Золотая акула - Андрей Молчанов

Девочки, по всему чувствовалось, были нам искренне рады. В своем заточении на экзотическом острове со всеми прелестями его ландшафтов они тем не менее оставались бесконечно и удрученно одинокими, а мы – типы с грязными, чего греха таить, мыслишками, наверняка очевидными, – являлись для них все-таки неожиданной отдушиной с перспективой каких-то долгосрочных отношений, в отличие от категории залетного, однонедельно-курортного контингента.

Естественно, для усиления заинтересованности в наших персонах затянутых в Серегины сети красоток приходилось разглагольствовать и пыжиться, обещая прогулки на катере (я легко представил себе реакцию Василия), плавание с аквалангом (реакции папани и Вовы) и – совместный поход на выставку местных живописцев в культурный центр Ла-Олива. Наверняка – мазня, потерянное время на ее глубокомысленное созерцание, однако придумать более оригинальное культмероприятие на данном клочке вулканической суши я не сумел.

О делах Вериного мужа – полагаю, рискованных, – вопросов мы, конечно, не задавали, да и вообще, как я заметил, в любой праздной отечественной компашке, имеющей отношение к коммерческой активности, с недавних пор выспрашивания о том, кто чем занимается, становились откровенно неприличными, поскольку, думается, любой бизнес неизменно имел криминальный оттенок, а все тяготели к созданию благолепного образа собственной персоны в глазах окружающих.

Естественно, умолчали мы и о своих подводных изысканиях, хотя военные приключения папани, связанные с островом Фуэртевентура, я описал, вызвав у дам восхищение подвигами родителя. Правда, в итоге Вера не без сарказма спросила:

– Так что, вы осуществляете поход по местам боевой славы фашистских подводников?

Сергей, тут же припомнив пришедшийся к месту анекдот, сменил галс, замяв скользкую тему.

Танцуя с Леной, я вдруг с уверенностью ощутил, что наша сегодняшняя встреча обязательно получит свое продолжение, далекое от вульгарных определений моего грубияна папаши.

В нас утвердилось то бесспорно истинное мгновение щемящего обоюдного понимания необходимости друг другу, от которого мы, так же взаимно смутившись, онемели и возвратились за стол подобно двум заговорщикам.

Официант принес на десерт какое-то зеленое желе, а заверещавший в сумочке у Веры телефон – черную новость из Питера: час назад застрелили ее муженька-коммерсанта.

Безоблачная атмосфера нашего застолья истаяла, как случайный июльский град.

Вера окаменела лицом, прошептав:

– А ведь я этого ждала…

Мы подавленно молчали. Далекая страна, наша родина, на серых и нищих просторах которой разгуливал, безраздельно властвуя, жирный неуязвимый динозавр криминала, напомнила нам о своем жестоком существовании очередной жертвой – в миллионной череде убитых бандитами, умерших от нужды и бездомья.

Нам, сидевшим здесь, повезло: к нам благоволила судьба, мы сумели изловчиться, ускользнув от зубов и когтей чудовища, но смрад его донесся и сюда, в благословенные Богом дали.

– Ты можешь отвезти меня в аэропорт? – спросила Вера Сергея. – С Тенерифе утром летит чартер в Москву. – Она говорила отрешенно-спокойно, будто там, вдали, умер давно обреченный больной, и только дергающийся уголок губы и потемневшие от боли глаза выдавали ту круговерть чувств, что сейчас владела ей.

– Конечно. – Сергей скомкал лежавшую на коленях крахмальную салфетку, бросив ее на стол.

– И еще, ребята… Присмотрите за Леной и за сыном… Мало ли что?..

Я отозвался сумрачным кивком на ее взгляд, ищуще остановившийся на мне. Ресторанный угар оборвал мягкий хлопок автомобильной дверцы.

Спустя полчаса мы приехали в дом. Ребенок спал, и будить его Вера не стала. Мы помогли собрать ей вещи, и вскоре она с Сергеем уехала в аэропорт.

Какое-то время мы с Леной молча сидели на кухне. Затем она произнесла задумчиво:

– Наверное, я несу аморальную и циничную чушь, но все-таки – есть во всем этом один плюс: она его не любила… Я знаю.

– Почему?

– Потому что он любил только деньги. И сложил голову из-за них, проклятых…

– Да не только в деньгах дело, – сказал я.

– А в чем?

– В той территории, на которой их зарабатываешь. – Я поднялся. Обойдя стол, подошел к ней, обнял хрупкие плечи и поцеловал нежные пряди, упавшие на висок. Сказал: – Все. Завтра приеду.

– Оставайся, – неуверенно отозвалась она. – Комнат много, я тебе постелю.

– Мне будет трудно уснуть, зная, что ты где-то рядом, – дипломатично поведал я.

Она посмотрела мне в глаза. Сказала:

– Я ведь об этом пожалею…

– Не думаю, – с лживой уверенностью заявил моими устами встрепенувшийся в глубине порочный соблазнитель.

Уже утром, забываясь в зыбком, истомленном сне, я вспомнил скабрезные разглагольствования папани.

Старый чертяка все-таки в чем-то был прав!

Весь экипаж машины боевой под художественным руководством моего мучителя родителя прикатил, немилосердно сигналя под окнами, ровно в половине десятого утра.

– У вас тут что, работа? – не открывая глаз, прошептала Леночка, прижимаясь ко мне восхитительно горячим, сухим телом.

– Да, дьявол ее побери! – Я с трудом пытался разлепить набухшие веки.

– Какая?

– Ну… работа-то не волк, зато начальник – зверь! – С трудом сохраняя равновесие, я шагнул к окну.

Папаня, стоявший у «мерседеса» с распахнутыми настежь дверьми, выразительно погрозил мне кулаком.

– Щ-щас, мою бабушку так-растак! – Я скривил ему зверскую рожу. – Без меня не обойдетесь, что ли?!

– Так и поделим все без тебя, – донесся бесстрастный ответ. – Спи. Дорогой товарищ. – После папин голос повысился: – Его благородие только просыпается, а у меня уже вся жопа мокрая от беготни! Всю ночь с бомбой мудрили, герметизировали, кабель сранья покупали-выбирали…

Я обернулся к Лене. Молвил повинно:

– Должен ехать. Что делать! Люди хотят хорошей жизни, а им постоянно устраивают веселую…

Она с неохотой раскрыла глаза. Произнесла через вздох:

– Позвольте чисто мужской вопрос: что делаете сегодня вечером?

– И вечером – служба, – ответил я. – На мне ребенок и любимая женщина. Буду с ними занят до следующего утра.

– А утром снова на службу? – Она потянулась. – Ладно. Что в таком случае вы предпочитаете на ужин, любимый мужчина?

– Мы пойдем в ресторан.

– Ну-ну! – сказала она рассудительно. – Не надо излишнего изобилия красивых жестов. Источников доходов на острове Фуэртевентура весьма немного. А на помощь извне теперь рассчитывать не приходится. Или вы граф Монте-Кристо?

– Стремлюсь быть таковым, – поведал я. – Но покуда не выходит. Хорошо, согласен: пускаемся в семейное плавание. Дизеля – на экономический режим!

Острить-то я острил, но, когда выходил из дома, не без трепета душевного подумал о той доле правды в каждой шутке, что в количественном своем отношении иной раз невольно над самой шуткой преобладает…

На Леночку, как мне показалось, я произвел впечатление во всех смыслах благоприятное, однако беда всех этих первых впечатлений в том, что им довольно трудно соответствовать в дальнейшем.

– Хорош! – восхищенно сказал папаня, обозрев мою деформированную активным образом ночной жизни физиономию. – Герой полотна Пикассо! Матрос с торпедированного сухогруза… Ну, починил разбитое сердце свояченицы покойного?

– Поехали, изуверы, – хрипло откликнулся я. – Дайте воды.

– Чего, уже потек радиатор? – не удержался от пошлой подковырочки братец Вова – клянусь, наверняка глубоко завидовавший мне.

– Слушай, я тебе не подушечка для иголок! – взорвался я.

– Чего ты злишься? Я ж о тебе беспокоюсь… Вот и презервативы тебе купил, черного цвета, специально…

– Почему… черного? – обернулся я на него.

– Ну… в доме траур… Твой такт оценят…

Я беспомощно отмахнулся от негодяя вялой со сна кистью.

Обижаться на братца было бессмысленно. Слышал, что как-то спьяну наткнувшись на процессию, возглавляемую его знакомым, хоронившим жену, Вова, давно не видевший приятеля, удивившись, спросил его: ты что, мол, разве женился? И, услышав скорбное подтверждение, протянул руку, торжественно заверив: «Поздравляю!»

Его прикольчикам с душком черного юмора еще с детства не виделось конца и края.

Память фрагментарно воссоздала из прошлого пластмассовую челюсть вампира, которой Вова пользовался, без очереди пролезая за дефицитной некогда водкой в раздаточное оконце магазина и повергая ужасным оскалом в шок и содрогание пытавшуюся его урезонить очередь; рога лосей и горных козлов, презентованных или же внаглую проданных супругам соблазненных им женщин…

Один из рогоносцев, некто Фридман, бывший Вовин начальник – низенький, толстенький, с приплюснутым носиком, добродушно именуемый им Фрюшей, прознав об измене своей неблаговерной с подчиненным, выкинул подаренные рога с балкона, разбив ими лобовое стекло своей машины, а затем, трясясь от ярости, несправедливо, как полагал Вова, уволил соблазнителя по статье «Несоответствие занимаемой должности», за что в ответ был анонимно подписан на ежегодный журнал «Скотоводство и свиноводство в СССР».