Золотая акула - Андрей Молчанов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тофик стесненно кашлянул, стараясь как можно небрежнее обозреть вповалку лежащие тела врагов.
Это был звездный миг триумфа, ощущения власти, силы и значимости.
Казалось, все пространство мира пронизано его, Тофика, безраздельным величием.
Юсуп, этот жалкий, протухший клоп, мог быть растерзан в клочья по одному мановению его пальца, но сейчас куда более целесообразным представлялось не физическое, а моральное уничтожение поверженного противника.
Война ни к чему хорошему не приведет, в войне победителей нет. И сейчас, воспользовавшись ситуацией, он попросту должен нагнать черной жути, выставив покорному, неспособному произнести слово «нет» Юсупу крупный счет за похищение брата.
– Продолжим… – Тофик картинно перевел ствол пистолета на мокрый от пота лоб хозяина дома.
В этот момент молодой худощавый парень, сидевший, как и все остальные пленники, на коленях, со сложенными на затылке руками, резким движением выдернул из-под свитера пистолет и, перекатившись под ноги охранявшего бойца, сбил его с ног, тут же открыв прицельную пальбу.
Тофика пронзила леденящая сквозная боль в животе, в груди, и прежде чем потолок и пол гостиной поплыли в глазах, меняясь местами, словно он совершал «мертвую петлю», с досадой открылось, что в спектакле дешевого устрашения им был допущен глупый и самонадеянный перебор…
Дальнейшие последствия своего позерства остались ему неведомы.
В особняке же завязалась та тупая, беспощадная бойня, которую он еще недавно с ужасом представлял и которой вот-вот, казалось, избежал, если бы не ее величество случайность – движущая сила человеческого бытия, навсегда завершившегося и для Тофика, и для Куди, и для Юсупа.
Полковник МВД Константин Иванович, оставив экспертов-криминалистов и следователя прокуратуры на месте криминальной разборки, среди луж крови, стреляных гильз, трупов и испещренной пулями мебели, где специалистам предстояло копаться до утра, возвращался из подмосковного Монино в город в угнетенном состоянии духа.
Погибшего азербайджанца ему было все-таки жаль, ибо за первым планом профессиональной логики существовал второй, эмоциональный, в чьей скудности проскальзывала тень отдаленной привязанности к покойному. А может, глодало полковника чувство неизбежности конца каждого, в том числе и его самого, кто знает?
Однако отвлеченные эти рефлексии, вызывающие столь же бессмысленные думы о бренности всех жующих, он отринул и, внимательно всматриваясь в несущиеся навстречу фары, обратился к привычному прогнозу дальнейшего развития событий.
Место Тофика наверняка займет Исмаил. Парень хваткий, но молодой и неопытный.
Выдержит ли он неизбежную теперь войну с чеченами? Надо, чтобы выдержал. Надо сохранить пресловутую систему сдержек и противовесов в мире большого криминала.
А потому сразу же после возвеличения этого сопляка надлежит немедленно выйти на него, доказательно объяснив, что без него, Константина Ивановича – тайного советника и покровителя, группировке не выжить.
Однако в глубине души полковник был доволен. Завтра он встретится с заинтересованными коллегами из ФСБ, с кем, согласовав отправляемую за океан справку на банду покойного «нового американца» Куди Баргулова, обсудит также и создавшееся внутреннее положение.
Думается, коллеги единогласно поддержат его заключение, что позиции двух группировок и их зарубежного партнера серьезно ослаблены от полученных кадровых потерь в руководстве, перебиты самые хищные крысы, утрачены их связи, а значит, в своей активности гангстеры надолго утратят пыл.
Те же контрразведчики жаловались полковнику, что подобной методой успешно пользуется ЦРУ, существенно прорежая их ряды с помощью манипулирования мощными дядями, ответственными в нынешнем российском обществе за практическое воплощение понятий «сколько», «кому» и – «кого».
Игорь Володин
Этот чекист во время своих отлучек в город времени зря не терял! И когда мы, развивая ежевечернюю традицию, поцеживали винцо в наших апартаментах на втором этаже, выслушивая воспоминания папы об ужасах фашизма, он немало озадачил нас, неожиданно поднявшись из-за стола и объявив, что должен отъехать, ибо в городе у него имеется кое-какое дельце.
Возникшую паузу с элементами замешательства и недоверия он разрядил, обратившись ко мне:
– Хочешь, поедем вместе, думаю, не пожалеешь.
Компьютеры в головах присутствующих сработали по единой логической схеме.
– А мы что, уцененные какие-нибудь? – спросил Вова, имея в виду потенциальные остатки компании.
– Там только одна вакансия, – сокрушенно поведал чекист.
– Ага, – сказал Вова. – Вот так вот! Все ясно. А с какого хрена приглашается именно он? За какие заслуги? Задабриваем спонсора, да? Тут все, между прочим, за красивую женскую грудь – двумя руками…
– Ты женат.
– О! – Вова присвистнул возмущенно. – Ты бы еще прабабушку вспомнил…
– Я не понял, – в свою очередь разгневался Василий, выпятив челюсть. – Почему не учтены мои интересы? Тем более у меня такой великий пост образовался, что я теперь начинаю понимать смысл романса «На заре ты меня не буди…». А уж что касается того, чтобы обезвредить секс-бомбу…
– Хорошо, – сказал чекист. – Тащите жребий, жеребцы. Но учтите: проигравшие серьезно экономят на ресторанном счете.
Вова, прикинув личные финансовые возможности, задумчиво провел ногтем по суточной щетине, издавшей звук пожираемого огнем полена. Затем, кивнув в сторону папани, молвил:
– Продолжайте, дядя. Кажется, с вами мне будет все-таки интереснее.
– Счет – ладно, – напирал Василий. – Но что насчет гарантий результата?
– Что у нас насчет гарантий результата по подводной лодке? – парировал Сергей.
– Вот теперь – понял, – вздохнул Вася. – Две игры втемную одновременно – перебор. Я пас.
– Едем, – сказал я, накидывая пиджак.
– Кобелируйте, – равнодушно благословил папаня. – Охмуряйте куропаточек! Посмотрим только, с какими рожами завтра в море пойдете.
– Зависть – смертный грех, – заметил я. – Если ты пригласишь девушку в свой дом, она обязательно уточнит: не дом ли это престарелых?
– Чему там завидовать? – возразил папа, пропустив мою колкость мимо ушей. – Спустишь бабки, потом, как раб, будешь трудиться всю ночь над какой-то девкой, а наутро с больной башкой, да еще, не приведи случай, с инфекцией, – в пучину! На пятьдесят метров! Идите-идите, целуйте своих вертихвосток хоть в жопы!
– С удовольствием! – оживленно откликнулся на это чекист.
Вова и Василий с лицемерным глубокомыслием, подобно китайским болванчикам, закивали, выражая полнейшее единодушие с циничными пассажами старшего товарища.
– Я, – доверительно продолжил в их сторону папа, воодушевляясь от вынужденной солидарности с компаньонами, – как стал импотентом, так просто гора с плеч! Встретишь, бывает, экземпляр, посмотришь – вот так да!.. А потом подумаешь… Да катитесь вы на хер, леди…
Дослушивать этот самоуспокоительный бред я не пожелал, выйдя вслед за Сергеем в лиловые субтропические сумерки.
Фира Моисеевна, раскачивающая в гамаке, висящем между двух чахлых пальм, свои рыхлые телеса, шишковато выпирающие через сетку, воззрилась на нас, как мурена на острогу.
– О, как нас здесь не любят! – констатировал Сергей, бросив косой взор на ущемленную в правах домовладения аферистку.
До калитки нас провожало глухое нечленораздельное урчание клокотавших в груди Фиры Моисеевны негативных эмоций.
А через полчаса мы уже сидели в стенах ресторана, обтянутых вишневым бархатом, с наигранной непринужденностью болтая с нашими дамами – особами весьма привлекательными и острыми на язык.
Сестры были похожи друг на друга: обе высокие, русоволосые, прекрасно сложенные (тут у меня всплыло папашино определение Вовиной супруги), и – очаровательно-обаятельные.
Впрочем, на такого рода оценках сказывалось долгое отсутствие в моем окружении прекрасного пола и значительное количество выпитого сегодня «сухарика».
Официант – незаметно-проворный, как ниндзя, учтивым призраком витал вокруг стола, меняя блюда и вина.
С небольшой эстрадки, где расположились музыканты с гитарами и с балалайками местных модификаций, доносилось:
Gran Canaria – una,
Tenerife – dos,
El Hierro у la Gomera – tres у cuatro son.
Lanzarote – cinco,
La Palma – seis,
Y con Fuerteventura – siete son.
Испанцы пели великолепно: сильными, чистыми и страстными голосами, а слаженно звеневшие серебром струны своей искусной гармонией вызывали невольный восторг, чем-то схожий с испытанным мной некогда в кабачках лежащего в тысячах километров отсюда Тбилиси.
Вот ведь как странно: безусловно есть что-то загадочно общее в музыкальных культурах народностей, населяющих широкую виноградную полосу Европейского материка, и, наверное, имеется сей тайне наукообразное логическое объяснение, мне неведомое.