Уникум (СИ) - Билик Дмитрий Александрович

Якут с Козловичем еще о чем-то говорили снаружи, точнее спорили. Я слышал их приглушенные голоса. А потом куратор вернулся обратно. Пристально посмотрел на меня и покачал головой.

— Два дня тебе отлежаться, потом возвращаешься на учебу. С тренировками подумаем.

— А что будет с Терлецкой?

— С ней? — куратор поиграл желваками. Было видно, что этот вопрос ему не понравился. Ему вообще не доставляла особого удовольствия вся эта ситуация. — Ничего с ней не будет.

— Но как?! — я попытался привстать на локтях, но тут же рухнул, сраженный болью.

— Я еще не говорил с ученицей Терлецкой, но примерно знаю, что скажет она или ее юрист, если уж дело дойдет до публичных разбирательств. Заклинание ты применил сам, по доброй воле. Никто тебя не заставлял. Это как пробраться в чужой дом, выпить бутылку отравы и жаловаться, что там была не водка. Я, конечно, сделаю внушение, но…

Козлович развел руками, а я едва заметно кивнул. Я был необычайно зол, но в целом логику понимал. Если откинуть эмоции, то все действительно так и выходило. Я повторил заклинание по доброй воле, не думая, что Терлецкая окажется так коварна. Кто в этом виноват? Только первокурсник Кузнецов, решивший, что высокородные тоже могут быть нормальными людьми.

— И вот еще что, Максим, — я встрепенулся. Куратор редко называл меня по имени. — В интересах твоей же безопасности пока лучше будет помалкивать о природе заклинания. Я сейчас говорю вполне серьезно. Я понимаю, что ты, наверное, хочешь отомстить. Однако, это глупое действие дочки одного из самых влиятельных людей в России. Попробуешь кинуть тень на ее репутацию, последствия могут быть самыми плачевными.

Мне оставалось только кивнуть. Козлович ушел, я остался наедине со своими мыслями, и стал рассуждать о словах Якута. «Когда Терлецкая чувствует себя плохо, это зеркалит по нему». Учитывая, что боль была жуткая, неужели Света так сильно переживает? Конечно, прощать совершенное я не собирался. Однако в произошедшем все было как-то неоднозначно.

Да, аристократка решила наказать меня. Чего тут было больше: обиды, высокомерия или… каких-то чувств. Я опять вспомнил слова Якута: «Любить надо тех, кто любит тебя». И вот это совершенно верно. Пытаться выяснить, что же случилось с Терлецкой не было никакого желания. В следующий раз от наплыва эмоций она мне голову оторвет.

Немного успокоившись, я постарался задремать, хотя боль так никуда и не ушла. Правда, стоило закрыть глаза, как рядом кто-то принялся возиться, греметь, шуршать. Я хотел сквозь сон попросить Светлану Борисовну не шуметь, однако не успел. На грудь плюхнулось что-то вязкое и холодное.

— Ммм… — замычал я.

— Ты терпи, терпи. Мужик ты или где? — поинтересовался Потапыч. — Травки хорошие, шрам вытянут.

— Куда вытянут?

— Куда надо, туда и вытянут. Лежи.

— А чего ты вообще явился?

— Ты, конечно, тот еще фрукт, — признался банник. — Но все ж хозяин. Помрешь, неровен час, куда мне потом?

Более того, Потапыч даже не стал «натапливать» комнату. Вместо этого достал мокрую холодную тряпку и приложил ко лбу, приговаривая какие-то непонятные слова. Не скажу, чтобы боль ушла, но стало немного легче.

Самая жесть началась вечером. Рану жгло будто изнутри раскаленным железом. И если бы не Потапыч, притащивший какой-то странный кувшин с обжигающей противной жидкостью, было бы совсем плохо.

— Что это? — хватал я воздух после первого глотка. — Самогонка?

— Да какая это самогонка? Настойка на травах. Там градуса почти нет, так, баловство одно. Ты пей, пей, к утру полегче станет.

Пришла мысль, что как нельзя кастовать незнакомые заклинания, так и не стоить пить непонятные настойки из рук банника, который себе на уме. Однако Потапыч оказался слишком настойчив, а сил сопротивляться попросту не было. И судьба вознаградила меня за все пережитые мучения. Я забылся и проспал до самого утра, точнее до обеда. Боль не ушла, но стало намного легче. Пробудившись, мне удалось даже самостоятельно встать с кровати и найти зеркало, чтобы осмотреть себя.

Выглядел я отвратительно, краше в гроб кладут, как говорила бабушка. Кожа бледная, под глазами синяки, волосы взлохмачены, как у какого-нибудь сумасшедшего ученого. А на груди запекшаяся рана в виде двух ровных линий — одна из которых выходила из середины другой. Я пригляделся и понял, что они мне напоминают. Букву «Т» написанную под наклоном. Терлецкая оказалась права, напоминание на всю жизнь.

— О, уже на ногах, — первым ввалился Рамиль. — У нас времени немного. Там Мишка медичку отвлекает.

— Как ты? — спросил Байков.

Я неоднозначно пожал плечами.

— Бывало и лучше. Как вы меня вчера нашли?

— Так эта психичка и сказала, — начал тараторить Рамиль. — Пришла к нам в комнату, злющая. Ну и ляпнула, мол, идите, забирайте своего друга. И вид у нее был какой-то сумасшедший. Представляешь? На всю голову повернутая, такое с тобой сделать. Кстати, а что она сделала?

Вспомнив наказ Козловича я в обтекаемых выражениях объяснил, что именно произошло. Говорить Рамилю о любовном заклинании — значило рассказать это всей школе. Может, позже поделюсь с Байковым, но не сейчас. Из короткого разговора с ребятами выяснилась еще одна любопытная деталь. С Терлецкой все нормально, по крайней мере, на учебе она выглядела, как обычно. Разве что немного нервной. Что не помешало ей пригласить на бал Куракина, отчего тот ходил весь день с придурковатой улыбкой.

— И Тихонова Мишке написала, — подытожил Рамиль. — Назло, наверное. Но он только ничего не ответил, с тобой хотел посоветоваться.

Блин, еще же Вика. А это ведь только ответка от Светки прилетела. Я обессиленно сел на кровать. Нет, эти женщины явно загонят меня в могилу.

— Официальная версия, — сказал я, глядя в потолок. — Я применил заклинание, из-за которого и пострадал.

— Сам? — не поверил Рамиль. — А как же Терлецкая? Она же явно замешана.

— Сам! — с нажимом повторил я.

— Мы поняли, — поднял руку Байков, останавливая Рамика, который не собирался замолкать. — Мы зайдем еще, вечером, если получится.

Они ушли, а снова потрогал рану на груди. Шрам запульсировал, будто живой. Вот так и общайся с девушками.

— Бабы они такие, — разглядывал рану Потапыч. — У меня вон тоже домовиха отбрила. Дескать, не соответствую требованиям. Не дура ли? Где она такого, как я найдет? Красивого, умного, скромного. Так и будет юбкой до конца дней среди этих заморышей вести. Ты, хозяин, не переживай. Мы тебе новую бабу найдем.

— А надо ли ее искать? Как-то не складываются у меня отношения с девчонками.

— Как не надо? — удивился банник. — Мужик без бабы, что ива без воды. Ты давай, отдыхай. Я пойду у этих задохликов еды украду какой. Тебе поесть надо.

— Зачем красть, если можно попросить?

— Вот только перед домовыми я еще не унижался, — буркнул Потапыч и исчез.

Стоило баннику уйти, а мне попытаться уснуть, как послышались шаги в коридоре. Я не пойму, тут приемная президента что ли? И где Светлана Борисовна? Или ее опять Мишка отвлекает?

Однако, когда в медкабинет-палату вошла гостья, я сразу забыл обо всех глупостях. Еще недавно красивые глаза сверкали холодной и несокрушимой силой, сама она стала будто выше, нависая над бедным мной, а всклокоченные волосы будто жили своей жизнью. Почему-то вспомнилась Медуза Горгона. Хотя после первого вопроса я понял, что бояться нужно не мне, а Терлецкой.

Катя наклонилась к самому лицу и сурово спросила.

— Кто это сделал?

Глава 23

Я привык видеть Зыбунину задумчивой, часто даже отрешенной, потому внезапное преображение меня напугало. Катя походила на валькирию, которая спустилась на грешную землю с одной целью — карать. Надо было назвать лишь имя обидчика. Вот только подставлять ведьму мне хотелось меньше всего. Непонятно, кто выйдет победителем из этой разборки.

— Я знаю, что это Терлецкая, — уверенно сказала она, разглядывая отметину на груди. Мне только теперь пришло в голову запахнуть рубашку.