический выбор соседей, прежде всего Грузии и Украины, навязывая им решения в духе необрежневской доктрины ограниченного суверенитета. Рассуждающие реалистично наверняка сказали бы, что любая держава была бы обеспокоена стратегическим выбором своих соседей, если бы он угрожал ее безопасности. Между тем Россия стремилась в конечном итоге подняться над этими дилеммами и создать панъевропейские структуры, которые преодолели бы традиционные разделительные тенденции.

Увы, даже намерение начать дискуссию о том, какую форму могли бы принять такие структуры, рассматривалось как попытка расколоть атлантическую систему безопасности. Так было положено начало порочному циклу, который в конечном итоге лишь усилил консолидацию западной блоковой системы.

Новый атлантизм является идеологическим проявлением этой консолидации, став вооруженным крылом евроатлантического сообщества и все более отождествляясь с ним. Это не означает, что решены проблемы внутренней консолидации, разнонаправленных амбиций и представлений о конечных целях и задачах НАТО, нежелания выполнять обязательства по расходам на оборону и многие другие проблемы институционального развития. Мой тезис состоит в том, что новый атлантизм представляет собой именно ту площадку, на которой сегодня обсуждаются эти вызовы.

С самого начала Россия выражала недовольство тем, что осталась за бортом, но по причине своей слабости в 1990-е могла позволить себе лишь бессильный ропот по поводу Косово, расширения НАТО и других вопросов. В 2000-е Россия уже была в состоянии подкрепить свое недовольство действиями. Но и атлантизм образца холодной войны превращался в нечто иное. Новое его издание повлекло за собой не только сохранение натоцентричной системы безопасности и ее распространение на территории, находившиеся в сфере влияния бывшего противника, но и качественное изменение самой системы безопасности. Новый атлантизм не только расширил – что является темой бесконечных комментариев, – но и укрепил «демократическую нормативность», наличие обязательных для всех правил и стандартов, отличавших Атлантическую хартию, разработанную Уинстоном Черчиллем и Франклином Рузвельтом в августе 1941 года.

Атлантическая система стала во все большей степени неспособна критически оценивать последствия своих действий с точки зрения силы и геополитики. Именно такой геополитический нигилизм спровоцировал впоследствии украинский кризис.

Бывший изначально оборонительным альянсом, созданным для противостояния Советскому Союзу, новый атлантизм стал более воинственным в продвижении своих интересов и более агрессивным в культурном плане, позиционируя себя при этом как модель цивилизационного прогресса. Он не способен принять геополитический плюрализм в Европе и тем самым становится все более монистским организмом. Будучи «империей по приглашению» (хотя приглашение не распространялось на Россию) и сохраняя внутренние расхождения, новый атлантизм, в упор не видя в своем составе крупнейшей европейской державы, не сумел обойти метастазы Второй мировой и холодной войны и поступательно утверждает логику прежних эпох.

Новый атлантизм: герметичный и всеобъемлющий

Новый атлантизм является продолжением традиционного, но с распадом того, что было принято считать «системой европейской безопасности после окончания холодной войны», атлантическое сообщество превращается в нечто иное. Утратив первоначальный смысл, оно пустилось в поиски новых задач, которые в конечном итоге обрело, несколько переформулировав задачу изначальную: сдерживание России.

25 лет после окончания холодной войны стали переходным периодом, когда НАТО вела войны на юго-востоке Европы и в Афганистане, но главное – стремилась достичь недостижимого: сохранить изначальный атлантический характер, обеспечивая господство США в расширяющемся альянсе, и при этом налаживать отношения с Россией как партнером в сфере безопасности. Усилия, потраченные на достижение последней цели, были искренними и напряженными, но, в конце концов, были сведены на нет продвижением НАТО к российским границам и сохраняющимся доминированием Вашингтона в альянсе. Без институциональной трансформации НАТО провозглашенное партнерство с Россией не могло решить нарастающих проблем в сфере безопасности. Печальные последствия этого стали очевидны в ходе борьбы за Украину.

Меняющийся функционал атлантизма – это отражение его внутренней эволюции. Выше он уже характеризовался как герметичный и всеобъемлющий. Под герметичностью я понимаю то, что система безопасности, созданная после Второй мировой войны и вовлеченная затем в холодную войну, после 1989 года значительно расширилась за счет большей части бывших государств советского блока и даже части бывшего Советского Союза (прибалтийские государства). Но его внутренняя логика и структуры оставались на удивление невосприимчивы к переменам, даже несмотря на падение «железного занавеса» и осторожное движение России к капиталистической демократии и международной интеграции. Так и не нашлось способа сделать Россию полноценным членом нового сообщества безопасности, и, таким образом, ее фактическое исключение из самой важной структуры в сфере безопасности породило напряженность и потенциальные споры, которые так явственно дали о себе знать во время конфликта из-за Украины.

Главная проблема в том, что атлантический альянс стал идеологическим проектом и тем самым по определению теряет гибкость и прагматизм, становясь все более жестким и избирательным в восприятии широкого спектра информационных потоков.

Напоминания об обязательствах США оборонять Европу становятся все больше похожими на мантры, маскирующие то, как эти самые обязательства подрывают панъевропейскую безопасность. Любая уступка России и даже намерение понять ее позицию считается проявлением слабости, что в реальности лишь раздувает конфронтацию.

Для новых атлантистов идея многополюсного миропорядка, активно продвигаемая Россией и более спокойно – Китаем, сродни анафеме. Это распространяется как на решение нормативных вопросов, так и силовых. Легкость, с которой НАТО вернулась на позиции конфронтации с Россией в духе холодной войны, иллюстрирует герметичный характер организации. Жизнь изменилась, но ментальность холодной войны сохранилась и играет теперь ведущую роль в новой стратегии сдерживания.

Если же говорить о всеобъемлющем характере нового атлантизма, то он набирал обороты в последние годы, когда внешнеполитическое и военно-политическое измерения ЕС фактически слились с атлантическим сообществом безопасности. Единая внешняя политика и политика безопасности ЕС (ОВПБ) после подписания Лиссабонского договора («Договора о реформе») 13 декабря 2007 года, вступившего в силу в 2009 году, теперь по сути является частью атлантической системы. Государства, вступающие в ЕС, обязаны приводить свою оборонную политику в соответствие с политикой НАТО, что фактически ведет к милитаризации ЕС. Ряд положений Договора об ассоциации между ЕС и Украиной, который должен был быть подписан в Вильнюсе 28–29 ноября 2013 года, но в конечном итоге это произошло лишь в мае 2014 года, после свержения администрации Виктора Януковича, свидетельствовал об усилении «трансдемократической смычки» между политикой и безопасностью.

Расширение ЕС стало частью процесса расширения евро-атлантического сообщества, предполагающего, что безопасность, качество государственного управления и экономические реформы идут здесь рука об руку. Иными словами, расширение ЕС дополняется членством в НАТО.

В 1991 году такая ситуация удивила бы большинство комментаторов. По историческим причинам ряд стран ЕС – Австрия, Кипр, Ирландия, Финляндия, Мальта и Швеция – не состоят в НАТО, но начиная с 1989 года большинство новых членов ЕС вступали также и в альянс. Под вопрос ставится даже нейтралитет: атлантисты Швеции и Финляндии используют кризис вокруг Украины для сближения своих стран с НАТО.

Новый атлантизм отражает постепенное превращение атлантической системы безопасности в сообщество, задача которого не просто поддержание безопасности, но поддержание некой специфической формы евро-атлантической цивилизации. По определению это означает отказ от того, что в послевоенную эпоху стало восприниматься как базовые европейские ценности, такие как социальная справедливость и равенство – в пользу новых гибридных форм.