Сборник статей и интервью 2007г. - Борис Кагарлицкий

Поскольку монополия КПРФ рухнула, а смысл праздника окончательно улетучился, выходить на улицу в первый день мая готовы все кому не лень, от либералов до фашистов. В общей сложности на этот день в Москве запланировано 18 различных мероприятий. Молодые люди, зарабатывающие себе на пиво участием в митингах, могут хорошо поживиться. Ведь акции проходят не только в разных местах, но и в разное время. При должной информированности и сноровке можно успеть в два или три места. Так заработать можно будет уже не на пиво, а на водку.

В прошлом году первомайская демонстрация КПРФ сопровождалась большим скандалом, когда выяснилось, что к участию в ней партийное руководство привлекло ультраправые организации. Собственно, Движение против нелегальной иммиграции, православные хоругвеносцы, всевозможные монархические, черносотенные и белогвардейские организации давно уже составляют важнейший элемент во всех массовых акциях КПРФ. Но на сей раз подобную публику не просто благосклонно принимали в рядах демонстрантов, но и специально приглашали к участию. Итогом оказались эпизодические стычки между леворадикальными активистами и фашистскими группами в хвосте колонны и самодовольные заявления некоторых левых групп о том, что они преградили «нацистам» путь на митинг. О том, что перед тем им пришлось с теми же «нацистами» пройти в соседних колоннах, предпочитали скромно не говорить.

Но нет худа без добра. Тот первомайский скандал для многих оказался последней каплей. Если в прошлом году активисты свободных профсоюзов или левых организаций горячо обсуждали, что делать с митингом КПРФ, как относиться к участию в нем ДПНИ, то в нынешнем году все это уже не имеет большого значения. Пусть ходят куда хотят и с кем хотят. Если КПРФ - это партия, которой по пути с белогвардейцами и черносотенцами, то так тому и быть.

Небольшие леворадикальные группы сами по себе общественной силой в сегодняшней России не являются и их явка или неявка на тот или иной митинг не становится событием, заслуживающим серьезного внимания даже в самих леворадикальных кругах. Однако социальная ситуация 2007 года отличается от прошлогодней одним весьма существенным обстоятельством. После забастовок на «Форде» распространение свободных профсоюзов по новым предприятиям стало общеизвестным и достаточно массовым фактом. После успеха «фордовцев» начал организовываться профсоюз на заводе «Хайнекен-Петербург», конфликт с администрацией привел к «итальянской забастовке». В северной столице начал, к ужасу начальства, развертываться Свободный профсоюз почтовых работников. К середине весны эпидемия профсоюзного строительства докатилась до Москвы. За две недели, когда организовываться стали рабочие «Рено» на заводе «Автофрамос», (наследнике советского АЗЛК) заявления о вступлении в профсоюз подали около 200 человек.

В масштабах страны или даже Москвы это не так уж много. Однако тенденция! И в сложившейся ситуации свободные профсоюзы должны заявлять о своем существовании публично. Лучшего повода, чем 1 мая, для этого просто нет.

В итоге руководство двух крупнейших объединений свободных профсоюзов - Всеобщей конфедерации труда (ВКТ) и Конфедерации труда России (КТР) решили первого мая провести собственный митинг на площади у метро «Ул. 1905 года».

Подготовка митинга оказалась осложнена непредвиденной проблемой. Уже после того, как профсоюзы заявили маршрут шествия, выяснилось, что по тому же маршруту, но в противоположном направлении (символично, не правда ли?) идет «Справедливая Россия». Городские чиновники, естественно, отдали предпочтение заявке Сергея Миронова, хотя подана она была позже. В итоге ВКТ и КТР пришлось ограничиться митингом и перенести его по времени - на 12 часов.

Главные лозунги - вернуть профсоюзам право на забастовку, фактически отнятое у них новым Трудовым кодексом, обеспечить свободу организации (иными словами, дать работнику возможность самостоятельно и без всякого давления решать, в каком состоять профсоюзе и состоять ли вообще), отказаться от разрабатываемого в недрах Госдумы закона о «заемном труде», по которому работника может нанимать одна фирма, а эксплуатировать другая (случись что, концов не найдешь). Короче, речь идет не об абстрактных лозунгах, а об очень простых и понятных требованиях. Другое дело, что коль скоро адресованы эти требования к Думе и вообще к власти, они становятся политическими.

Собственно, это и есть настоящая политика в демократическом и гражданском смысле, когда собираются люди не ради того, чтобы поддержать того или иного демагога, а для защиты своих совершенно конкретных, повседневных интересов. И гражданское, и классовое сознание формируется именно так.

Решение давалось непросто. Во-первых потому, что подобных самостоятельных акций профсоюзы раньше не проводили, предпочитая блокироваться с кем-нибудь из политических сил. Во-вторых потому, что Москва меньше всего может быть названа рабочим городом. Здесь массы рабочих сегодня вывести трудно, поскольку их как бы и нет. Предприятия закрыты или перепрофилированы, а строительный бум обслуживается рабочими мигрантами, которые не то что на демонстрацию, но даже просто на улицу боятся выйти, такой у них сложился замечательный опыт общения со столичной милицией. Клерки банков, риелторских и страховых контор, мелкие служащие министерств и корпоративных офисов готовы ругать начальство, но бастовать и строить профсоюзы не очень умеют, да и привычки ходить на митинги у них нет. Оппозиционная пресса предпочитает обсуждать марши несогласных, поскольку борьба за либеральные ценности гораздо увлекательнее, чем попытки рабочих улучшить свои условия труда, добиться повышения заработной платы или элементарного уважения к своей личности. А леворадикальная творческая интеллигенция предпочитает авангардные художественные выставки и философские диспуты митингам протеста.

Короче говоря, главный вопрос в том, сможет ли профсоюзный митинг быть достаточно массовым без поддержки прессы, без затраты серьезных финансовых ресурсов (которых просто нет) и без сильного мобилизационного механизма (который построить можно лишь в городе, где имеются крупные организации).

Однако каким бы ни был результат, первомайский митинг на улице 1905 года имеет шанс стать историческим. И дело совершенно не в численности участников, которая может оказаться довольно скромной. Впервые за все время своего существования свободные профсоюзы России готовы выступить солидарно с самостоятельной позицией. Это прежде всего ответ тем, кто уже готовится построить их в свои предвыборные колонны - от КПРФ до «Справедливой России», от «Другой России» до всевозможных региональных начальников. Рабочее движение выживет в нашей стране, только если сохранит свою самостоятельность и не даст собой манипулировать, не даст вовлечь себя в чужие игры.

Митинг 1 мая 2007 года свидетельствует о том, что осознание этого простого принципа в движении есть.

БРОНЗОВЫЙ СОЛДАТ ВЫСТРЕЛИЛ

Новость о волнениях в Таллине дошла до меня во время философской конференции в Ростове-на-Дону. Участники оживленно обсуждали проблемы диалектической логики и актуальность гегелевской «Феноменологии духа», когда кто-то из молодых обнаружил сообщение о событиях в Эстонии в своем мобильном телефоне и показал мне. В перерыве новость уже обсуждалась среди философов, хотя и не вызвала особого возбуждения. «Это всё практика, - презрительно сморщился один из них. - А мы теоретики».

Только один из теоретиков высказал обобщающее суждение, заставившее меня задуматься. «Теперь понятно, что Эстония всё-таки европейская страна, а местные русские почувствовали себя гражданами Европы. Они ведут себя точно так же, как повели бы себя в аналогичной ситуации датчане, французы или британцы».

И в самом деле, массовое неповиновение властям есть одно из проявлений демократического самосознания общества. Ещё теоретики XVII века в числе основных гражданских прав записали «право на восстание». Выход народа на улицу - это законный и даже обязательный ответ на незаконные или очевидно несправедливые действия власти, которые воспринимаются обществом как очевидно противоречащие нормам цивилизованной жизни или унижающие достоинство людей. Именно поэтому сочувствие публики в подобных случаях неизменно оказывается на стороне бунтующих, а власти редко решаются преследовать участников или зачинщиков беспорядков. Ведь в соответствии с логикой гражданской жизни ответственность за произошедшее в первую очередь ложится на правительство.

Увидев, как власти пришли сносить памятник советским солдатам, погибшим во Второй мировой войне, жители Таллина не просто возмутились на своих кухнях, а оказали сопротивление. Лет через сорок апрельские события 2007 года будут проходить в эстонских школах как поворотный пункт в истории становления гражданского общества в стране. И нет смысла описывать произошедшее как протест «русских» против оскорблений со стороны «эстонцев». То, что подавляющее большинство в толпе составляли русскоязычные жители столицы, говорит только о том, что чувство гражданского самосознания пробудилось у них раньше и острее, чем у их говорящих на эстонском языке земляков. Другое дело, что российские средства массовой информации не только интерпретируют конфликт как этнический, но и всячески разжигают этническую вражду по обе стороны российско-эстонской границы.