Уникум (СИ) - Билик Дмитрий Александрович

— А если я не захочу ни к кому примыкать?

— Такого не бывает, — чуть улыбнулась Света. — Тебе просто не дадут спокойной жизни. Одиночек, да еще сильных, никто не любит. Так что подумай над своим будущим уже сейчас.

Вот и пошла в ход тяжелая артиллерия. Зыбунина говорила про ведьм и что с ними лучше не ссориться. Терлецкая другими словами заявляла то же самое о высокородных. Получается, единственная девушка, которая на меня не давила — это Тихонова. Вот тебе и ребро. Нет, не адамово, а от монеты. С другой стороны, как все ловко разрешилось.

Однако не успел я порадоваться, как получил еще немного пищи для размышлений. Тренировка началась как обычно, без всяких прелюдий. Я какое-то время бежал рядом с Мишкой и Рамиком. Последний был сам на себя не похож — молчал и постоянно смотрел на меня с видом побитой собаки. Нет, я его не бил, хотя надо было. К моменту, когда вчера Рамиль пришел и жалобно поскребся в дверь, я уже отошел. Но еще периодически грозно поглядывал на друга, мол, за болтливость простил, но осадочек остался.

На круге третьем я стал прибавлять и оторвался от товарищей. Так даже лучше, мозги прочищу, может, перестану думать об этом треклятом бале. Ага, как же. Будто из под-земли рядом возникла Тихонова. И невзначай начала разговор.

— Максим, а не знаешь, что происходит с температурой во флигеле?

— С температурой? — не сразу понял я.

— Да, батареи еле работают, а жаром так и пышет.

— Не знаю, — для убедительности пришлось даже помотать головой.

— Подруга говорит, что это сущность какая-то завелась. Надо, наверное, Козловичу будет сказать. Как думаешь, до бала это сделать или после? А, может, и не говорить совсем?

И прибавила хода, а я чуть не остановился. Нет, ну вот теперь окончательно розовые очки с меня упали. Угроза Зыбуниной, предостережение Терлецкой и шантаж Тихоновой. Можно сказать, что я видел все. С другой стороны, и девчонок при очень большом желании можно понять. Каждая узнала об еще двух письмах и пустила в ход всяческие ухищрения. Итак, ситуация возвращается в исходное значение.

Не было бы счастья, да несчастья помогло. Разброд и шатание в голове почему-то благоприятным образом действовали на мои магические способности. После пробежки Якут повел нас в лес, где заставил спрятаться. Так, как мы только сможем. Хорошо, а то надоело бегать с камнями и толстенными ветками. Все еще думая над девчонками, я на автомате провел рукой над мерзлой землей. Та не без труда, но разошлась на добрые полметра. В эту яму я и сел.

Еще несколько манипуляций, и вот вместо меня красуется сухой куст, засыпанный листьями. Весь этот странный гербарий держался на крохах силы, исход которой я сразу ограничил давним мысленными уменьшение в уме столбика из камней. Сидел, а сам думал по поводу бала.

— Мне иногда кажется, что ты послан, чтобы разрушить все устоявшиеся методики обучения магии, — раздался голос Якута рядом.

— Почему? — вздрогнул я, и куст осыпался.

— Потому что сидишь сорок минут, поддерживая это забавную инсталляцию в неподвижном виде. Все уже давно во флигеле греются, а ты тут. Абстрагировался от всего мира. Предельная концентрация.

Мне казалось, в словах Якута слышалась легкая издевка. Обычно он выглядел спокойным, беспристрастным, но сейчас учителю было просто весело. И причиной тому явился я.

— Задумался. Очень сильно.

— А надо, чтобы мыслей не было совсем. Вот это правильная медитация, а не то, что у тебя. Ладно, поднимайся, — он протянул мне руку. — И что же одолевает разум единственного уникума первого курса?

— Кого пригласить на бал, — бросил я, лишь позже осознав, как легко раскрылся. — Точнее, на чье приглашение ответить согласием.

— Теперь это такая большая проблема?

— Еще какая. Зыбунина из ковена, Терлецкая из высокородных, а Тихонова тоже может крови попортить.

— Какая хорошая компания подобралась. А ты с кем хочешь пойти?

— Не знаю.

— Мужчины любят женщин, женщины любят детей, дети любят хомяков, а хомяки никого не любят. Так?

— Ничего я не хомяк. Просто правда не знаю.

— Тогда слушай одну простую и правильную мысль: любить надо только тех, кто любит тебя. В таком случае ты имеешь риск прожить долгую и счастливую жизнь. Есть ли среди этих троих та, которая относится к тебе наиболее благосклонно?

Я помолчал, обдумывая услышанное, и кивнул. Якут вроде задал вопрос, а вместе с этим я получил ответ.

— Спасибо большое.

— Беги, грейся. И, Кузнецов, в следующий раз не надо делать куст из веток деревьев. Тем более, веток разных деревьев.

Во флигель я ворвался вихрем, сразу же вбежав в свою комнату. В данный момент меня даже радовало натопленное Потапычем помещение, а крепкий запах сивухи не раздражал.

— О, а мы за тобой уже идти хотели, — поднялся на ноги Рамиль.

Вообще, он лежал на кровати в завернутом вокруг пояса полотенце и явно никуда не собирался. Но я даже на это не обратил никакого внимания. Подлетел к столу, плюхнулся, достал лист бумаги и стал писать ответное послание на одно из писем. Спустя пару минут я встал, чувствуя, как расправляются плечи. Напряжение, сковывающее меня несколько последних дней, уходило.

— Димон, зацени, — протянул я ему. — Правильно все расписал или надо более официально.

Байков взял листок и быстро пробежал по нему глазами. При этом он периодически удивленно поднимал брови и глядел на меня, будто не веря в авторство этого письма. И все это время Димон бормотал вслух прочитанное, иногда комментируя.

— Маг Кузнецов Максим… с огромным удовольствием, ну, это лучше убрать, написать, почтет за честь… на Белый бал. И напиши как есть, не мага, а ведьму. Для нее ничего обидного в этом нет, даже наоборот…

Наконец он оторвался от послания, вздохнул и добавил.

— Ну что, Макс, теперь готовься к ответке.

Глава 22

Казаки писали письмо турецкому султану находясь в довольно веселом настроении. Это я еще по урокам истории в обычной школе помнил. Наша неразлучная четверка пребывала в крайней степени напряжения. Мы ругались, боролись за каждое слово, мяли листы и выбрасывали их в мусор. Хотя бы потому, что и адресат у нас был посерьезней какого-то там султана — отверженные девушки.

— Вот, — протянул нам исписанный листок Рамиль. — Лучше не скажешь.

— Уважаемой госпоже Терлецкой, прошла любовь, завяли помидоры, сандали жмут и… Так, Рамиль, ты издеваешься? — я бросил в долговязого его же посланием, только теперь наспех преобразованным в метательный снаряд.

— Да без разницы, что вы там напишете. Отказ есть отказ.

— Нет, — спокойно заметил Байков, — грамотно подобранные слова могут свести на нет любой конфликт.

— Ну-ну, — только и хмыкнул Рамик.

К отбою следующего дня письма были написаны, а все три конверта я передал через знакомого домового Петра. И приготовился вкушать плоды своего выбора. Началось все с Зыбуниной. Или правильнее сказать с какой-то новой девчонки, которая села рядом со мной. Выглядела Катя неотразимо. Я не мог оторвать взгляда от ее непослушных волос, которые она небрежно поправляла своей изящной рукой. Глаза казались необычайно большими и грозили утопить в себе. А губы манили и будто шептали всякие непристойности.

И надо отметить, не только я заметил преображение Кати. Большая половина мальчишек (тех, что поближе), смотрели на Зыбунину открыв рот. Наверное, это ее и смутило. После первого урока она выбежала из класса, а вернулась уже самой обычной. Той, которой я ее знал. Что это было за наваждение?

— Прости, Максим. И спасибо.

— За что прости? За что спасибо?

— Спасибо за принятое приглашение на бал. Я же знаю, что у тебя имелся выбор. А прости… за эту клоунаду с внешностью. Я хотела, чтобы ты смотрел на меня восхищенно, хоть минутку. Это глупо, если честно.

— То есть ты можешь сделать так, чтобы нравится всем окружающим?

— Конечно, это не так уж и трудно. Я же ведьма. Пусть еще и не набравшая силу.