Молодой Ясперс: рождение экзистенциализма из пены психиатрии - Александр Перцев

«Он (Ниссль. — А. П.) настолько был удовлетворен моей диссертацией “Тоска по родине и преступления”, что оценил ее высшим баллом и пошел навстречу моему желанию работать у него в клинике. Первый наш разговор с глазу на глаз, когда я выразил такое желание, был краток. В ответ на мою просьбу он спросил: “Хорошо, а чем именно вы хотели бы заниматься?” Я сказал: “Первые недели я собираюсь провести в библиотеке, чтобы сориентироваться, чем можно заниматься вообще”. Он удивленно посмотрел на меня и сказал, как отрубил: “Ну, если вам угодно заниматься такими глупостями — извольте”. Я был просто потрясен и уничтожен таким ответом. В бешенстве я хотел было отказаться от работы в клинике, но поразмыслил и решил так: “Это — заслуживающий уважения исследователь. Мне следует простить его за то, что он излил свой гнев на молодого человека. Клиника его уникальна. В Германии другой я не найду. Тут на карту ставится вся моя судьба. Надо смирить свою гордыню”. Так началась моя работа. Ниссль предоставил мне полную свободу, слушал мои научные доклады и как‑то сказал одному из ассистентов: “Жаль Ясперса! Такой интеллигентный человек, а занимается сплошной ерундой”. Когда я однажды из‑за своего болезненного состояния опоздал к обходу, он приветствовал меня так: “Но, господин Ясперс, как бледно вы выглядите! Вы слишком много занимаетесь философией. Красные кровяные тельца этого не выносят”» [С. 228].

Такие подначки не могли сбить К. Ясперса с избранного пути. Он считал, что психиатрия должна стать наукой, сочетающей практику с теорией. Будучи потомком крестьян, торговцев и банкиров, К. Ясперс рассуждал просто: наука без теории — неэкономная трата сил. Ее знания бесполезны, потому что она может только описывать отдельные случаи, которые именно в таком виде никогда больше не повторятся. А пустой траты сил и времени К. Ясперс не мог себе позволить. Время жизни приходилось экономить…

Ясперс пришел к выводу, что наука без теории неэффективна, наблюдая за своими коллегами — психиатрами со стороны. Его взяли в клинику ассистентом — волонтером и нагружали не в полную силу, поскольку состояние здоровья не позволяло ему нести нагрузку врача[98]. Коллеги были погружены с головой в свои повседневные хлопоты, им некогда было анализировать свою врачебную деятельность; Ясперс, у которого было не в пример больше свободного времени, наблюдал за их работой — и видел бесплодность усилий, вызванную, во многом, недоразвитостью теоретического мышления в психиатрии. Коллеги были умными и квалифицированными специалистами, но вот перейти к серьезным научным размышлениям все никак не могли.

Утро в клинике начиналось, как водится в больницах, с обхода — каждый врач представлял своих больных коллегам. Происходило живое обсуждение наблюдаемого пациента. В ходе такого обсуждения назревали какие‑то обобщения, намечались какие‑то элементарные теоретические понятия. Их увлеченно продолжали обсуждать за совместным обедом. Но… к утру все эти понятия забывались — и на следующем обходе все начиналось с чистого листа.

К. Ясперс пишет об этом с нескрываемой досадой:

«Когда я присутствовал на регулярных представлениях больных и дискуссиях в кругу врачей, мне порой казалось, что им постоянно приходится начинать с нуля. Каждый конкретный случай подводился под несколько жалких обобщающих понятий. А потом все напрочь забывали сказанное ранее. Всякий раз, как я испытывал удовлетворение от того, что удалось изучить какой‑то феномен, оно соединялось с ощущением, что вперед продвинуться не удалось. Возникало чувство, будто я живу в мире, где существует необозримое множество разнообразных точек зрения, которые можно брать и в любой комбинации, и по отдельности, но все они до невероятия просты и бесхитростны. “Психиатры должны научиться мыслить”, — заявил я как‑то в кругу своих коллег — врачей. “Надо будет поколотить этого Ясперса”, — дружески улыбаясь, сказал в ответ Ранке» [С. 221].

Не обнаружив психиатрической теории в собственной клинике, К. Ясперс и решил отправиться в библиотеку, чтобы обратиться к книгам и статьям психиатров. (У его коллег, ежедневно занятых больничной рутиной, времени сидеть в библиотеке не было). Вывод, к которому пришел Ясперс после чтения, был неутешительным:

«Освоенная мною литература по психиатрии, изданная более чем за сто последних лет, была необыкновенно обширна, но, как оказалось, содержала главным образом пустые, ни на чем не основанные рассуждения. В этой куче попадались и жемчужные зерна — когда кто‑нибудь из авторов излагал результаты реальных наблюдений достаточно ясно и таким образом, что, столкнувшись с данным феноменом в будущем, его можно было однозначно распознать. Часто об одном и том же говорилось совершенно различными словами, преимущественно неопределенными. Каждая из школ имела свою собственную терминологию. Казалось, что разговор идет на совершенно разных языках, местные же диалекты этих языков существовали в каждой клинике. Создавалось впечатление, что единой, объединяющей всех исследователей, научной психиатрии не существует» [С. 221].

Это впечатление было верным, и последующие годы жизни Ясперс посвятил созданию научной психиатрии. Он создал фундаментальные произведения, сделавшие его признанным классиком психиатрической науки. Но начиналось все именно с диссертации, написанной К. Ясперсом вскоре после окончания медицинского факультета. Понятно, что привычку к чтению книг в библиотеке Карл Ясперс приобрел именно тогда, когда писал ее. Именно тогда он сделал и вывод, что единой психиатрической науки еще нет, что разные школы говорят на разных языках. Значит, такую науку надо создавать, и приступил к созданию такой науки Карл Ясперс уже тогда, когда писал исторический экскурс об исследованиях ностальгии в начале диссертации.

Экскурс он писал специфически: не просто описывал факты и публикации в соответствии с хронологией, а мимоходом выяснял историю понятия «ностальгия», наводя читателя на мысли о том, что это понятие может означать в теоретическом плане. В этом не было ничего удивительного — Карл Ясперс еще в гимназии ставший восторженным поклонником Спинозы, полагал, что понятия, которыми ты пользуешься, надо определять строго. Тогда не будет пустых споров, в ходе которых оппоненты употребляют одинаковые слова в разных смыслах, а разные слова в одном. Вот почему исторический экскурс к диссертации и стал, по сути, скрытой разработкой теории, столь нелюбимой медиками — попыткой теоретически определить, что такое ностальгия и какие причины ее вызывают.